Экс-журналистка Белорусского радио: Увольнялись массово, некоторые уходили прямо со смены, отказываясь читать новости

Ольга Cемашко рассказала, что стало триггером для нее самой и ее коллег.

Почти год назад Ольга Cемашко ушла с работы, которой отдала 20 лет, и вместе с семьей уехала за границу. Она рассказала «Салідарнасці», как после выборов с государственного радио массово увольнялись сотрудники, а также – что для нее самой стало триггером.

«Стало понятно, что Ермошину мы не должны больше ставить»

— В службе информации Белорусского радио я вела «Радиофакт», отвечала за экономику. У меня был свой экономический проект, я работала с экономическим блоком правительства, Нацбанка, входила в пул премьер-министра, — рассказывает Ольга.

Она вспоминает, что последняя президентская кампания, в отличие от предыдущих, на радио проходила почти незаметно.

— В этот раз установка была такая: президентские выборы — это не новость, и мы не акцентируем на них внимание. Все новости, которые касались кампании, из официальной хроники исчезли. Даже Ермошина буквально пару раз о чем-то объявила, провела одну пресс-конференцию, и потом ее убрали из информационного поля, даже с телевизионного эфира начали снимать.

Прошел анонс, что будет программа Маркова с Ермошиной, но ее сняли, и стало понятно, что Ермошиной больше нигде не будет, и мы не должны ее ставить, даже в ЦИК наши журналисты не ходили, когда вручали документы кандидатам, — рассказывает собеседница.

На госрадио не освещали задержания Тихановского, Бабарико и последовавшую реакцию людей.

— Было дано указание, чтобы нигде не упоминался «Белгазпромбанк». Хотя я сама неоднократно освещала деятельность этого банка и брала интервью у Бабарико.

Когда Виктор Дмитриевич заявил, что намерен баллотироваться в президенты, поняла, что этого решения ждали все. Я подписывалась за тройку основных претендентов в кандидаты, но мой голос был за Бабарико.

Он действительно эффективный менеджер, который нужен нашей стране на данном этапе. Беларусь — страна упущенных возможностей, и, думаю, Бабарико помог бы нам их наверстать.

Дело в том, что в нашем правительстве звучало много разных, в том числе и толковых, здравых рассуждений и предложений, с учетом того, что наш кабинет министров работал с разными международными институтами. Но все обычно упиралось в то, что называли «отсутствием политической воли». Так говорили, чтобы не называть вещи своими именами и не указывать истинную причину, о которой мы все знаем, — говорит Ольга.

После ареста Бабарико с Белорусского радио начали увольняться первые сотрудники. Собеседница признается, что лично для нее триггеров в прошлом году было слишком много. Поэтому решение об уходе с радио было хоть и тяжелым, но единственно верным.

— Я помню, как в мае Ермошина объявила дату выборов, и я задала ей вопрос, чего она ожидает от этой президентской кампании. Она ответила, что все будет, как и в прошлые годы, никаких новых политических актеров на политической сцене никто не ждет.

Сразу после этого объявил о своих президентских амбициях Валерий Цепкало, потом Виктор Бабарико. После его задержания с радио начали увольняться журналисты. Нас тогда собрали и сказали: кто не согласен — мы никого не держим.

Я любила свою работу и даже последние несколько лет отмечала некоторые положительные сдвиги в плане экономики. Но потом случился коронавирус, и я увидела, как власти бросили на произвол и людей, и бизнес.

Потом посадили Сергея Тихановского и Виктора Бабарико. У меня продолжал накапливаться какой-то внутренний диссонанс и начинались диалоги с собственной совестью. Следующим триггером для меня стали проблемы с водой в Каменной горке, где мы жили. Я была на встрече с главой нашего Фрунзенского райисполкома Сергеем Шкрудневым, не как журналист, а как житель, и хотела спросить у него только про качество воды.

Но он в ответ начал хамить, оскорблять, назвал нас «майданутыми айтишниками», которые недовольны властью в стране. Меня поразило такое отношение к людям. Шкруднев был в чате Каменной горки и к нему иногда обращались с вопросами. Когда начали давать воду, и она вызывала сомнения, люди спросили, можно ли ее пить, на что он ответил, что… у него закончился рабочий день.

А на территории нашего района находятся несколько интернатов для детей, и мы сами организовывали подвоз питьевой воды туда, — вспоминает собеседница «Салiдарнасцi».

«Идут нарядные члены комиссии, а со всех сторон им люди кричат «Позор!»

Еще одним знаковым событием для коллеги стало голосование премьер-министра Романа Головченко, которое проходило 8 августа в сопровождении пула журналистов.

— Он голосовал в гимназии на улице Мельникайте. Там на крыльце сидели независимые наблюдатели, потому что их не пустили в помещение для голосования. Они увидели журналистов и подошли к нам, чтобы рассказать о той несправедливости, которая происходит, о данных, которые они подсчитали и которые не совпадали с официальными цифрами.

Это были обычные люди, некоторые с детьми, и они приходили туда каждый день, чтобы вести эти подсчеты. Было неприятно понимать, что тебя ассоциируют с теми, из-за кого все это происходило, — признается Ольга.

В день выборов она сама на своем участке в Каменной горке проголосовала за Светлану Тихановскую.

— На работе нас никто не агитировал. Вообще, последний раз со мной подобное произошло в начале 2000-х. Я была старостой группы в университете, нас собрал тогдашний ректор Козулин и сказал: «Вы же понимаете, за кого надо голосовать», намекая на Лукашенко. Сейчас ничего такого не было.

9 августа почти вся редакция была дома, с весны нам разрешали работать дистанционно. Но в тот день не было интернета. По-моему, для радио это не играло никакой роли, там все равно ничего не освещали. А вот «Белая Русь» объявила на 9 августа онлайн- марафон с включением экспертов из разных стран.

Я попыталась посмотреть этот эфир, но, так как ничего не было, пошла на свой участок, который находился среди нескольких в школе № 42. Я видела эти огромные очереди людей с белыми браслетами, кучи бюллетеней, сложенных гармошкой.

В восемь вечера мы пришли узнать результат, но к нам никто не вышел и результатов не вывесили. Члены комиссий попытались уйти через черный ход, но школьники и родители знали все выходы и ожидали там тоже. Приехал ОМОН, чтобы эвакуировать комиссии. Они, оттеснив людей, взяли под охрану выходы и подогнали автозаки. Видимо, у омоновцев другого транспорта нет.

И вот представьте картину: около часа ночи учителя во главе с директором выходят из школы в сопровождении ОМОНа, потому что им нужно дойти до этих автозаков. А на выборы они одеваются, как на праздник. Идут все такие в нарядных костюмах, в юбках-карандашах, а со всех сторон их ученики, родители, просто жители района, люди из окон близлежащих домов кричат «Позор!».

Делегация закрывает лица пакетами, а потом они пытаются залезать в автозаки. Но там ступенька высокая, и в узкой юбке это сделать сложно. Омоновцы подкидывают теток, те неуклюже выпадают — зрелище смешное и нелепое. Помню, подумала тогда: это же уважаемые люди, гордость страны, — делится Ольга.

На следующий день, 10 августа, она отказалась вести «Радиофакт» и делать информационные материалы. Собеседница говорит, что оказалась далеко не одна такая принципиальная.

— Коллеги-информационщики начали увольняться массово. Было даже такое, когда человек вроде бы начинал читать выпуски новостей, а потом уходил прямо со смены, не доработав. Первый канал остался практически без новостников, половина сотрудников точно ушла или отказалась вести новости. Но уходили и из других редакций. К руководству, наверное, каждый час кто-то заходил с заявлением.

В коридорах все обсуждали только один вопрос: ты уже написал заявление или еще собираешься?

Мне пришлось довести две экономических программы, которые я делала с коллегой, потому что тот был в отпуске. Когда он вышел, сразу же попросилась в отпуск, по регламенту это можно было сделать через две недели, и на эти две недели я взяла отпуск за свой счет. Больше я на радио не вернулась.

Хорошо помню свой последний рабочий день в первую послевыборную неделю. Я ждала «звук» Головченко, который был где-то на выезде. Было часов 6-7 вечера. Сотрудников в эти дни отпускали домой пораньше в связи с событиями в городе. Я осталась одна с омоновцами, которые охраняли Дом радио, потому что это стратегический объект.

Их было много на всех этажах, с собаками. А кругом — зловещая тишина, понимаете, даже во дворе, куда выходили окна, не было никого на детской площадке, как обычно. Интернет не работал, и мне стало жутко, почему-то вспомнились слова из песни «здесь птицы не поют, деревья не растут».

Через VPN удалось узнать о том, что Каменная горка собирается идти на Пушкинскую. Я вышла с работы — город пустой. Я выдохнула от того, что закончился этот рабочий день и период в моей жизни, и стала добираться на Пушкинскую. Там действительно в тот вечер было огромное количество людей, — рассказывает коллега.

Она говорит, что в Дом радио заходила еще несколько раз, чтобы подписать письма в защиту журналистов и против насилия, в поддержку «Сталіцы», когда канал забастовал. Плюс всех сотрудников, в том числе отпускников, вызвали для встречи с руководством Белтелерадиокомпании. Но встреча так и не состоялась.

Домой готовы идти пешком

Ольга уверена, что за прошедшее после выборов время из госСМИ ушли все профессионалы.

— Я не могу осуждать коллег, которые остались. У каждого свои жизненные обстоятельства, кто-то — мать-одиночка, у кого-то кредиты и т.д. Что касается тех, кто воспользовался ситуацией, так называемых «азаренков», то я их не могу оправдать.

Но, надо понимать, что для этих «специалистов» только в такое время и появился шанс выдвинуться и сделать карьеру. Посмотрите, кто эти люди, которые сейчас мелькают на экранах. Это те, о ком во времена профессионалов никто ничего не слышал и не знал.

Может, они и числились где-то, но их никто не выпускал в паблик, потому что все прекрасно понимали их потенциал. Когда ушли профессионалы, настало время таких людей. На радио, я помню, никого не заставляли гнать пропаганду. Те, кто это делал, делали по собственному желанию, — считает собеседница.

Вместе с семьей Ольга уехала из Беларуси еще в сентябре прошлого года.

— Практически сразу мой муж-айтишник посмотрел на все это и сказал, что меня надо увозить. Вскоре его по работе перевели в Киев, и мы переехали всей семьей. Я думала, что буду там просто женой, оставила дома всю технику, все диктофоны.

Но через две недели на меня стали выходить коллеги из разных СМИ и просили делать какие-то материалы про эмиграцию. Я начала сотрудничать с Радыё Рацыя. А потом польское радио Wnet открыло в Киеве и Варшаве белорусские редакции — радыё Ўнет. Я начала в Украине, затем переехала в Польшу, где возглавила службу информации радио Ўнет. Еще до нового года было очень сложно собрать коллектив, журналисты не хотели уезжать из Беларуси. Зато потом, к сожалению, коллеги стали переезжать массово.

В эмиграции журналисты проводят множество акций солидарности с репрессированными коллегами и народом Беларуси

Всем, кому мы могли, мы дали работу. Сейчас у нас очень хороший профессиональный коллектив, который хотелось бы сохранить. В будущем думаем о том, чтобы вернуться и всей редакцией продолжить работать в Беларуси.

Я сама лично готова вернуться в любой момент. Многие из нас ждут, когда, наконец, белорусы выстроятся у нашей границы, чтобы ее пересечь в белорусском направлении, а не в обратном. Люди готовы идти пешком, — заверила Ольга.