Пусть у них получится

О событиях на Кубе.

Ну вот, дотянулись и до Кубы щупальца Госдепа и американских спецслужб, вдохновителей (в данном случае уместнее будет звучать заграничное слово «инспираторов») цветных революций, имеющих своей целью дестабилизацию стабильных на грани паралича режимов и раскачивание лодок, по самые борта увязших в прибрежной идейно-патриотической глине.

Когда я слышу или читаю о чем-то подобном, я всякий раз с огромным огорчением думаю: «Как жаль, что все это не имеет никакого отношения к реальности. Ведь если бы все это имело место на самом деле, глядишь, у кого-то что-то бы и получилось, у кого-то и получилась бы нормальная цивилизованная жизнь и свобода, обеспеченная и ограниченная лишь сводом законов, обязательных для всех».

Всем тем, кто хотя бы пытается мирно и без насилия как-то изменить основания общественной или политической жизни своих стран на что-то человеческое, нельзя не пожелать удачи. А помогают ли этим «деструктивным» процессам «извне», совершенно неважно. Помогают — так и молодцы. Хорошему делу помочь и приятно, и полезно.

У некоторых это получается. И тогда апостолы колхозно-барачной самобытности говорят о «внешнем правлении» и о «несамостоятельной политике», под самостоятельной политикой понимая активную работу по окончательному превращению собственного государства в ощетинившееся захолустье, в огородное пугало с муляжом смертоносной ракеты в одной руке и керосиновой канистрой — в другой.

Те, кто хотя бы пытается существовать по нормам и правилам современного мира, живущего в двадцать первом, а не в семнадцатом веке, не самостоятельны.

«Самостоятельной» долгие годы была Куба. Особенно же самостоятельной она была, когда находилась на содержании Советского Союза — оплота, как было написано на многочисленных плакатах того времени, мира и социализма.

«Самостоятельной» она продолжала быть и после того, как оплот мира, социализма и ее былой «самостоятельности» сам стал осыпаться, благодаря предательству предателей, вредительству вредителей и, разумеется, токсичному воздействию внешних деструктивных сил, мечтающих о «внешнем правлении».

В этой нищей, но гордой самостоятельности Куба дожила до нынешних времен. И вот началась внезапная «движуха».

Я не знаю и никто не знает, каковы будут ее результаты и последствия, но я разумеется, желаю кубинцам удачи.

Я всем в таких случаях желаю удачи. Но Куба …

Под знаком Кубы прошло мое отрочество. Тема Кубы бурлила и пенилась тогда наряду с темой космоса и космонавтики.

Кубинская революция и все последующие события тех лет подвернулись, надо сказать, удивительно вовремя и очень удачно для адептов «социализма с человеческим лицом». А таковыми были тогда очень многие. И это были сверстники и друзья моего старшего брата-шестидесятника.

Свежий стилистический ветерок подул тогда. И подул он, что было важно поколению стиляг, с западной стороны.

Важное, относительно свежее, еще не испохабленное тогда слово «романтика» сверкало и переливалось на солнце, обдавая нас веселыми фонтанными брызгами.

Слово «Куба» очень убедительно рифмовалось тогда со словом «романтика».

Молодые бородатые красавцы с сигарами в крепких зубах, все чаще появлявшиеся на наших просторах, послужили убедительной до поры до времени эстетической альтернативой скучным и немолодым партийным дядькам, в картонных двубортных костюмах и с одинаковыми выражениями лиц выстроившимся на трибуне Мавзолея в дни государственных праздников.

На недолгое время вполне низовая мода на Кубу совпала с «государственным заказом».

Я помню, как в телевизоре молодой Кобзон с приклеенной бородой и с муляжом Калашникова в руках исполнял в телевизоре бодрый Пахмутовский шлягер «Куба — любовь моя. Остров зари багровой».

У меня была соседка по коммуналке, Галя Фомина. Она закончила иняз, где изучала испанский язык, что с точки зрения последующей карьеры было делом заведомо провальным. И Галя стала на несколько лет испанистом-аутсайдером. Работы у нее практически не было. С франкистской Испанией тогда дипломатических отношений не было, а Сервантес был уже давно переведен.

И вдруг — Куба! И Галина жизнь сразу же изменилась, почти как в волшебной сказке.

Она переводила Фиделя! Она переводила Фиделю! Она чокалась шампанским с Хрущевым, а красавец Че Гевара учил ее курить сигару.

Вечерами на коммунальной кухне она в подробностях рассказывала об этой волшебной и недоступной жизни на Олимпе.

Впрочем, столь зажигательно начавшийся роман с Островом Свободы оказался не слишком долгим. Чем глубже увязали друг в друге государственные институции обеих стран, чем более вязкой и затратной становилась «братская помощь» и прочее взаимодействие, тем заметнее холодел любовный пыл так называемых простых граждан.

«Вива Куба, вива Кастро. Вы нам сахар, мы вам масло!». Это была еще, можно сказать, нежная народная реакция на экономические аспекты этой закадычной дружбы. Были и более брутальные: «Куба, отдай наш хлеб. Куба, возьми свой сахар. Нам надоел бородатый Фидель. Куба, пошла ты на хер!»

Сахар, да, помню. Был тростниковый сахар. А еще во всех табачных киосках, даже в глубокой провинции, продавались кубинские сигары. Позже я узнал, что все это из-за американского эмбарго. А до него Америка была основным потребителем кубинских сигар. Советские курильщики эти сигары почти никогда не покупали — во-первых, дорого, во-вторых, непонятно, что с ними делать.

Покупали их, причем в изрядных количествах, иностранцы. Они-то знали, что это в основном были сигары очень хорошего качества, во-вторых, стоили они не то чтобы даже не дорого, а просто очень дешево.

Потом незаметно исчезли и они. Как-то — тоже незаметно — растворился в потоке исторических и будничных событий тростниковый сахарный песок. Потом исчез и Советский Союз, но еще раньше почти исчезла тема Кубы как источника новостей.

Некоторые там побывали. Рассказывали о повсеместной бедности, помноженной на неистребимую веселость людей, о том, какой невозможно красивый город Гавана и в каком он при этом ужасном состоянии, о том, что они нигде и никогда больше не видели такое количество винтажных автомобилей, еще о чем-то…

Потом умер казавшийся вечным Фидель, что для многих показалось многозначительной приметой близкого завершения не слишком, мягко говоря, удачного многолетнего проекта.

Но проект этот, кряхтя и поскрипывая, как-то все же длится.

И вот мы получаем известия о том, что толпы людей на улицах кубинских городов скандируют: «Мы не боимся!»

И они, похоже, и в самом деле не боятся. Пусть у них получится.

Лев Рубинштейн, «МБХ-медиа»