«Стрелял с Путиным в тире»: родственник берлинского «киллера на велосипеде» рассказал о его биографии

Всплыли неизвестные ранее подробности о покушении на Зелимхана Хангошвили.

Родственник «киллера на велосипеде» Вадима Красикова (арестованного после убийства в Берлине Зелимхана Хангошвили и причастного ко многим другим заказным убийствам), Александр Водорез, в интервью The Insider, Bellingcat и Der Spiegel рассказал некоторые подробности биографии убийцы. Среди прочего, по словам Водореза, Красиков служил в «Вымпеле» еще со времен войны в Афганистане, лично общался с Путиным (и стрелял с ним в тире) и был в Украине во время расстрела Евромайдана.

— Александр, расскажите о себе в двух словах.

— В двух словах — бизнесмен из Харькова. Я юрист, но также занимаюсь сельским хозяйством, пишу в свободное время книги и стихи.

— А когда вы поняли, что знаете человека, причастного к убийству в Берлине Зелимхана Хангошвили?

— Это был конец 2019 года. Я увидел новость о том, что где-то, кажется, в горах Франции, какая-то российская база спецназа и шпионов. Там не было акцента на берлинском убийстве, но там в статье публиковались разные фотографии, и я увидел знакомое лицо, лицо Вадима. Я начал искать информацию и тогда уже увидел ваше расследование.

— Кем вам приходится Вадим?

— Он мой свояк. У меня есть жена Дарья, у нее родная сестра Катерина, он ее муж.

— Как давно вы знаете Вадима Красикова?

— С 2010 года. То есть к тому моменту я человека знал 9 лет и этого достаточно.

— Но на суде вы не смогли дать уверенный ответ, что опознаете арестованного.

— Я по понятным причинам не был искренен на суде, когда не признал прямо, что это он. Но вы поймите мою ситуацию: я приезжаю в Германию и вдруг мне говорят: «Мы тебе с безопасностью помочь не можем вообще». Я понимаю, что попадаю под удар российских спецслужб. Я говорю: «Подождите, может быть, есть какой-то формат?». Ну программа защиты свидетелей и все такое. «Нет, у нас это в отношении вас не работает». Я напрягся. Где-то в интернете писали, что я был не уверен. Я был уверен, что передо мной Вадим Красиков, я просто остановился, потому что понимал, что стою и сам себя приговариваю. Надо было все это пройти, переосмыслить и понять, как двигаться дальше. А в тот момент я сразу сказал: «Я не уверен. Я не готов сказать, он это или не он», хотя меня он был идентифицировал сразу.

— После показаний вы пытались связаться с Bellingcat и помочь в расследовании.

— Столкнувшись с обстоятельствами, которые мешали быть абсолютно откровенным в зале суда, я написал письмо Bellingcat, но оно, видимо, попало в спам.

— В какой-то момент вы узнали, что он имеет какое-то отношение к спецслужбам или к чему-то подобному?

— Катя, сестра моей жены, уехала в Москву работать. Тогда мы еще были мирные страны, все было ровно. Она там работала успешным менеджером в каком-то магазине, и в какой-то момент звонит сестра и говорит, что у нее появился мужчина, что он военный и в службах. Потом был случай, Катя говорит однажды: «Мы попали в аварию, и какая-то дама начала кричать, что у нее там брат или сват генерал полиции», а он достает какие-то свои документы, показывает, перед ним извиняются, и она поняла, что он офицер ФСБ. На тот момент, правда, она сказала, что ФСО. Это тогда я в первый раз — это было в 2010 или в 2011 году — все это услышал и понял, что он работает в спецслужбах России.

Какая-то дама начала кричать, что у нее брат генерал полиции, а он достал какие-то свои документы, и она стала извиняться

— На одной из фотографий, которые фигурируют в суде, на нем майка с эмблемой Центра специальных назначений ФСБ.

— Тут стоить помнить, что «Вымпел» ФСБ, который теперь входит в ЦСН, в первый раз засветился еще в Афганистане. Вадим в Афганистан попал уже в самом конце. Он получал образование в Рязанском воздушно-десантном училище, и как молодой офицер он проходил через Афганистан.

— Тогда он был просто десантником?

— Да, тогда он попал туда и там прошел первую кровь и все остальное. Это касательно того, что у него эмблема «Вымпел» на всех футболках. Он привозил какие-то календари, майки, и мы об этом как-то говорили, что это структура, с которой он дружит. В тот момент он, правда, сказал, что он не совсем в ней служит.

— Если не в ней, то где?

— Он в начале нашего общения сказал: «Давай так договоримся — ты мне вопросы не задаешь по моей работе, потому что правду я не скажу, а врать я не хочу». Меня это сразу заинтриговало. Сначала я думал, что он просто в ФСО и катается с Путиным, обеспечивает его безопасность, а потом вижу, что не сходится — Путин на месте, а он в командировке. Начинаю там сам себе все придумывать и складывать.

— То есть сам он никогда ничего не говорил о каких-то своих?

— Минимально. Только когда мы могли там несколько раз видеться за столом, сходить в баню, выпить. Однажды, например, мы заговорили про Французский легион. У меня в юности было желание туда записаться. Зацепились языками, и он со знанием дела рассказывает, мол, я туда ездил и все такое, а потом хоп — остановился и поехал дальше. А вот он обо мне знал все, и это тоже говорило о многом. Он говорил: «Я о тебе знаю вот, вот и вот» — раз и выдал мою историю. Это можно было знать, только входя в какие-то службы — позвонил, тебе дали какую-то анкету и рассказали все.

— Про награды он не упоминал?

— У нас про награды были разговоры два раза. Какой-то из бывших президентов Киргизии, не помню, какой, наградил его пистолетом. Он ездил в командировки туда довольно часто, там были какие-то сложные моменты, революция, он помогал его вывозить. А еще был момент — в нашу семью попала фотография, где он был в гражданском пиджаке, но с наградами. Какие там были награды, я не запомнил, видно только было, что не юбилейные, настоящие.

— А где это фото сейчас?

— Родители разорвали при обыске.

— Значит, сам Красиков не рассказывал особо о службе?

— Ну как сказать. Мы иногда ходили в баню и там были очень обстоятельные и интересные разговоры, по-трезвому и по-пьяному. У нас тогда был Янукович, которого я презирал все время, потому что для меня это был завхоз какой-то из Донбасса, а у них был Путин. И я как-то говорю: «У вас там Путин такой способный», а он говорит: «Никакой не способный» и начинает за него мне рассказывать. А я говорю: «Ты так говоришь, как будто про Путина что-то знаешь», а он: «Да, знаю». Слово за слово, и он мне рассказывает о том, что, где и как.

— У него было негативное отношение к Путину?

— У него было объективное отношение к Путину. Тогда еще не было войны, а он уже многое знал.

— Что именно он говорил о Путине?

— Что у них был какой-то формат общения. Подробностей я не знаю. Но когда мы стреляли с Вадимом в тире (он, кстати, очень хорошо стреляет), выяснилось, что он видел, как стреляет Путин, и, по его словам, стреляет он хорошо. Я тогда это все списывал на то, что он был ФСОшником, и только потом понял, что по его командировкам это не сходится. А командировок у Вадима было много, он, по его собственным словам, облетал весь мир.

— Вы часто с ним виделись?

— С 2010 года он прилетал каждый год, до событий Евромайдана. Я и сам был на Майдане тогда, и у меня даже было ощущение, я даже Даше сказал: «Знаешь, такое ощущение, что на меня через прицел смотрит Вадим». Почему я это сказал? Просто когда видишь силуэт человека и знаешь его походку пружинистую, как он плечами двигает. Лица-то у них у всех закрыты были. В это время они говорили родителям, что они поехали отдыхать куда-то с семьей, причем поехали в какую-то жаркую страну. А потом, ближе к концу Евромайдана, они появляются у нас в Харькове, приезжают на машине с украинскими номерами.

— В 2014 году Вадим Красиков был в Украине?

— 100%

— В каком месяце?

— По-моему, это было в январе. Они говорили, что уехали в какую-то жаркую страну, но потом оказалось, что они были в Киеве, а потом забеспокоились, что на фоне всех событий на Вадима с его явным русским акцентом будут косо смотреть, соседи уже стали говорить «вон, русские офицеры приехали», и они уехали в Харьков. .

— Это была еще зима?

— Это была середина января 2014 года, то есть еще до того, как они начали там палить. И они приехали на короткий срок, и как-то сама Катя сказала родителям: «Как Сашка относится к Вадиму?», а они: «А что ты так задала вопрос?». «Ну, у нас же там вот эти все развалы пошли, неприятности идут». Мы встретились, нормально пообщались. При мне была ситуация — ему звонит телефон, он берет трубку, с кем-то поговорил, потом сразу телефон разломал, карточку разломал и выбросил в мусорку. Я на все это смотрю и фильтрую. Еще интересный момент — он спрашивал меня, могу ли я распознать по номеру машины регион Украины. А у самого у него в багажнике я видел несколько разных автомобильных номеров.

— Это все зима 2014 года?

— Да, как говорил Путин: «Патриотически настроенные офицеры спасли господина президента Януковича». Я лично думаю, Вадим один из них был, тоже патриотический. Как-то все слишком сходится. А в конце 2014 года была какая-то заваруха, и он получил тогда какие-то награды, не знаю, за что и какие конкретно.

— Были еще какие-то странности типа «разломал телефон»?

— Еще в 2012 году он спросил меня, где в Украине можно купить пистолет. Я удивился, спросил, какой пистолет, он сказал, что желательно «Глок». Я сказал, что поспрашиваю ребят, и замял этот разговор.

— Так все-таки вы поняли, где именно он служил?

— Логика событий мне подсказывает, что он работает на специальных операциях. То, что он был и есть действующий офицер спецслужб, не вызывает ни малейшего сомнения. Когда ты смотришь на человека, ты всегда понимаешь, как он себя ведет — у него всегда был жесткий режим, он всегда сильный, подтянутый и подвижный, у него свой стиль разговора. Из какого он подразделения, я не скажу, он выходец «Вымпела». Мы с ним как-то сидим, говорим о здоровье, за колени, и он говорит: «Я вот так приседаю», а я говорю: «Ты приседаешь неправильно». Он говорит: «Да у нас в подразделении мужики такие, лет им по 70», я говорю: «Так 70 лет — это уже пенсионеры», а он: «Нет, у нас пенсионеров нет». Названия этой команды, фамилии людей я не могу сказать. Да, были фотографии на свадьбе, было видео, где ты кого-то видел мельком. Его группа была там рядом, приезжал какой-то генерал, появился и исчез.

— В последний раз он был в Украине в 2014 году?

— Да, потом не появлялся. Потом и сестра не приезжала. Как только началась война, у них был запрет, позабирали загранпаспорта.

— У них хорошие отношения, у Вадима с его женой?

— Я считаю, что у них были нормальные отношения, но я не знаю, что сегодня происходит. Я допускаю, что она была уверена, что он офицер спецслужб. Что сейчас с ней происходит, когда она узнала, что ее муж — это реальный убийца? Я могу понимать войну — это страшно, это ужасно, но это воюют солдаты. Я могу понять офицеров спецслужб, но я не могу понимать палачей. То есть, получается, приехал в любую страну и убил любого человека по желанию Путина.

— Сейчас поддерживается какое-то общение между сестрами?

— Как только у нас прошел обыск, они сразу полностью закрылись. Я подозреваю, что они сменили адрес в Крыму.

— После берлинского убийства сестры успели о чем-то поговорить между собой?

— Общались довольно обстоятельно и долго. После убийства Катя стала говорить: «Вадик задержался в командировке». Мне уже все предельно понятно, но я молчу. У меня жена рослая, но она как ребенок. Как я ей скажу?

— Но в какой-то момент сказали?

— Где-то за полгода я ей сказал: «Даша, прими информацию. Мне тяжело нести, вы чего-то ждете, а события идут развиваются таким путем». Показал ей информацию, она посмотрела. Она восприняла адекватно. Когда пришли с обыском, она уже все понимала и говорила о нем негативно, потому что из-за него к нам пришли неприятности.

— Когда вы показали информацию об убийстве, какие у нее были эмоции?

— Ну как всегда, поплакала, попричитала, но только в сторону сестры. Она понимает, что если завтра Фемида Германии сработает правильно, то у него пожизненно. Фактически малая осталась без отца.

— После того, как она узнала, она успела эту ситуацию обсудить с сестрой?

— Диалога по этой теме вообще не велось ни разу. Когда к нам пришли с обысками, тесть с тещей вспомнили, что «Катя нам говорила, что если у вас вдруг что-то случится, вы никуда не идите, не нанимайте адвоката, пускай все идет как идет». Катя ни разу не подавала сигнала за это время, что вот такая сложилась ситуация.

— В 2011 году он, как вы говорите, показывал удостоверение сотрудника спецслужб, а на момент убийства, как вы думаете, он был еще сотрудником или уже ветераном?

— Я знаю лишь, что в 2016 году ему дали награду и новое воинское звание полковника, я ему говорю: «Тебя можно поздравить? Ты уже полковник. А что не генерал?», а он говорит: «Ну я, наверное, не такой мерзавец, как все».

2016 году ему дали награду и новое воинское звание полковника

— Это 2016 год?

— Это уже была война, и мы не виделись, но по телефону разговаривали.

— Вы общались и в последние годы?

— Все время, до 2019 года. Мы в 2019 году с ним говорили еще о наших выборах.

— Это когда Зеленского выбирали?

— Да.

— Его жена официально имела бизнес, вы что-то об этом знаете?

— Только если формально на нее было что-то записано, она вела жизнь домохозяйки. Он всегда привозил очень высокие гонорары.

— Хорошие это какие?

— 10–15 тысяч долларов в месяц.

— То есть у них была хорошая машина, хорошая квартира?

— Да, всегда новая машина – BMW X5, Porsche Cayenne.

— А, кстати, о родителях, они когда поняли, кто он такой, как к этому отнеслись?

— Ну на самом деле уже когда все произошло и когда я вернулся из Германии, я их пригласил домой и сказал: давайте мы поговорим откровенно. Ну естественно шок, слезы, такое все.

— То есть родители Кати узнали, где ее муж, только пару недель назад?

— Они верили в какие-то сказки про командировки, про неприятности.

— Красиков часто летал на Кипр, он там отдыхал?

— Недвижимости где-то за рубежом своей не было. Про Кипр не знаю, знаю только, что они часто летали и брали лучшие отели.

— Вообще-то сотрудников ФСБ за границу мало куда пускают.

— Если человек с элитного подразделения ездит по всему миру расстреливать людей, то кто ему запретит куда-то полететь отдохнуть, как-то не совсем логично.

— Вы думаете, публичность как-то может вас обезопасить?

— Мы сейчас берем это, подсвечиваем. Если я буду на свету, у меня будет меньше риска. Если я буду понимать, что меня защищает какая-то группа, я готов идти дальше. С этим решением я пришел и сказал, что готов двигаться дальше.

— Но то, что вы говорите нам, вы сможете в суде тоже повторить?

— Да. Сейчас смогу.

— Как вы думаете, какое влияние на судьбу Вадима окажет то, что вы сейчас рассказываете?

— Ну, я уверен, что он получит пожизненное

— Какое ощущение было у вас, когда вы увидели его в суде? Все-таки угрозы от него звучали, потому что он же спецназовец, у него психологически так…

— Ну давайте так, мне же не 20 лет, я как бы внутри не трус. Есть разумные страхи, есть неразумные страхи. Мне его бояться нечего. Я, если говорить цинично, готов войти в его камеру и сказать: «Друг, слушай, давай поговорим за жизнь — в чем ты прав, в чем неправ». Может, тебя подставили, может, так надо было, может, тебе надо покаяться, я этого не боюсь. Единственное, из-за чего я затормозил, — это из-за того, что в тот момент я вдруг понял, что вот я один, и вот это ощущение «я один», а за спиной у меня четверо сыновей, жена и ты как бы думаешь — не очень хорошо воспринимаешь ситуацию. Я уже, знаете, после судов, уже перед самолетом сажусь и думаю — ну неправильно, это надо сейчас поднимать, высвечивать, раскручивать и двигаться.

— Вы говорите «подставили» — вы думаете, есть вероятность, что его кто-то подставил?

— Ну, у них уже была подобная ситуация, я помню, тогда было много шума. Это, наверное, был 11-й или 12-й год. Где-то они еще что-то исполняли.

— А под «прошел шум» вы что имеете в виду? Что Катя или кто-то начал реагировать?

— Да, Катя, вот это «его подставили», это она сказала уже когда последний раз говорила с родителями. «Тут неприятности», «подставили».

— Кстати, вы знаете, каким был последний разговор Кати с родителями?

— У нас обыск прошел в конце февраля, и вот буквально сразу же родители позвонили Кате, так и так, у нас обыск, и после этого она сразу потерялась.

— Мама вашей супруги и Кати звонила маме Красикова еще в конце 19-го года?

— Они общались, они ездили в гости. Отец Вадима чуть больше года назад умер от рака, а маму сейчас перевезли ближе к Москве. Его брат, Андрей, перевез ближе к Москве, чтобы было удобнее ездить.

— А где работает Андрей, неизвестно?

— У Андрея бизнес какой-то. Я пытался поговорить с Вадимом, узнать, какой там бизнес у его брата, может, что-то вместе бы делали, но он ответил: «Там очень большие деньги, тебе оно не надо». Ну не надо и не надо.

— Очень большие деньги?

— Да. Ну они не дружили между собой, два брата. Не знаю, может быть, Андрей все знал давно. У меня же поменялось отношение. Одно дело — даже это офицер армии врага, ты его воспринимаешь как офицера, воина. А другое дело — когда ты воспринимаешь как убийцу, который стреляет в затылок.