Анна Северинец: У меня ощущение, что вокруг все как сено сухое и спички

Любой случай может непрогнозированно изменить ситуацию в Беларуси.

События прошлого года вдохновили и изменили сотни тысяч белорусов. Многие будто проснулись, увидели реальность и не захотели с ней мириться. Очереди на участки, белые ленты, многотысячные марши и неизвестная до сих пор солидарность.

Учительница и писательница Анна Северинец считает, что ничто с прошлого года не было зря.

Об этом она рассказала «Нашей Ниве».

«Раз — и я оказалась в тех временах, которые я считала для себя временами выбора»

«Для меня 2020 год — это воплощение в реальной жизни, которое происходит вокруг меня, того, чем я занималась как исследователь литературы 1930-х годов. Лично для меня самое важное в этом году — связь времени, которому я много уделяла внимания, когда работала как исследовательница, и того, что происходило вокруг. Это были самые и неприятные, и страшные, и тревожные призмы, через которые я смотрела вокруг.

Если отойти чуточку от темы, которая меня занимала и торчала в голове как гвоздь, то это было время прислушивания к себе.

Раз — и я оказалась в тех временах, которые я считала для себя временами выбора. Как у Быкова.

Его интересовала тема войны, потому что это такие обстоятельства, в которых человек вынужден делать выбор.

Больше всего позитивных впечатлений у меня связано с маршами. На самый первый марш 16 августа я не попала. Как-то я пропустила объявление. Сидела на даче, катала огурцы. И по правде говоря, даже фотоснимки достаточно поздно увидела. И я просто обалдела! Они выглядели как нечто нереальное. Я не могла даже совместить в голове географию. Вот я вижу Стелу, гостиницу «Планета», перекресток — и я не понимаю, что это оно на фото. А потом уже приехали оттуда друзья, и вечером мы встретились. Много рассказов было.

А потом я почувствовала уже все это на себе. Еще помню это место возле Дома печати по улице Сурганова, когда еду на троллейбусе, его часто вспоминаю. Там тесненькая улица для такой большой колонны. И там эхо.

Когда колонна туда вошла, эти кричалки — они через кости проходили. Это просто что-то! Самые сильные впечатления позитивные, и они связаны с маршами».

«Разговаривала с женщиной, муж которой разгонял протесты. Она рыдала»

Мы изменились, безусловно. И безусловно к лучшему. Изменились как каждый собственно, так и нация. Мне трудно говорить о тех людях, о которых мы должны думать чаще всего, о тех, кто сейчас творит зло. Быть частью добра просто, красиво — и что тут рефлексировать.

А вот эти люди, которые делают зло, какими они становятся? Становятся ли они лучше? Осознают ли они, что делают? Становятся ли оних уже? А какие они были до этого? Я бы поизучала это феномен. Конечно, не сейчас, не в острой фазе. Надеюсь, когда-нибудь.

Я разговаривала с женщиной, у которой муж спецназовец и разгонял протесты. Она ужасно рыдала. Потому что они нормально жили. У них дети, семья, своя история за этим — и вдруг такое. Она плакала и говорила, что дело идет к развалу семьи. Для нее была это такая трагедия.

Это все очень сложно, и как раз это будет темой самых лучших книжек. Конечно, будут красивые книжки про марши, про выход, про картинки, про героев и все остальное. А самые важные книжки они будут как раз об этом.

«Год-полтора — не срок для истории»

Зря ли было все, что мы делали в 2020-м? Зависит от того, какие цели перед собой ставил человек, как он оценивал то, что было вокруг него. Например, если человек жил с сознанием, что все нормально, его взбудоражили разве что несправедливые выборы, и он считал, что за день-две-неделю эта проблема может решиться, то на него, безусловно, может накатить сильно.

А когда понимаешь, что это все гораздо масштабнее и дело даже не в режиме нынешнем, то как это могло быть напрасно? Это попытка освободиться, это протест против зла, а разве он бывает напрасным?

Можно предложить: давайте вернемся. Не в 8 августа, так как это поздноватая станция. Даже не в март 2020-го года, ведь там был коронавирус и всем было видно ужасное уродство по отношению к людям.

Давайте вернемся в декабрь 2019-го. Давайте все вернемся. С тем опытом, который мы сейчас имеем. И будем понимать, что каждый человек может стать зверем и пытки могут быть. И что мы выберем: сидеть при этом или иметь за плечами год выхода из этой ситуации? Ну, конечно, мы примем год выхода. Потому что с каждым днем мы все ближе к выходу.

Меня очень спасает исторический взгляд. Если бы у меня не было этого опыта, мне было бы труднее. Но поскольку я работаю в архивах, я понимаю, как идет история, я понимаю ее ход. И понимаю, что год-полтора — это не срок для нее. Это даже не секунда. Таков закон.

Человек живет 70—80 лет, кто-то меньше. А вот память о его делах, бумаги, которые от него остаются, след, который он оставляет после себя, — это вечное. Просто люди об этом не задумываются, а это навсегда, что гораздо дольше, чем человеческая жизнь. Пока существует человечество, не кончатся следы твоих рук-ног, того, что ты натворил в своей жизни.

Можешь, конечно, рассуждать в пределах своей собственной биографии, и тогда тебя беспокоит, что у тебя кредит и ты не можешь уйти из силовых структур, а вынужден ходить и бить дубинкой хороших людей. Но когда ты понимаешь, что через 200—300—500 лет имя твое осталось, звание твое осталось, все, что ты делал, осталось, все осталось? Бумага переживает все. Бумага, написанная карандашом, в архиве будет лежать 300—400 лет.

Все думают: а умер — и все. Нет. Только тогда начинается правда и справедливость о тебе.

Твой внук, правнук, 25-е колено, 70-е колено в любой момент обратится к информации, а ты уже ничего не поменяешь. Это как христианская идея вечной жизни, только без религиозного подтекста.

«Что делать дальше? Быть нормальным человеком»

Я вижу будущую Беларусь очень перспективной. Но какой путь к этому предстоит пройти, никто вам не спрогнозирует. У меня ощущение, что вокруг все как сено сухое и спички. Любой случай может непрогнозированно изменить ситуацию.

Может быть, через месяц все изменится. А может быть, у нас зигзаг, когда что-нибудь произойдет и нам еще десятилетия выбираться из-под России. Мы же не знаем, как это все геополитически сложится.

Что делать дальше? Все, что мы и делали. Быть честными, не врать, не фальсифицировать, помогать тому, кому плохо, и следить за собой и близкими. Быть нормальным человеком. Конечно, сложно. Оказывается, что человек идет на марш под национальным флагом, а приходит домой и планирует, как будет фальсифицировать сыну отметки за четверть. Или как он крутанет что-нибудь, чтобы что-нибудь вне закона себе добыть.

Научившись думать о законе, о том, зачем Конституция (кто раньше читал Конституцию? Оказывается, это серьезное дело, оказывается закон — это закон), получив эту прививку, я надеюсь, люди и жить начнут по-другому. Оно так и поменяется. А что касается режима, это не самое важное, и он, безусловно, изменится.

В трудных ситуациях я себе говорю: умирать собирайся, а рожь сей. Я уже закатала столько банок, что я даже две семьи политзаключенных могу содержать. Ведь когда нервничаешь, а руки заняты, тебе проще. Зима будет тяжелой, а мне будет кому баночку сунуть как чаевые».