Илья Сильчуков: Политзаключенные – наша гордость, именно они держат весь удар системы

Мы должны идти дальше и не сдаваться.

Романтико-пафосный клип «Волки», в котором солирует знаменитый оперный баритон Илья Сильчуков, всего за неделю собрал больше миллиона просмотров на YouTube. Прекрасного певца, скандально уволенного из Большого театра в октябре 2020 года за «аморальный поступок» – участие в ролике против насилия, зрители за прошедшее время не то что не забыли, а, кажется, еще больше готовы слушать и восхищаться его творчеством.

Кстати, за время локдауна Илья Сильчуков выпустил несколько клипов: «Мова» и «Благодарю» (второй – в дуэте с рок-певицей Наргиз). Записал певец и клип «Магутны Божа» – что не осталось, кстати, без внимания Лукашенко. Он сразу вспомнил об этом, когда посещал Большой театр и встречался с труппой в июне.

«Народная воля» созвонилась с Ильей Сильчуковым (он пока на каникулах с семьей за рубежом), чтобы поинтересоваться, как он чувствует себя в жанре популярной музыки. Не маловато ли ему, человеку с академическим образованием, музыкального материала?

– Клип «Волки» получился яркий, выразительный, с сильным гражданским наполнением. Хотя вашему прекрасному оперному голосу музыкального материала для вокала было маловато.

– Что ж, жанр кроссовера не подразумевает раскрытия полных вокальных возможностей. Но мы старались. «Волки» были в работе более года. Он посвящается всем, кто не потерял воли и надежды.

– А шуба лисья, в которой вы так царственно выглядите, она настоящая?

– Обязательно! Спасибо нашим стилистам. Шуба с историей, в единственном экземпляре. А где мы ее взяли, наш маленький секрет.

– Кстати, за рубежом к такому роскошному натуральному меху на плечах отнеслись бы критически.

– «Гринпис» не похвалил бы, это точно.

– Среди действующих лиц в клипе я увидели известного актера Театра имени Горького Игоря Андреева, которого недавно так жестоко забрал от нас ковид…

– К сожалению, мы не пересеклись с Игорем на этой работе. И съемки в «Волках» – это, видимо, одна из последних его работ. Очень тяжко думать о том, сколько людей безвременно ушло из-за пандемии.

– Скоро будет год, как вы, артист, певец, живете без дыхания сцены. Как этот год повлиял на вас?

– Это уникальный опыт. Уникальный и нелегкий – и в личном пространстве, и в стране. Меня он заставил перегруппироваться и еще раз всё осмыслить. Собрать все силы и двигаться вперед – локдаун заканчивается, европейские театры открываются.

– Вы стали жестче, упрямее? Или испугались, притихли? Скажите откровенно.

– Любые испытания закаляют. Но нельзя ожесточиться, спрятаться в скорлупу и обозлиться на весь свет. Напротив, своим примером, своим творчеством я хотел бы вселять в других надежду. Всё не напрасно! Страдания обогащают человека. Глубина души и таланта ничем другим, кроме испытаний, к сожалению, не измеряются. То же можно сказать и о целом народе. Именно в горниле страданий закаляется национальный дух.

– Если бы вы знали свое будущее, стали бы участвовать в ролике против насилия, из-за которого, по всей видимости, и были уволены из Большого театра?

– Это вопрос этического выбора: я не мог поступить иначе. Я не могу стоять в стороне, когда людей бьют в подворотне. Стоять и дрожать за свое теплое местечко. Поэтому, если надо, я еще десять раз снимусь в клипе против насилия. Против произвола и несправедливости.

– После увольнения как быстро вы пришли в себя, вернули внутреннюю гармонию?

– Ну, мы же знали приблизительно, на что идем. Сказать, что для меня увольнение было сюрпризом, не могу. Это было ожидаемо, хотя и очень неприятно. Поначалу даже обидно, досадно – но я с этим чувством справился. По крайней мере сна это известие меня не лишило. Есть семья, есть друзья и коллеги, которые меня поддерживают в подавляющем большинстве, поэтому я почувствовал себя не уволенным, а человеком, обретшим свободу.

– Вы были в Большом на закрытии сезона – на премьере оперы «Дикая охота короля Стаха»?

– Нет, не был.

– Как думаете: вам сейчас хватит силы переступить порог театра, чтобы войти в него уже как зритель, не как артист?

– Хороший вопрос… Честно скажу, это сложно: и хочется, и что-то не пускает. Большой – мой родной театр, в котором я первый раз вышел на сцену, прослужил там 15 лет. Это не пустое слово, Большой всегда останется моим любимым театром, а его коллектив – любимым и родным. Всё, что там происходит, беспокоит меня. И когда по причине не очень грамотных кадровых решений оголяют творческий резерв, и когда художественный уровень спектаклей падает из-за низкой мотивации артистов, их депрессивного состояния… Мне больно это знать, а тем более видеть на сцене. Поэтому идти, и смотреть, и бередить душу…

– А вы поддерживаете связь с бывшими коллегами?

– Безусловно.

– То есть они не бросают трубку телефона, не переходят на другую сторону улицы от страха подойти к неугодному, когда видят вас в городе?

– Нет, ну что вы!.. И мы не просто созваниваемся, мы искренне друг с другом всё обсуждаем. И с Владимиром Геннадьевичем Петровым, народным артистом, мы тоже общаемся.

– Ему в конце сезона не продлили контракт.

– И это большая потеря для театра, крайне ошибочный шаг. Я учился на спектаклях Владимира Петрова, он лучший Онегин нашего театра. Авторитетнейшая личность! Столп, мэтр. И так просто отказываться от его бесценного опыта, когда он еще в силах его передать… Мы просто рубим ветку, на которой сидим.

– Как вы сейчас, когда нет регулярных выступлений, работаете с голосом? Самодисциплина не подводит?

– Не подводит. Не каждый день, но, как артисты выражаются, трогаю голос регулярно. И в работе у меня, конечно, новые партии. Есть контракты, осенью должен петь во Франции, и другие есть приглашения. Но мы, оперные артисты, не любим делать анонсы, лучше потом всё расскажу, после спектаклей. Да, Европа выходит из пандемии, театры открываются с сентября, но….

– Соскучились по живому залу, по сцене?

– Безусловно.

– А как ваши европейские импресарио отнеслись к скандальному увольнению многих белорусских музыкантов из Большого театра?

– Отрицательно отнеслись. Надо заметить, что за последние десять лет, при директоре Владимире Павловиче Гридюшко, театр сумел заработать хорошую репутацию. К нам на Рождественский конкурс и фестиваль приезжали в гости десятки директоров европейских театров: из Венской оперы, из Дюссельдорфской, Берлинской, Лионской опер. Белорусский Большой был одним из ведущих культурных центров в Восточной Европе. И эта репутация, констатирую я с сожалением, теперь, после череды увольнений музыкантов за их гражданскую позицию, деградирует, скатывается в никуда. Сложно надеяться, что театру удастся сохранить лицо, престиж, что в ближайшем будущем к нам на конкурс приедут гости из-за границы.

– Да и как они физически в Минск попадут? Небо ведь перекрыто…

– Можно долго и дипломатично комментировать ситуацию, но предлагаю закончить нашей любимой фразой: «Ну вы же сами всё прекрасно понимаете».

– Осталась ли работать в Большом театре ваша жена, меццо-сопрано Татьяна Сильчукова?

– Она до сих пор работает в Большом, но в данный момент находится в декретном отпуске по уходу за ребенком. И она с удовольствием вернется в штат, если будет такая возможность. Будем смотреть, как развиваются события у нас на родине.

– А сейчас вы, как я поняла, гостите у родителей в Сиэтле? Наверное, они просят вас всех остаться в США?

– Они хотят лучшего для нас, но говорят: решайте сами. Пока мы во взвешенном состоянии. Лето заканчивается, и мы прежде всего думаем, что делать с обучением детей, как и когда возвращаться в Минск после каникул.

– Я читала, что вы недавно даже выступали в Сиэтле.

– Да, был концерт вместе с местными белорусами. Рад, что меня пригласили, здесь очень дружная диаспора. И нас, тех, кто оказался в непростом положении у себя на родине, стараются поддерживать.

– Скажите, за последний год у вас бывали моменты, когда в семье оставалось денег на несколько дней? И что тогда вы, как глава, предпринимали?

– Слава Богу, я не был в такой ситуации, хотя, конечно, никто от нее не застрахован – бюджеты из-за локдауна у всех оперных вокалистов сейчас сильно ужались. Но бедствовать не пришлось, работа, хоть и в усеченном формате, у меня была.

– Кто вас больше всего удивил за прошедший после 9 августа год (и в хорошем смысле, и в негативном)?

– Я лучше только про положительные свои впечатления скажу, про то, кем я восхищаюсь. Во-первых, мужеством Степана Латыпова. Это человек-кремень. Во-вторых, Виктор Бабарико молодец, я за него голосовал бы и считаю, что это был бы лучший кандидат на президентских выборах. И вообще все те, кто сегодня незаслуженно брошен за решетку, конечно, меня восхищают. Маша Колесникова, Максим Знак, «нашанівец» Егор Мартинович – и все, все. Эти люди – наша гордость, именно они сейчас держат весь удар системы, которая работает против самой себя. Когда я думаю о них, то понимаю, что не имею права жаловаться. Наоборот, должен идти дальше и не сдаваться. Обязательно наступят изменения к лучшему. Только нельзя смиряться, принимать страх как норму, а насилие – как неизбежность. Поэтому культура для меня сейчас может быть только протестной. Выше культуры для меня стоит ценность и неприкосновенность человеческой жизни, свободы и достоинства. Искусство рождается только там, где оно за человека, а не против него. А в рамках «политически дозволенного» материала настоящего искусства не рождается. Я не представляю, как можно проводить международный конкурс вокалистов в театре и говорить о творчестве, о новых спектаклях, когда твоих соотечественников бросают за решетку, унижают всеми возможными способами. Конечно, я ни в коей мере не хочу обвинить артистов, своих коллег – я не был в такой безвыходной ситуации, как многие, кто просто не может себе позволить потерять работу. Но вместе с тем есть мера всему. Мы не должны поддерживать беззаконие. Это моя позиция как артиста и как христианина.

– Пахне чабор!

– Пахне вечна!