Кооператив «Лебединое озеро»

Как провалился августовский путч.

19 августа 1991 года в СССР была предпринята попытка государственного переворота. Президент СССР Михаил Горбачев изолирован на крымской даче в Форосе, для управления страной создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). Организатором и движущей силой переворота стала группа заговорщиков во главе с Владимиром Крючковым, активная роль отводилась руководимому им КГБ СССР. Попытка переворота провалилась, и в ночь на 22 августа Горбачев вернулся в Москву. В тот же день был подписан указ президента СССР об освобождении уже арестованного Крючкова от должности председателя КГБ СССР и указ об освобождении от должности и лишении звания генерал-лейтенанта начальника Службы охраны КГБ СССР Юрия Плеханова. Арестовали и остальных заговорщиков.

Материалы следствия, часть которых публикуется в этом номере «Новой газеты», дют представление не только о том, как это было 30 лет назад, но и о том, как это начиналось — вполне прозаично. Истоки заговора обретали свои очертания, можно сказать, на глазах у всех.

Тревога нарастает

К осени 1990 года руководство КГБ окончательно сделало свой выбор. Обзор политического положения в стране был разослан Крючковым 18 октября 1990-го региональным руководителям КГБ. Крючков нагнетал страхи и писал, что в стране сформировался и открыто действует блок «антисоциалистических сил» с центром в Москве. И делал вывод: «Не вызывает сомнения готовность к насилию со стороны антиконституционных сил». Через несколько месяцев, в феврале 1991-го, Крючков информирует Горбачева о положении в стране. Тон этого письма еще более тревожен, тут впервые Крючков намекает на необходимость «чрезвычайных мер» и возможность организации «чрезвычайных органов» управления страной. Идея военного положения уже носится в воздухе.

В октябре 1990-го на оперативных совещаниях в подразделениях КГБ, оценивая обстановку, руководящие сотрудники уже не таясь высказывают явную тревогу и недовольство по поводу происходящего: «Враждебная кампания против КГБ — это производное от общего положения в стране. К власти рвутся антидемократические силы… Идет наступление на основные структуры государства… Руководство страны занимает двусмысленную позицию…» Но в среднем руководящем слое чекистов еще сильна вера в то, что руководитель страны Горбачев может на что-то повлиять и исправить: «Надо просить Михаила Сергеевича выступить перед сотрудниками КГБ».

В то же время в конце 1990-го человек из ближайшего окружения председателя КГБ Леонид Шебаршин отмечает перемены в его настроении: «Крючков никогда не допускает ни одного слова, которое можно было бы истолковать как проявление нелояльности в отношении Горбачева. И тем не менее мне кажется, что он начал разочаровываться в нашем лидере».

В своих более поздних интервью Крючков признается, что «раскусил» Горбачева в 1990–1991 годах и пришел к выводу, что он — «двуликий Янус» (см. сноску 1). Можно с уверенностью сказать: председатель КГБ вел свою линию, отличающуюся от горбачевской. Впервые эти политические разночтения стали достоянием публики в декабре 1990-го.

Беспрецедентным было телевизионное выступление Крючкова накануне Четвертого съезда народных депутатов. Председатель КГБ призвал «всех честных граждан объединить усилия в борьбе с посягательствами на социалистический, государственный, общественный строй» (см. сноску 2). Получалось, что Крючков публично выставлял себя единственным защитником социализма в СССР.

У многих тогда возникло недоумение: почему по вопросам собственности и власти выступает председатель КГБ, а не премьер-министр или президент?

Выступая на Четвертом съезде народных депутатов СССР, председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин с тревогой говорил о том, что в стране происходит конституционное оформление «неограниченного авторитарного режима», при этом в «недостойные политические игры» пытаются втянуть армию и органы КГБ и МВД (см. сноску 3). Выступление Крючкова на этом же съезде 22 декабря 1990-го было посвящено «деструктивным политическим силам» и борьбе с «экономическим саботажем». Крючков, нагнетая «шпиономанию» и прочие страхи, сетовал на бессилие правоохранительных органов, говорил, что органы КГБ подвергаются «необоснованным грубым нападкам» (см. сноску 4). В целом выступление Крючкова содержало оценки ситуации в стране, отличающиеся от горбачевских. И по тональности, и по смыслу выступление Крючкова было своего рода декларацией и заявкой на особую политическую значимость. Да и сам по себе факт обращения председателя КГБ к международным темам свидетельствовал о далеко идущих амбициях. Расхождение позиций Крючкова и Горбачева было тут же замечено западной прессой (см. сноску 5), а ряд экспертов вообще сделал выводы о «возврате старых времен». Крючков поспешил успокоить общественное мнение. В пресс-центре Верховного Совета СССР 25 декабря 1990-го он вынужден был дать пресс-конференцию и изложить свои объяснения. Продемонстрировав показную лояльность президенту Горбачеву, он все же взялся развивать мысль о праве президента использовать «чрезвычайные меры» и тут же успокаивал, что это не будет «возвратом к прошлому», а наоборот — «это будет просто наведение порядка, по которому все так скучают»

Крючков чувствовал, как у него уходит почва из-под ног

Владимир Крючков. Фото: РИА Новости

Политическая расстановка сил серьезно изменилась не в пользу союзного руководства после феноменального успеха Ельцина на выборах президента РСФСР 12 июня 1991-го. Руководители КГБ совершили серьезный просчет, ввязавшись в предвыборную гонку не на стороне Ельцина. Офицеры КГБ вели в своем окружении закулисную агитацию против Ельцина. А Горбачев был вынужден считаться с Ельциным, выросшим в крупнейшего политического деятеля в стране.

Тогда же окончательно определилась антигорбачевская фронда. На закрытом заседании Верховного Совета СССР 17 июня 1991-го выступили премьер-министр Валентин Павлов, министр обороны Дмитрий Язов, министр внутренних дел Борис Пуго и председатель КГБ Владимир Крючков. Они обвинили президента Горбачева в «бездействии» в условиях надвигающейся катастрофы. Смысл их речей был зловещ. Особенно поразил воображение депутатов Крючков, нарисовавший картину заговора с участием таинственных «агентов влияния». Никаких конкретных имен председатель КГБ не назвал, но его намеки были поняты и хорошо усвоены наиболее чувствительной к конспирологии публикой.

Подобный демарш ближайших соратников заставил Горбачева напрямую укреплять связи с лидерами республик и торопиться с подписанием Союзного договора. Встреча Горбачева с Ельциным и Назарбаевым состоялась 30 июля 1991-го. Помимо обсуждения Союзного договора речь шла и о возможных кадровых перестановках в кабинете министров, упоминался в этой связи министр обороны Язов. Как пишет Горбачев, позже выяснилось, что встреча прослушивалась КГБ и эта запись использовалась Крючковым для того, чтобы подтолкнуть Язова к участию в будущем путче. По утверждению Болдина, Горбачев рассказал ему об этой встрече и о том, что Ельцин и Назарбаев «настаивают на том, что Крючкова и Язова надо убрать с должностей: не тянут больше старики» (см. сноску 9). При этом Болдин упомянул о том, что слышал, будто Горбачев обсуждает вопрос о назначении Бакатина на пост председателя КГБ.

Теперь счет шел на дни.

Крючков не только рисковал потерей места и крушением карьеры. Рушилась его система ценностей.

Он не мог согласиться с тем, чтобы хоть одна республика вышла из состава СССР, яростно сопротивлялся департизации системы КГБ. Как отмечает Шебаршин, записавший высказывания председателя КГБ, «Крючков никак не может смириться с мыслью о том, что коммунистическая партия обречена на гибель, он полагает, что и органы госбезопасности могут погибнуть вместе с ней». Спасение Крючков видел в решительных и кардинальных действиях, но до поры до времени действовал осторожно и скрытно. Это было вполне в его манере. Шебаршин хорошо изучил повадки своего шефа: «Крючков никогда не раскрывает свои планы, исподволь готовит почву, ходит тайными, окольными путями».

4 августа 1991-го Горбачев отправился отдыхать в Крым на дачу в Форосе (объект «Заря»), планируя вернуться в Москву к назначенной на 20 августа дате подписания Союзного договора.

Крючков не терял времени. На следующий день после отъезда Горбачева — 5 августа — на объекте АБЦ, принадлежащем КГБ, собрались приглашенные им Язов, Бакланов, Шенин и Болдин.

В своем решении они были единодушны: сорвать подписание Союзного договора и ввести в стране чрезвычайное положение.

Все последующие дни шла лихорадочная подготовка: прорабатывались планы, готовились документы о чрезвычайном положении, на «прослушку» ставились телефоны людей из окружения Ельцина, составлялись списки на задержание российских руководителей и «демократических лидеров». Крючков сознавал, что все нужно успеть сделать до 20 августа. Решающая встреча заговорщиков состоялась на объекте АБЦ вечером в субботу 17 августа. До выступления заговорщиков оставались часы. Было решено предъявить Горбачеву ультиматум: или он соглашается объявить в стране чрезвычайное положение, или его изолируют, объявят «больным» и вместо него президентские полномочия будут переданы вице-президенту Геннадию Янаеву.

Объект КГБ «АБЦ» в Теплом Стане. Теплостанский проезд, 1а

На следующий день, 18 августа, депутация в составе Бакланова, Болдина, Варенникова, Шенина и начальника Службы охраны КГБ Плеханова отправилась к Горбачеву в Форос. Крючков чувствовал заранее, что Горбачев вряд ли согласится. И в Форос председатель КГБ отправил группу связистов, а начальнику управления правительственной связи загодя дал указание подготовиться к отключению у Горбачева всех видов связи.

Бессонная ночь в Кремле

В тот же воскресный день 18 августа в восемь вечера в Кремле в кабинете премьер-министра Валентина Павлова стали собираться участники ГКЧП. Ждали возвращения Бакланова, Болдина и Шенина из Крыма.

Вызвали председателя Верховного Совета СССР Анатолия Лукьянова, который, явившись в Кремль, предварительно заглянул в свой кабинет и прихватил с собой Конституцию СССР и Закон «О чрезвычайном положении». Законник!

Внеочередной III съезд народных депутатов СССР. Выступает член Политбюро, секретарь ЦК КПСС Александр Яковлев. Фото: РИА Новости

Лукьянову, как только он переступил порог, тут же заявили: «…если будет заключен Союзный договор, будет распущено правительство, все не будет действовать». Да он и сам это прекрасно знал и чувствовал. Как отмечено в обвинительном заключении: «Убеждением Лукьянова А.И. было, что подписание нового Союзного договора — это конец Союза ССР». Осторожный Лукьянов отказался войти в состав членов ГКЧП, но вполне был готов помочь общему делу: «…Он взял на себя обязательство подготовить заявление по поводу переговоров в Ново-Огарево. Обещал оказать помощь при утверждении решений ГКЧП в Верховном Совете СССР на предстоящей внеочередной сессии, говорил, что это будет сложно сделать…»

Вторым отказавшимся войти в ГКЧП стал министр иностранных дел Бессмертных. Его мотивация была более серьезной и аргументированной, чем лукьяновская. Бессмертных вылил на собравшихся ушат холодной воды. Он заявил: «Чрезвычайное положение вызовет серьезный кризис во внешней политике. И можно ожидать санкций блока НАТО, потому что всякое чрезвычайное положение есть ущемление прав человека, очень чувствителен на этот счет «запад», тем более мы достигли очень многого». Бессмертных напомнил: «Мы не получили ни зернышка из того зерна, которое должны закупить, закроются кредитные линии… Если тем более что-то случится в Прибалтике, то произойдет колоссальный внешнеполитический взрыв… Если прольется кровь, весь мир просто восстанет…»

Министр иностранных дел СССР Александр Бессмертных. Фото: РИА Новости

Монолог Бессмертных, конечно, произвел некоторое деморализующее впечатление на присутствовавших, но уже ничего не мог изменить. Дело зашло уже слишком далеко, необратимый шаг — изоляция Горбачева — был сделан, и пути назад не было.

Долго искали Янаева. Воскресный вечер он коротал у друзей, предаваясь любимому занятию — выпивке. Он, конечно, догадывался, зачем его так срочно кличут в Кремль. Отнекивался, не хотел ехать. И все же от приятного застолья с друзьями был безжалостно оторван.

Янаеву очень не хотелось подставляться. Он хоть и сердцем был с остальными, но каким-то аппаратным чутьем догадывался о гибельности всей затеи. Стал отнекиваться от главной роли. Вот как рассказывал об этом в ходе следствия Павлов:

«Тогда Янаев стал говорить: «А как же тогда объяснить, почему я беру на себя исполнение обязанностей президента? Почему именно я? Пусть Лукьянов берет это на себя…» Было видно, что Янаев проявляет нерешительность в этом вопросе. В ответ на это Лукьянов заявил: «По Конституции ты должен исполнять обязанности президента, а не я. Мое дело — собрать Верховный Совет СССР…» Они начали спорить между собой, откуда-то появилась Конституция СССР и Закон о правовом режиме чрезвычайного положения. Обсуждали они этот вопрос довольно энергично».

Янаев позднее выразился довольно образно. Все дело организовали представители «трех сектовых ведомств» — КГБ, МВД и Минобороны. Очень интересная оценка характера силового блока. Секта! Янаев прекрасно понимал сущность советского мироздания и системообразующих ведомств.

«Банда восьмерых»

В заготовленных заранее бумагах значились 10 членов ГКЧП. Двое — Лукьянов и Бессмертных — отказались, оставшись на положении сочувствующих. Но и им, и тем, кто остался, было что терять. Все они — представители общесоюзных структур — после подписания Союзного договора гарантированно лишались работы. Ну а по возрасту им светила только пенсия. Отсюда и основная мотивация членов ГКЧП — сохранить личную власть. И в какие бы цветастые фразы о спасении Родины это их желание ни пряталось, глубинный мотив был один — не потерять свое привилегированное положение.

Не забота о стране, а забота о себе и своих амбициях. Это и погубило страну.

Итак, в состав ГКЧП вошли восемь человек:

Янаев,

Павлов,

Крючков,

Язов,

Пуго,

Бакланов,

Тизяков

Стародубцев.

А вот КПСС формально осталась в тени. И неслучайно. Активный участник всех подготовительных совещаний секретарь ЦК КПСС Шенин решил партию приберечь. Он знал, как надо использовать партаппарат. На следующий день, 19 августа, после обнародования решения о создании ГКЧП секретариат ЦК КПСС выступил с поддержкой, разослав в парторганизации на места телеграмму: «…примите меры по участию коммунистов в содействии Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР».

Формально не вошел в ГКЧП и Болдин — активный заговорщик и ближайший к Горбачеву человек.

Горбачева особенно уязвила измена его многолетнего помощника.

Болдин с 1981-го служил ему верой и правдой, будучи помощником секретаря ЦК, а с марта 1985-го — помощником генерального секретаря. В кабинет шефа Болдин всегда входил запросто, без доклада. Свой человек!

Когда решался вопрос, кому лететь в Крым предъявлять ультиматум Горбачеву, Язов невесело пошутил: конечно, Болдину. Горбачев увидит его и поймет безвыходность своего положения — дескать, «и ты, Брут…».

Свой антигорбачевский выбор Болдин сделал вполне сознательно. Вечером 18 августа в Кремле убеждал еще колеблющихся, запугивал — мол, уже нет пути назад, «мосты сожжены». Язов это понял и принял почти обреченно; правда, позднее с изумлением констатировал: «Михаил Сергеевич никакого отречения не подписал…»

Наверное, Крючков был бы плохим председателем КГБ, если бы доверял своим же соратникам по ГКЧП. Конечно, он подстраховался и 19 августа отдал распоряжение взять на контроль телефонные переговоры Янаева и Лукьянова (из протокола допроса от 17.12.1991, Степанков, с. 62). И может, не только их. Он точно знал, где слабые звенья, предчувствовал, кто первым дрогнет. Эта парочка еще вечером 18 августа в Кремле, затевая споры, выторговывала себе хоть что-то похожее на политическое алиби.

«Работать как в дни похорон»

Утро 19 августа 1991-го началось с зачитывания по радио и телевидению воззвания и документов ГКЧП. В Москву начался ввод войск. Ни у кого не оставалось сомнений — переворот!

Балет Чайковского «Лебединое озеро» теперь прочно ассоциируется с ГКЧП. Нельзя было придумать ничего глупее, чем устроить «похоронную программу» по всем каналам радио и телевидения. Траурная архаика могла вызвать только отторжение, навеяв невеселые воспоминания о недавних временах политического застоя и сомкнутых уст. И что же, нас опять зовут вернуться туда? А если не менять программ и оставить веселую «развлекуху», то кто ж поверит в серьезность намерений ГКЧП «спасать Отчизну»? Они проиграли на уровне политической стилистики, не смогли подыскать приличествующей эпохе обертки для убеждения населения в своевременности и современности чрезвычайных мер. Ну хоть нарядились бы «черными полковниками», что ли, все же было бы увлекательней — хоть какой-то креатив. С другой стороны, искушенный свободой и гласностью народ не обманешь. Даже при всей советской архаичности презентации ГКЧП тут же родилась прибаутка: «Расселся тут тонтон-макут» — прямая отсылка к хунте в латиноамериканском стиле.

Пресс-конференция ГКЧП вечером 19 августа стала первым шагом к провалу. Вся страна и весь мир уже знали о выступлении Ельцина с «Воззванием к народу», объявившим произошедшее «реакционным, антиконституционным переворотом».

Никто не поверил в «болезнь» Горбачева, и ответы членов ГКЧП на вопросы журналистов были беспомощны и бледны. Полный провал!

В публикуемых сухих строчках обвинительного заключения по «делу ГКЧП» — огромный пласт фактов и живых свидетельств, сочное описание событий, оценок и реплик действующих лиц.

Несмотря на кажущиеся излишними подробности, а порой и повторы, это крайне интересно читать. В тексте обвинительного заключения по «делу ГКЧП» удивительным образом сочетаются юридическая доказательность и захватывающая фабула событий.

125 томов дела ГКЧП, 1993 год. Фото: Юрий Абрамочкин / РИА Новости