Историк Александр Фридман: Режим Лукашенко — это смертельно больной человек на аппаратах искусственной поддержки

Система власти в Беларуси может рухнуть, как карточный домик.

Историк, доктор философии, выпускник Белгосуниверситета и преподаватель университета имени Генриха Гейне ( Дюссельдорф) и Саарландского университета  (Саарбрюккен) Александр Фридман известен в Беларуси и Германии благодаря интересному анализу политической ситуации в нашей стране и регулярным обзорам зарубежной прессы на эту тему.

Сайт Charter97 поговорил с Александром Фридманом об актуальном состоянии белорусского общества, проблемах режима Лукашенко и возможных сценариях развития событий.

– Недавно исполнился год с начала ежедневных протестов в Беларуси с требованием отставки Лукашенко после проигранных 9 августа выборов. Что вас больше всего поразило в белорусских протестах? Какие исторические аналогии возникают у вас как у специалиста?

– Меня поразил весь масштаб, как это началось. В августе была гамма эмоций – и удивление, и шок, и ужас, и восторг. Я следил за всей предвыборной кампанией, видел, что есть подъем, митинги Светланы Тихановской собирали большое количество людей. Для всех было очевидно, что 9 августа люди выйдут на улицы. Было также понятно, что режим этого не потерпит и будет силовой ответ. Мне казалось, что повторится сценарий 2010 года, когда все было жестко подавлено.

В протестах меня поразило то, что люди вышли не только в Минске, там это было ожидаемо, но вышла и провинция. По-большому счету, поднялась вся Беларусь, и с 9 августа она не отступила. жесточайшие подавления продолжались и 10, и 11, а потом была фантастическая акция 16 августа. Не знаю, сколько там было людей — 250 тысяч? Некоторые СМИ пишут, что вообще – 400 тысяч человек.

Я не ожидал, что в Беларуси поднимутся на такую борьбу за свободу. До сегодняшнего дня я задаюсь вопросом, как это произошло. Что заставило белорусов подняться и так долго и бескомпромиссно бороться за свободу.

Что касается исторических параллелей, то есть масса случаев, когда фальсифицировались выборы, и люди выходили на улицы. Давайте вспомним историю первого украинского Майдана, есть и масса других примеров из стран Азии и Африки. Такое недовольство возникает во многом спонтанно, но меня поразил масштаб, а также то, сколько это длится. Эта борьба продолжается и сегодня, но в другой форме, она никуда не делась.

– Как вы оцениваете ситуацию в Беларуси сегодня? В какой фазе находится процесс смены власти в стране?

– Ситуацию в Беларуси очень сложно оценить. Мы имеем дело с жесточайшей диктатурой,  огромным количеством политзаключенных, насилием и страхом, который пронизывает белорусское общество. Тем более, оценить со стороны это очень сложно.

Естественно, я общаюсь с людьми, которые живут в Беларуси. С одной стороны, они говорят о страхе подвергнуться репрессиям, попасть в тюрьму, а также об абсолютной неуверенности в завтрашнем дне. Одновременно у них есть понимание, что ситуация ненормальная и так продолжаться не может. Чтобы составить впечатление о состоянии общества, я общаюсь с довольно большим количеством людей. Есть те, кто относится к этому режиму с презрением, кто-то с ненавистью, кто-то с нейтрально, по принципу «моя хата с краю». Также я периодически общаюсь с людьми, которые находится на стороне Лукашенко.

Я не берусь судить, что может произойти в Беларуси: ситуация абсолютно непредсказуемая. Я согласен со многими аналитиками, которые говорят, что в стране все может закончиться очень быстро, то есть, система власти может посыпаться, как карточный домик. Это вполне может быть, особенно если начнутся какие-то серьезные экономические проблемы, потому что серьезной электоральной поддержки у Лукашенко фактически нет, она просто мизерная.

Все может свестись и к стабилизации режима, если, например, будет очень серьезная финансовая поддержка со стороны России или Запад по каким-то причинам откажется от жесткой линии. Я в это не верю, хотя теоретически можно представить все, но опять же, перспектив у этого режима нет. По-большому счету, сегодня идет речь о том, когда это закончится. А то, что оно закончится – для меня совершенно очевидно.

С моей точки зрения, режим Лукашенко находится в состоянии агонии. Проведу аналогию: сегодняшний режим Лукашенко — это смертельно больной человек, который поддерживается соответствующими приборами. Причем их становится все больше и больше, то есть поддержка становится все более искусственной. Если какие-то приборы начнут пропадать, то организм без них не может существовать. Например, без силового аппарата, без финансовой поддержки России существование режима невозможно. Если эти элементы начнут постепенно выпадать из системы, то она, с моей точки зрения, умрет.

Да, сегодня общество пронизывает страх, люди не рискуют выходить на улицы. Люди выходили, их били и сажали в тюрьмы. Они увидели, что не достигли своей цели за счет мирного выхода, то есть режим остался. Однако на это нужно смотреть по-другому. Этот мирный протест – это шаги по направлению к крушению этого режима.

Многие люди в Беларуси мыслят максималистки: мы выходили, нас были, кого-то посадили, кто-то уехал, а Лукашенко остался. То есть они считают, что если не достигли цели, то зачем выходить снова. На самом деле, своим выходом люди ослабили эту систему, соответственно приблизили ее конец.

Что сегодня может заставить людей выйти на улицы? Мне трудно сказать. Если Лукашенко будет продолжать в том же духе, то есть усиливать репрессии, то это означает, что усилится и ненависть. Возможно, к этому добавится и экономическое недовольство, поэтому вполне может быть, и люди снова в большом количестве выйдут на улицу. Когда? Вопрос открытый. Беларусь – это своего рода black box (черный ящик – ред.). Это может случиться завтра, через неделю, месяц или два года, хотя в то, что это будет так долго, я не верю.

– Оценивая риторику белорусского режима в ответ на начатые в Германии расследования его преступлений, вы отметили, что «Лукашенко все чаще рассуждает о казненных друзьях-диктаторах». Почему расплата для подобных режимов неизбежна и в какой форме это может произойти в Беларуси?

– Если мы посмотрим на историю последних диктатур XX века или начала XXI века, когда начиналось серьезное народное движение, то диктаторы стояли перед выбором: или я решаюсь на силовой вариант, который может быть очень кровавым, или не развязываю войну, не сею ненависть, а просто ухожу или убегаю. Если посмотреть, о чем говорит Лукашенко, то он не ориентируется на тех людей, которые бежали, как, например, Янукович или Бен Али.

Для него эти люди не пример. Он ставит себя в один ряд с диктаторами, которые не сдались и «боролись до конца»: то есть с Кадафи, Хусейном, иногда он вспоминает Милошевича, но в негативном контексте, что тот понадеялся на справедливость, а оказался в Гааге и умер там во время процесса. Кадафи и Хусейн – это люди, которые «не сдались и боролись до конца», но их судьба известна. Кадафи линчевали, а Хусейн попал в руки правосудия.

Лукашенко находится у власти очень продолжительный срок. Последний этап его правления особенно связан с репрессиями, а также с погибшими людьми. Безусловно, есть желание со стороны демократических стран провести расследования. Тогда встанет вопрос, кто за эти преступления должен отвечать. Лукашенко понимает, что для него существует риск уголовного преследования, когда его отстранят от власти.

Вот эта опасность уголовного преследования, безусловно, давит на него. Это касается и Беларуси будущего, и заграницы. Лукашенко больше никогда не въедет ни в одну европейскую страну, не отправится в США на заседание ООН — это исключено. Не знаю, насколько серьезно он это воспринимает, но судя по его резким заявлениям, у него в голове отложилось, что против него могут быть выдвинуты какие-то обвинения, выдан орден на арест и так далее. Это еще очень далекая и туманная перспектива, но жить с ней крайне неприятно.

Я думал, что больше всего его заботит ситуация в Беларуси после того, как он перестанет быть «президентом». Тут я согласен с Виталием Шкляровым, когда он сказал, что главный заложник всей ситуации – сам Лукашенко. Тот же Бабарико, я уже не говорю о Колесниковой – они и в тюрьме свободные люди. Они могут быть в душе свободыми, а вот Лукашенко — заложник ситуации, ему идти некуда, его будущее очень туманно. Я считаю, что его это очень напрягает.

– Белорусские власти все чаще оказываются в центре международных скандалов. Что вы думаете по поводу начатой Лукашенко «гибридной войны» против Литвы и ЕС с использованием нелегальной миграции? Как скоро режим на этом пути может допустить роковую ошибку, которая ударит по нему же?

– Миграционная история очень удивительна. Я бы немного отошел глубже и начал с истории Романа Протасевича. Если взять все, что происходило до мая, то надо признать: первая половина этого года была довольно «успешной» для Лукашенко. Вспышки протестного движения в начале года не было. Ее не было ни зимой, ни весной. Активные протесты, даже дворовые марши постепенно при помощи репрессий ему удалось подавить. Более того, начались суды над политзаключенными, стали садить людей одного за другим. 

Как на это отреагировала Европа? К сожалению, выражала обеспокоенность, осуждала и вводила какие-то санкции, но они носили косметический характер. Тихановская активно ездила, лоббировала санкционную повестку, но успеха не было. Казалось бы, что ситуация для Лукашенко успокаивается, 9 мая говорили о каком-то всплеске протестов, но ничего не произошло, потом началась расправа над tut.by и прочее. Он решил, что сейчас все успокоилось и устаканилось, но тут произошла ситуация с Протасевичем. Мы до сих пор не знаем, как и почему Лукашенко принял решение, руководствовался ли он исключительно чувством мести или чем-то еще. Я не берусь судить, когда-нибудь, я надеюсь, мы узнаем.

Эта история с Протасевичем сразу вышла на международный уровень. Благодаря этой истории с самолетом Лукашенко стал не белорусской проблемой, не регионально-восточной, а европейской. Начинается раскручиваться маховик санкций, идет новая динамика, европейцы принимают санкции. Они неприятные, но относительно терпимые. Это не катастрофа для этого режима, в чем признаются сами европейские политики.

Дальше начинается история с беженцами, это одна из самых больных тем для Европы, в принципе. Эта та карта, которую диктаторские режимы используют против ЕС. Для ЕС это всего рода как красная тряпка для быка, и Лукашенко использует именно ее. Он делает то, чем регулярно занимаются турецкий президент Эрдоган или марокканский король Мухаммед VI. Но тут есть особенности: европейцы знают, что если эти автократы начинают такую политику, впускают беженцев, то они чего-то хотят. Это предложение сесть за стол переговоров. С ними можно договориться. С Лукашенко уже никто не сядет за стол переговоров, потому что, как можно садиться за стол с человеком, которому ты не доверяешь и его слова ничего не значат.

Своими действиями Лукашенко только усугубляет свое положение на европейской арене. Почему он это делает? Очень хороший вопрос. Это особенности его характера, личные чувства мести или же манипуляции Москвы? Это остается открытым вопросом, но продолжая такую политику, он становится еще больше европейской проблемой.

Если вы посмотрите сегодня на европейскую и американскую прессу, то там дискутируют, почему он так делает. Есть разные теории и объяснения, но основной вопрос, не почему Лукашенко это делает, а что делать с ним. Здесь точка зрения однозначна: Лукашенко стал серьезной европейской проблемой.

Для европейцев внутриполитический конфликт в Беларуси – ужасно и недопустимо, но дело уже не только во внутренней политике, ведь то, что делает Лукашенко – угроза Европейскому Союзу. Лукашенко пытается дестабилизировать Литву и Латвию, наверное, скоро займется Польшей. Сегодняшний Лукашенко – европейская проблема. Европейцы и американцы вынуждены этой проблемой заниматься.

– Еще одним «черным лебедем» для Лукашенко стала ситуация с олимпийской спортсменкой Кристиной Тимановской, которую пытались насильно вывезти в Беларусь из Токио. Почему режим «выстрелил себе в ногу» в сфере, где он привык самоутверждаться — в большом спорте?

– Я думаю, что на самом деле это связано с тем, что люди, которые сегодня принимают решение в Беларуси, абсолютно не отдают себе отчета о последствиях, а исполнители не понимают, в какую игру ввязываются. Эти люди, которые принимают решения, живут совершенно другой реальностью, они не просчитывают ходы.

Давайте посмотрим на всю ситуацию. Кристина Тимановская делает неполитическое заявление, это критика, как я понимаю, совершенно оправданная. Однако сам факт, что Тимановская посмела что-то сказать, и это разнеслось, не понравился кому-то в Минске. На Западе считают, что решение принимал сам Лукашенко. Я слышал версии, что решение принимал Виктор Лукашенко, но так или иначе, это спекуляции. Совершенно понятно, что указание было дано сверху. Сделал ли это сам Александр Лукашенко – другой вопрос.

Получается, что было дано указание, люди, которые находятся ниже, получают задание доставить Тимановскую в Беларусь. Так как эти люди находятся в плену сексистских стереотипов, они считают, что нужно просто припугнуть «молодую девчонку», поставить на место. А они же люди из этой системы, им со свободными людьми, которые имеют свое мнение, сложно. Такие люди не привыкли думать, а только исполнять приказы. То, что какая-то молодая спортсменка может иметь свое мнение – просто недопустимо. Тимановская ведет себя совершенно шокирующие для них, она устроила скандал, не захотела плясать под их дудку. Для них это было совершенно невероятно. Они абсолютно не поняли во что ввязались и чем это может закончиться.

Когда я прочитал в телеграм-каналах сообщение, что ее везут в аэропорт, то мне сразу стало понятно: если она не захочет ехать, то она никуда не поедет. В демократической стране, если она подойдет к полицейскому в Токио и скажет, что она никуда не хочет ехать, то никто ничего ей уже не сделает. Эти люди даже не могли представить, что Кристина может отказаться ехать. Они даже не додумались телефон у нее забрать. Кристину вывозили на абсолютно дилетантском уровне. Могли бы посоветоваться со своими коллегами из Северной Кореи, или Ирана, или Кубы. В Северной Корее вообще все просто, все под контролем, ни у кого нет никаких телефонов, никто не уедет. Не подумав, они получили огромный международный скандал.

Тимановская одним махом стала, наверное, самой известной белорусской спортсменкой на сегодняшний день, прославившись на всю планету. То, что произошло с Кристиной Тимановской, понятно западной публике. Западный обыватель, который читает информацию о Беларуси, пытается как-то организовать и понять происходящее. Очень часто люди уже интуитивно сравнивают Беларусь с Северной Кореей. Вот этот ужасный образ европейской Северной Кореи на самом деле уже во многих головах европейцев.

Этот образ Северной Корее в центре Европе уже был до истории с Тимановской, но он только укрепляется: мол, он уже вывозит и спортсменов, точно Северная Корея. Имиджевой удар по режиму получился катастрофический. Высказывания западной прессы и политиков стали гораздо жестче. Я бы сказал, что история с Тимановской – это удар по режиму гораздо более сильный, чем история с Протасевичем. Конечно, есть и серьезные различия, например, после дела Протасевича последовали экономические санкции. За Тимановскую серьезных санкций не будет, это совершенно другое, но здесь присутствует имиджевый компонент. Более того, ситуация на границе с Польшей, Латвией и Литвой только усугубляет положение. Такое чувство, что режим Лукашенко не хочет смягчить санкционную повестку, наоборот, делает все, чтобы вынудить европейцев и американцев принять максимально жесткие санкции. Это такая довольно мазохистская позиция в каком-то смысле.

Меня одно удивляет: на Западе сейчас выходит масса интереснейших и важнейших статей о Беларуси. Об этих статьях в самой Беларуси даже и не знают. Это плохо, с моей точки зрения. Буквально недавно была статья в The Guardian, которую написал британский историк и политолог Эндрю Уилсон. Он очень много занимался Лукашенко, написал целую работу по его диктатуре. Уилсон попытался проанализировать вот эту странную стратегию во внешней политике и поднял тему «теории безумца». Такой политической стратегией пользовался американский президент Ричард Никсон в начале 70-х годов. Она заключается в том, что глава государства начинает вести себя, скажем так, совершенно безумно, то есть неконтролируемо, принимает неадекватные решения, непропорциональные. Это хорошо укладывается с тем, что сейчас делает Лукашенко.

Задача проста: ты создаешь стрессовую ситуацию для своих партнеров и противников, они видят, что ты неадекватный и от тебя можно ожидать все. Твоя надежда заключается в том, что твои противники решат просто с тобой не связываться. Уилсон не исключает, что эта стратегия была позаимствована белорусским режимом. Для западной публики это правдоподобное объяснение, но есть один нюанс: У Никсона была стратегия, а Лукашенко живет одним днем.

Однако с европейской точки зрения, это не тот случай, когда они отпустят, потому что капитулировать перед Лукашенко – это огромное поражение для всей Европы. Если ты капитулируешь перед таким диктатором, то какие ты можешь вести переговоры с Эрдоганом, будет ли тебя принимать всерьез Мухаммед VI? Поэтому линия, которую заняли европейцы и американцы такая: на шантаж Лукашенко не поддаемся, ведем борьбу дальше.

– Вы, пожалуй, единственный, кто сделал весьма тонкое и интересное наблюдение, сопоставив кейсы самолета Ryanair в Минске и Тимановской в Токио, вы сказали: «Лукашенко уйдет в воскресенье». Тут же можно вспомнить и небывалые по массовости воскресные акции в августе-сентябре, и исторические параллели, например, с «кровавым воскресеньем»… Как вы думаете, это действительно роковой день для диктатора?

– Такое наблюдение в некоторой степени ироничное, но какая-то система есть. Проблема заключается в том, что мы о Лукашенко мало знаем, особенно как он принимает решения, потому что белорусская система абсолютно непрозрачная. Мы не знаем, как Лукашенко проводит свое свободное время, чем живет, дышит — это закрытая тема. Однако если посмотреть на роковые события, которые значительно ухудшили положение Лукашенко, то это действительно происходило в выходные дни.

Насколько я себе это представляю, в будние дни значительная часть белорусов, даже которые интересуются политическими событиями, живут своей жизнью. Конечно, есть белорусы, которые 24/7 живут политикой, но я думаю, их не так много. Многим кажется удивительным: условно 1937 год в Беларуси, а люди живут нормальной жизнью – ходят в кафе, гуляют вечером по городу, смотрят футбол и прочее. Как это стыкуется? Вполне нормально, то же самое было и в сталинском Советском Союзе. Кто-то сидел и ночью дрожал, что придут и заберут, а кто-то совершенно спокойно спал, потому что не замечал весь ужас, который творился, или не интересовался.

Так вот, в будние дни люди меньше интересуются политическими вопросами, потом наступают выходные, где появляется свободное время. Люди начинают больше читать, анализировать происходящее, то есть градус политизации общества на выходных обычно растет. В Беларуси есть и особая дачная культура, когда люди на выходных ездят на дачу, но дачный сезон заканчивается в конце сентября – в начале октября. А в прошлом году, как мне представляется, он и вовсе не привел к снижению протестной активности.

Вполне возможно, что если в Беларуси начнется какие-то массовые акции, то, скорее всего, они начнутся в выходные, потому что в эти дни можно мобилизовать гораздо большее количество людей. Если мы будем верить в символизм, то я не исключаю, что история этого режима, может, действительно закончиться в одно из воскресений.

– На днях мир потрясла гибель руководителя Белорусского дома в Украине Виталия Шишова, найденного повешенным в Киеве. Украинская полиция в качестве одной из версий допускает преднамеренное убийство, замаскированное под суицид, а эксперты проводят параллели с убийством Павла Шеремета, ликвидацию которого в свое время обсуждал экс-глава КГБ Зайцев. Что вы думаете по этому поводу?

– Сейчас высказываются самые различные версии. Я надеюсь, что все эти версии украинская полиция будет отрабатывать. Если посмотреть на то, как эти события освещаются, то большинство людей, которые пишут на белорусскую тему, полностью убеждены в следе спецслужб. Для западной прессы это очевидно: следы этого преступления идут в Минск.

Что мне внушает в этом деле определенный оптимизм – это Bellingcat и Христо Грозев, то есть действительно профессионалы, которые умеют работать, они показали это в истории с Навальным. Они взялись за это дело.

Во что мне сложно поверить – версия, что это был суицид. Я бы просто подождал результатов расследования. Я очень надеюсь, что в этот раз, в отличие от дела Павла Шеремета, украинская полиция сможет раскрыть это дело. Я ничего подобного еще не слышал, но может быть будет помощь полицейских из других стран, и им удастся все раскрыть.

Если мы отвлечемся от расследования и посмотри на восприятие, то для западной публики абсолютно понятна и правдоподобна версия о том, что за убийством Шишова стоит официальный Минск. Она очень хорошо укладывается в имидж белорусского режима, который на сегодняшний день сложился.

Сейчас мы находимся в такой ситуации, что это уже не вопрос расследования, а веры. Давайте сравним два случая: убийство Шишова в Киеве и историю смерти гражданина Ирака, которую белорусские власти подают как убийство. Это вопрос веры, если вы убежденный сторонник Лукашенко и верите его пропаганде, то вы поверите в то, что этого иракца убили литовцы. Вы не будете задавать особо вопросы, зачем его убили. Если вы убежденный противник Лукашенко, то вы можете поверить в то, что вся эта история с иракцем – инсценировка со стороны режима. То же самое с историей Шишова.

Грубо говоря, для людей, которые верят во все то, что говорит Лукашенко, совершенно неважно, какую версию представят украинские следователи. Если им эта версия не понравится, они в нее не поверят. Как бы Лукашенко убежденно ни рассказывал, если вы в принципе не верите ему, а также верите, что он может такое придумать или приказать такое придумать, то вы ему не поверите.

– Один из наиболее одиозных пособников режима, командующий внутренними войсками и бывший руководитель ГУБОПиК Николай Карпенков в апреле заявил, что готов по приказу Лукашенко «зачищать» оппонентов режима за границей. При этом он сослался якобы на практику израильских спецслужб. Почему подобные сравнения недопустимы?

– Как любят говорить в России, давайте отделим котлеты от мух. Что мы тут имеем по сравнению с Израилем? Если Моссад какие-то акции проводит, то речь идет не о политических оппонентах израильского руководства, а людях, которые занимаются террористической деятельностью. Здесь не идет речи об уничтожении каких-то политических оппонентов и противников. Это пример совершено из другой оперы.

По большому счету, если такие «акции» будут проходить, если теоретически представить, что история с Шишовым – пробный камень, то это ничто иное как государственный терроризм.

– Можно ли в целом говорить об антисемитской сущности режима Лукашенко? В чем она проявляется?

– Я бы не говорил об антисемитской сущности режима, потому что целенаправленного преследования евреев в Беларуси не осуществляется. В Беларуси присутствует антисемитская риторика.

Как Лукашенко сам относится к евреем – это вопрос довольно интересный. Так или иначе, когда он к этой теме обращался за 27 лет, то нередко случались высказывания, которые справедливо были оценены как антисемитские. Как раз его последнее заявление 3 июля, которое он сделал, и израильское Министерство иностранных дел его лично осудило. Если я не ошибаюсь, то Лукашенко – единственный европейский политик, который заслужил два раза осуждение со стороны Израиля за свой личный антисемитизм.

Сейчас мы наблюдаем ситуацию, когда используется тема антисемитизма в борьбе с протестным движением. Что подчеркивалось в пропаганде? Что среди лидеров протеста или людей, которые сочувствуют протесту, есть люди еврейского происхождения, с израильским гражданством и так далее. Это имеет долгую традицию, старая карта: показать, что за протестом стоят чужаки, в данном случае евреи.

Еще один момент, который присутствует в белорусской пропаганде, – использование темы Холокоста. Тема Холокоста используется режимом на все 100%, то есть, с одной стороны, когда они разрабатывают свою концепцию геноцида белорусского народа, Холокост играет вторую или третьразрядную роль. О нем обычно не говорят или очень мало, а когда нужно каким-то образом ужалить своих противников, то эта тема выпячивается.

Вся эта история, что «под бело-красно-белыми флагами убивали евреев», есть стремлением подчеркнуть особое участие белорусских коллаборационистов в уничтожении евреев. Эта весьма парадоксальное явление, потому что если вы посмотрите на другие страны Европы, ту же Литву, Латвию и так далее, то там местное население действительно очень активно участвовало в преследовании и уничтожении евреев. Там на эту тему говорят, но она очень трудная и неприятная. Это очень печальная страница собственной истории. Там наоборот подчеркивают роль людей, которые спасали евреев.

А что делает режим Лукашенко? Он наоборот пытается подчеркнуть роль белорусов в уничтожении евреев, то есть создать впечатление, что в этом наиболее активно участвовали именно белорусские коллаборационисты и именно под бело-красно-белым флагом, то есть происходит одностороннее использование этой темы. Однако особенность заключается в том, что антисемитизм, который присутствует в официальной пропаганде, не направлен полностью на еврейское население Беларуси. Те евреи, которые живут на территории Беларуси и симпатизируют режиму Лукашенко, не интересуют пропаганду, но когда люди еврейского происхождения занимаются политикой или как-то артикулируют свою позицию, то на них сразу идут нападки антисемитского характера.

Это распространенный феномен, который я испытал на собственной шкуре. Все публикации обо мне, которые были в государственной прессе, носят антисемитский характер, там открытые оскорбления. Ничего удивительного в этом нет, режим Лукашенко находится в такой тяжелой ситуации, что там готовы хвататься за любую соломинку, а поскольку никаких моральных принципов давно уже нет, то антисемитизмом уже никто не брезгует.

– Что может стать «днем Х» в борьбе за демократию в Беларуси? Что стало триггером для перемен в других странах, где была похожая ситуация?

– Это очень хороший и сложный вопрос. Вообще, будучи историком, что-то прогнозировать сложно. Мы не знаем самого главного: сколько еще белорусский народ готов терпеть. Вот это оценить очень сложно. Когда будет перейдена вот эта самая красная линия для широких масс, когда люди скажут все.

Если мы посмотрим на август, то там была фальсификация выборов, люди вышли. Хороший вопрос: а что было бы, если бы их так жестко не подавляли бы? Постояли и разошлись? Попытались бы взять под контроль какие-то государственные здания? Что было бы в этом случае, если бы события развивались как в Украине во время первого Майдана? Пал бы режим или не пал – хороший вопрос, очень сложно сказать. Однако началось силовое подавление, что привело к выходу людей на улицы в огромном количестве.

Что сейчас может быть? Очень сложно сказать. Может быть, подобная вспышка протестов станет ответом на насилие или массовые репрессии, если темпы арестов и наступления на общество будут усилены. Экономическая ситуация тоже очень может подогреть ситуацию. Как я понимаю, Лукашенко исходит из того, что главный враг – экономика, если верить тому, что он говорит. Он, видимо, полагает, что все остальное не очень сильно повлияет на людей, а вот если им не будет нечего есть, то тогда они могут выйти.

Если взять классический пример Румынии 1989 года, то там подействовала совокупность целого ряда факторов. Скажем так, с одной стороны, мы имеем общее и различия между Беларусью сейчас и Румынией тогда. Мы находимся в другом обществе, с другой коммуникацией. Мы имеем жесткого диктатора, который готов жесткими репрессиями подавлять любое инакомыслие. В Румынии была такая же ситуация, Чаушеску был у власти 25 лет, то есть диктатор, который опирается полностью на силовой блок, он надоел, и народ его больше не хочет. Однако в Румынии была тяжелейшая экономическая ситуация, которая только ухудшалась.

В Беларуси ситуация экономическая не блестящая, но она не такая ужасная, как была в Румынии в 1980-е годы. Что привело к краху Чаушеску? Репрессии, он перегнул палку. В случае Румынии это было не только народное восстание, это был микс народного и дворцового переворота, потому что часть румынской элиты поддержала восставших. Возможно ли что-то подобное в Беларуси? Хороший вопрос. Кто-то говорит, что чиновники по-прежнему полностью под его пятой и верны ему, а есть оценки, что чиновники находятся в состоянии итальянской забастовки. Новый всплеск уличной активности может произойти в тот момент, когда режим снова перегнет палку, и люди скажут: нет, больше мы этого терпеть не будем. Насколько эта ситуация близка или далека – судить не берусь.