Исправительный труд в колониях: рабство или перевоспитание?

Принудительный труд заключенных юридически не считается рабством. Идейно – он должен облагораживать преступника и открывать перед ним перспективы легального заработка на воле. А как происходит на самом деле?

Катерина Андреева, журналистка и соавтор документальной книги, сейчас работает помощницей швеи в женской колонии в Гомеле. Другие политзаключенные, судя по рассказам их родственников, занимаются в неволе такими работами, как сбор щепок, сортировка старых шин, разборка бутылок от алкоголя с дозатором.

Есть ли хоть кому-то польза от подобного труда заключенных – экономике, обществу или самим отбывающим наказание?

Рабство или право?

В Беларуси принуждение к труду официально является частью некоторых видов наказаний и прописано в законе. А лишенные свободы граждане автоматически становятся обязанными трудиться «в местах и на работах, определяемых администрацией исправительных учреждений» – под страхом дисциплинарного, а то и уголовного наказания.

Является ли такое принуждение к труду рабством и нарушением прав человека? Международная организация труда не запрещает принудительные работы, если они назначены по приговору суда. С этим согласны и белорусские правозащитники: «Мы не называем этот труд нарушающим права человека до тех пор, пока не получим информацию о характере такого труда и всех иных обстоятельствах», - сказал в беседе с «Ежедневником» юрист правозащитного центра «Весна» Павел Сапелко.

«Труд надо рассматривать не как наказание, а как право: заключенный должен иметь право работать и получать деньги за свою работу. В идеале заключенный должен иметь право работать и зарабатывать столько, чтобы иметь возможность обеспечивать не только себя, но и свою семью», - считает правозащитник.

Сколько зарабатывают заключенные?

Практически при всех исправительных колониях в Беларуси созданы производства – как правило, дерево- или металлообрабатывающие, при женских колониях – швейные.

Формально на таких предприятиях действуют те же нормы выработки и расценки, что и на обычных. В 2015 году представитель Генпрокуратуры Юрий Горошко сообщил, что средний заработок осужденных в исправительных колониях равнялся примерно 50 долларам, в учреждениях открытого типа – 245 долларам. Между тем, выходцы из мест лишения называют совсем другие цифры. Так, например, освобожденный из колонии правозащитник Алесь Беляцкий опубликовал справку о заработной плате, согласно которой он в 2013 году зарабатывал около 9 долларов в месяц в эквиваленте, а после удержаний за содержание в колонии получал на лицевой счет 1,5 – 2 доллара.

«Есть специальности, которые позволяют заключенным зарабатывать хорошую зарплату, – отметил Павел Сапелко. – Например, в некоторых колониях есть производства, специализирующиеся на изготовлении металлических изделий. Им требуются квалифицированные сварщики – это высокооплачиваемая позиция. Но чтобы получить такую работу, должно совпасть очень много переменных: человек, имеющий квалификацию сварщика, должен попасть именно в ту колонию, где есть производство металлических изделий. Такие совпадения редки».

Академика – на лесоповал?

Большинство работ в местах лишения свободы низкоквалифицированы и низкооплачиваемы. Можно представить, какая работа там ждет, например, Артема Боярского – выдающегося студента-отличника, победителя олимпиад и стипендиата фонда по поддержке одаренной молодежи. Сейчас Артем обвиняется в создании экстремистского формирования. А после приговора, возможно, ему придется «собирать щепки» в колонии.

«Представление, что заключенному надо дать индустриальную специальность, чтобы он руками что-то делал, мне напоминает опыт 19-20 века, -- говорит правозащитник, -- когда в тюрьму сажали дядек с большой дороги и пытались из них сделать рабочих. Для этого учили их ремеслу. Ремесленные навыки могли обеспечить по выходу из тюрьмы каким-то заработком. Но сейчас 21 век, совершенно необязательно всех заключенных учить работать на швейной машинке или распиловочном станке».

Может, именно такой – бессмысленный и беспощадный – труд исправляет?

Сам факт существования «исправительных колоний» предполагает, что труд в этих учреждениях должен исправлять личность преступника. Достигаются ли в реальности эти высокие цели?

Действительно, по статистике, труд коррелирует с законопослушностью, а точнее – отсутствие труда коррелирует с преступностью. По данным CASE Belarus, около 2/3 всех преступлений совершается людьми, которые нигде не работают и не учатся. На их долю приходится и 70% рецидивов (повторных преступлений).

Очевидно, что задача тюрьмы – сделать так, чтобы при выходе из нее человек мог и хотел работать, обеспечивая свои нужды не преступным, а трудовым путем. Но на практике труд в белорусских тюрьмах не всегда облагораживает и дает квалификацию для получения работы на воле.

«Часто заключенным приходится выполнять тяжелую, грязную, травматичную работу. Например, чистить кабель от изоляции или отделять резину от корды. За такую работу заключенный получает копейки, – подчеркивает Павел Сапелко. – В силу своей вызывающей неквалифицированности, такая работа не раскрывает никакие положительные черты личности, не склоняет человека к мысли, что труд это – естественный способ обеспечить себя. В таком труде он видит лишь наказание».

Должен ли труд быть наказанием?

«Нужно определить, чего вы хотите добиться, помещая людей в колонию и принуждая к труду, – отметил юрист. – Если вы хотите получить замученного, забитого человека, крестящегося при каждом громком звуке, то можно просто его взять в плен, мучать много лет, убивать трудом. А если вы хотите, чтобы на свободу вернулся человек самостоятельный и равный вам, то нужно и в колонии к нему и относиться как к равному».

Цивилизованный мир уходит от концепции, что труд должен быть наказанием. Павел Сапелко рассказывает о своем опыте посещения тюрьмы в Швеции.

Это тюрьма невысокого уровня безопасности, что-то наподобие нашей колонии. Там содержатся только 200 человек заключенных – это не город из трех тысяч человек, как в наших местах лишения свободы. Начальник тюрьмы знает всех их по именам, он понимает потребности каждого из них.

«Там говорят: да, у нас есть цель, чтобы все заключенные работали. Но наказания за то, что заключенный не работает, нет. Мы должны убеждать заключенных работать. Причем вопрос стоит так, что заключенный должен работать хоть как-то. У них есть столярное производство, но может быть заключенный хочет работать библиотекарем или убирать помещения. Для некоторых заключенных они даже сделали свой огородик. Это более человечный подход», - считает представитель «Весны».

Выгодны ли государству десятки тысяч низкооплачиваемых заключенных?

Предприятия, которые работают в системе Департамента исполнения наказаний (ДИН), видимо, прибыльны. Об этом можно было судить из отчетов о финансах внебюджетного Фонда ДИН, которые публиковались вплоть до 2019 года. Фонд практически всегда был профицитным. Более того, в далеком 2011 году одно из тюремных предприятий вошло в топ высокорентабельных госкомпаний, которых обязали поделиться прибылью с бюджетом. В 2020 году Фонд был ликвидирован, и мы не знаем, насколько успешно предприятия системы исполнения наказаний работают теперь.

Учитывая, что большинство предприятий специализируются на деревообработке – а эта отрасль в нынешнем году успешно экспортировала – можно предположить, что деньги система продолжает зарабатывать.

Однако прибыльность предприятий не сильно улучшает жизнь самих заключенных. «Средства, которые зарабатывают предприятия, не тратятся на саму колонию. Нет прямой зависимости, что какая-то колония прибыльно работает, поэтому заключенные в ней живут в лучших условиях», - подчеркнул Павел Сапелко.