Вероника Мищенко: Лукашенко ненавидят даже «ябатьки»

Забастовка может стать сигналом для перехода армия на сторону народа.

Об этом в интервью сайту Charter97 рассказала активистка партии «Народная Грамада» Вероника Мищенко.

— Очень скоро исполняется год с начала белорусских протестов. Что вас больше всего поразило в борьбе белорусов за свободу?

— Около года назад я вышла после суток и просто не узнала белорусов. Наверное, это именно это тот момент, о котором говорил Николай Статкевич, что «когда у белорусов появится надежда, то вы их не узнаете». Я увидела совершенно другой народ 9 августа.

У меня появилась вера в белорусов. Раньше я видела людей, у которых действительно была «моя хата с краю». Многие были абсолютно аполитичны: «мы не в политике, у нас все хорошо, нас это не касается». Помню наш спор в начале пандемии с Николаем Дедком, который говорил, что белорусы никогда не выйдут по политическим требованиям, не будут бороться за свободу. Он говорил, что единственное, что их может заставить выйти — только холодильник.

И вдруг белорусы выходят за свободу, за свой голос. Чем больше Лукашенко разматывал этот клубок репрессий, тем больше у белорусов появлялась жажда свободы, желание делать свой выбор. Это было удивительно. Тем более, что основная часть протестующих — молодежь, которая была совершенно аполитичной. Они родились и выросли при Лукашенко, в стране, где не было никакой политической жизни, из которой могли бы появиться какие-то гражданские навыки. Вдруг они выходят за свою свободу и за свои голоса. Эта трансформация, которая произошла — очень крутая. Больше всего меня удивило, что пробудилось самосознание.

— Как вы оцениваете протестный потенциал белорусов. Насколько сегодня ненависть к Лукашенко высока в Беларуси?

— Лукашенко сейчас ненавидят все. Даже те же «ябатьки», которые на словах его защищают, но подсознательно ненавидят не меньше, чем мы.

Людям свойственно стремление к хорошей, спокойной, светлой жизни, которая улучшается. Если раньше в Беларуси были хоть какие-то скачки (было то хуже, то лучше), то в 2015, когда Лукашенко пришел на «выборы», он ничего не пообещал, единственное, что сказал: «Вы хотите как в Украине?».

Когда человек приходит с такой риторикой и с подобным градусом ненависти, то естественно, что это обернется против него. Поэтому ненависть к Лукашенко сейчас очень сильно объединяет Беларусь.

Насколько сильный протестный потенциал? Я три месяца назад уехала из страны, но в Беларуси ощущается грозовая атмосфера, прямо в воздухе чувствуешь, что вот, сейчас все взорвется.

Вроде бы тишина, как когда затихают листья перед самой сильной грозой, а потом вдруг налетает этот шквал. Вот в Беларусь сейчас именно такое ощущение.

Да, этими зачистками все загнано вглубь, но люди за этот год научились партизанить, как при оккупации во время войны. Да, все ждут вот эту искру.

Еще нужно помнить, что во время августовских событий было много лидеров, которые смогли встать в строй взамен тех, кто оказался в тюрьме.

Однако есть те лидеры, которые были малоизвестны, мы их называли второй и третий круг, активисты, которых мы не светили. Это люди, которые тихо делали свою работу — расклеивали листовки, агитировали в своих дворах и на работе. Эти люди сейчас там и остались, они продолжают свою работу. Поэтому потенциал никуда не делся, его просто загнали вглубь. Часто произносят фразу — пожар на торфяном болоте, который тлеет очень долго, но потом загорается.

Я видела и знаю, что протестный потенциал никуда не делся, а Лукашенко ненавидит вся Беларусь. Он делает все, чтобы его ненавидели еще больше.

— Вы являетесь членом президиума партии «Народная Грамада». Ваш лидер Николай Статкевич уже стал легендой сопротивления. Что он сообщает в письмах своим соратникам? Как ему удается сохранить боевой дух?

— Дело в том, что, к сожалению, письма от Николая Викторовича получает только его жена Марина Адамович.

Все известия мы получаем только из этих писем. На все письма, которые мы отправляли ему, не пришло ни одного ответа. Единственное письмо пришло Юрию Путову из канадской диаспоры.

Мы не знаем, допускают ли наши письма к нему, но его письма мы не получаем. В тех посланиях, которые проходят, мы видим, что год в тюрьме его не сломил, он полон оптимизма, он верит в белорусов, часто поддерживает нас.

Он часто в каких-то иносказательных формах говорит вещи, которые мы понимаем, зная его. Те же санкции или как бороться дальше. Мы, конечно, принимаем это в расчет. Мое решение уехать из Беларуси, где я 10 месяцев жила подпольно и продолжала работать, было также продиктовано тем, что в одном из своих писем Николай написал, что сейчас очень важно, чтобы на режим Лукашенко давили снаружи. Основная борьба сейчас будет вестись снаружи Беларуси, потому что внутри идут зачистки. Прочитав это я поняла, что сейчас пришло время ехать и действительно нужно браться за серьезную информационную работу вне Беларуси. Он поддерживает нас очень сильно, дает силы для борьбы, верим в него, а я думаю, что он верит в нас.

— Вы недавно сказали, что нам до победы «осталось совсем немного». На чем основано ваше мнение?

— Наверное, частично я ответила, когда отвечала на вопрос, есть ли протестный потенциал. Вторая часть ответа, я думаю, что это объективные обстоятельства, которые были при развале Советского Союза.

На сегодняшний момент режим Лукашенко, вся модель его правления, полностью, изжили себя. Я работала на государственном предприятии и хочу сказать, что уже последний кризис, который начался в 2008 году, так и не закончился в Беларуси.

90% предприятий государственного сектора — банкроты. Даже не смотря на то, что они уже распроданы, большинство россиянам. Предприятия — банкроты, колхозы — банкроты. Вливать туда деньги… Если вы помните, когда в России обвалился рубль, когда упала нефть, большинство государственных предприятий тогда перешло на рабочую неделю в 2-3 дня, потом уже на четырехдневку, когда уже ситуация начала немного стабилизироваться. Тогда и был выпущен указ о «тунеядцах». Люди остались без работы, зарплаты, особенно в регионах, были крайне низкими, очень страшное время. Люди приходили на биржу труда в 4-5 утра, занимали очередь, чтобы хоть какую-то работу найти.

Если брать Советский Союз, то его очень сильно подкосил Афганистан, затем санкции и падение цен на нефть. История повторяется. Мы видим, что сейчас у Лукашенко нет денег. Все рассыпается на глазах. Здесь нам нужно только поднажать и снаружи, и внутри, что мы и делаем.

Поэтому я думаю, что все произойдет довольно быстро. Санкций мы уже добились, но мы будем эти санкции дальше прорабатывать, что мы делаем сейчас с диаспорами.

Белорусы могут уйти в отпуск, устроить забастовку на заводах и фабриках, просто уехать из городов или закрыться в своих домах. Мы говорим о том, что бизнес может уйти в отпуск, а буквально на днях Лукашенко сам заговорил о малом бизнесе. Опять выстрелил себе в ногу. Он сам создает условия, чтобы бизнес закрывался, поэтому мы видим, как режим начал сам себя уничтожать.

Считаю, что ему не так долго осталось по объективным причинами — экономическим и политическим.

Как говорил Сергей Спрариш, когда мы выходили в 2019 году на парламентскую кампанию: «Не раскачивайте лодку, нашу крысу тошнит». Мы делаем все, чтобы эту крысу тошнило дольше.

— Многие эксперты отмечают, что забастовки – это способ решения белорусского кризиса и возращения власти народу. Согласны ли вы с этим мнением?

— К забастовкам я призывала еще до августа. Когда был отключен интернет мы узнали по БТ про первую забастовку на Белорусском металлургическом заводе. Я сама из Жлобина, я много делала материалов по БМЗ. Это было поразительно.

Утром 17 августа, когда Лукашенко приехал на Минский завод тракторных тягачей и люди ему закричали: «Уходи!», он, наверное, в первый раз за все свое правление стоял с настоящими рабочими. Мы видели, что для него это был самый большой страх. Тогда, к сожалению, был переломный момент, когда рабочих сдали провластные профсоюзы, а у бастующих не было опыта политической борьбы за свои права. Их обманули и после этого начались зачистки и репрессии.

Именно забастовок боялся Лукашенко. В принципе, как только начались забастовки 12 августа, когда включили интернет и белорусы вышли на забастовку, то начали выпускать политзаключенных.

Как только рабочие откажутся выходить на работу, то это будет очень сильно. Это будет мощный сигнал и для силовиков. Армия, не смотря на то, как низко они себя повели и показали, что офицерская честь для них ничего не значит, но если они увидят сигнал от рабочих, это будет сигнал и для армии, что она должна перейти на сторону народа, потому что именно народ кормит и содержит солдат и офицеров. Не путинские олигархи, ни лукашенковские, а именно рабочие. Как только объявляется политическая забастовка — режим полностью лишается своей легитимности. Он полностью становится нелегитимным. Все, народ сказал свое слово, рабочие сказали свое слово. Вот это очень важно.

— ЕС впервые ввел секторальные экономические санкции против режима Лукашенко. Как вы оцениваете уровень международного давления на диктатора. Что еще можно сделать в этом направлении?

— К сожалению, во-первых, все контракты будут действовать до их окончания, а значит — до конца года. Также мы знаем, что по той же калийке самые основные позиции не вошли в санкции. Мы знаем, что в санкции не вошел лес, который активно покупает Литва. Поэтому над санкциями нам еще придется работать. Сейчас, возможно, пятый пакет будет лучше, но слава Богу, подключились независимые профсоюзы и поняли с чем они имеют дело. И начали давить на те же компании. Над санкциями нужно работать дальше.

— Какие факторы могут стать решающими для падения режима Лукашенко?

— Когда белорусы поймут, что никто не поможет, кроме самих себя. Это самый решающий фактор. Что борьба в интернете Лукашенко не страшна. Он боится забастовок и протестов на улицах. Когда мы снова сможем сказать громко ему «Уходи», как было 17 августа на улице, тогда это приблизит нас к победе очень-очень сильно.

Если сказать четко, это наступит, когда каждый человек поймет свою ответственность за эту победу.