Сара Рейнсфорд: Гигантские по масштабу протесты в Беларуси заставили Кремль нервничать

Выведшая из себя Лукашенко журналистка ВВС рассказала о последних днях в Москве и разговоре в Минске.

Я пишу эти строки глубокой ночью на кухонном столе в моей московской квартире, время от времени поглядывая на красные звезды и золотые купола Кремля.

Когда вы прочитаете их, я буду в пути в Англию, высланная из России как угроза ее национальной безопасности. После двадцати с лишним лет журналистской работы в Москве я все еще не могу поверить в это.

Я подозреваю, что стала объектом особого внимания примерно год назад, когда российский МИД начал выдавать мне краткосрочные визы, и те в последний момент.

Однажды мне сказали, что я получаю последнюю в моей жизни российскую визу. Правда, потом сотрудница заявила, что ошиблась.

Но 10 августа на паспортном контроле в Шереметьево меня отвели в сторону и сказали, что мне запрещен въезд в Россию по представлению ФСБ.

Офицер зачитал текст решения, но ничего не объяснил.

— Сара-Элизабет, — он все время называл меня двойным именем, — вам отказано во въезде в Российскую Федерацию бессрочно.

Затем он уточнил, что это делается «для защиты безопасности России», и сообщил, что меня депортируют.

Я сказал ему, что я журналистка, и спросила, похожа ли я на угрозу национальной безопасности.

— Мы — исполнители. Спросите у ФСБ, — эти слова пограничник повторил несколько раз в течение разговора.

***

В то утро я прилетела в Москву из Беларуси, где освещала подавление массовых протестов против Александра Лукашенко.

Близкий союзник Владимира Путина проводил свой ежегодный «большой разговор» с журналистами [в большинстве своем — лояльными — ред.], и я воспользовалась случаем спросить его, как он может оставаться президентом после пыток и заключения в тюрьму мирных демонстрантов.

Сначала он обозвал меня пропагандисткой Запада, потом его лояльные сторонники начали один за другим нападать на меня. Все это белорусское телевидение показало в прямом эфире.

Вечером того же дня, когда мы монтировали мой репортаж про этот обмен любезностями, МИД России объявил о новых санкциях против Соединенного Королевства: дипломатическое ведомство обвинило каких-то неназванных британских граждан в «антироссийской деятельности».

Это был запоздалый ответ Москвы на британские санкции, введенные в связи с нарушениями прав человека в Чечне и коррупцией в высших эшелонах власти.

Поскольку виза в моем паспорте вот-вот должна были истечь, я сразу забеспокоилась. Спустя несколько часов коллеги благополучно пересекли границу России, а меня остановили.

У меня забрали паспорт, но оставили свободно бродить по залу отлета, пока мои спутники лихорадочно пытались как-то уладить дело.

Я была уверена, что у них ничего не выйдет: приказ в отношении меня исходил от могущественной ФСБ. Мне пришлось подписать форму о том, что я понимаю, что в случае попытки пересечь российскую границу я нарушу закон. Я протестовала, но выбора у меня не оставалось.

В какой-то момент я присела на сломанную скамейку в аэропорту и записала то, что чувствовала, плача в камеру. Через 12 часов после приземления мне неожиданно позвонили и сказали, что я могу пересечь границу, чтобы закончить свои дела и собрать вещи, но этот раз будет последним.

***

Мое изгнание означало разрыв всех многолетних связей. Россия была важнейшей частью моей жизни с тех пор, как в 18 лет я приехала в Москву вскоре после распада СССР. Я увидела хаос, бесконечные очереди и дефицит и даже войны.

В середине 90-х я, будучи студенткой, для языковой практики провела год в «бандитском Петербурге». В баре, где я работала, у мужчин на входе требовали сдавать оружие в гардероб.

Это были трудные годы для многих россиян, и одновременно период небывалой, пьянящей свободы. Затем пришел Владимир Путин.

С момента его первого избрания в 2000 году я работала в Москве. На моих глазах происходила постепенная эрозия свобод и росло давление на несогласных. Я наблюдала все маневры Путина с целью удержать и укрепить свою власть.

Нажим на общественных активистов, критиков правительства и, наконец, на журналистов резко усилился в последний год после отравления оппозиционного политика Алексея Навального. По мере приближения выборов в Госдуму стало еще хуже.

Гигантские по масштабу протесты в Беларуси против фальсификации выборов заставили Кремль нервничать. Все критические голоса глушатся, всякая реальная политическая конкуренция искореняется. В центре этих усилий — попытки заставить замолчать свободную прессу.

На той же неделе, когда я узнала о моем изгнании из России, крупнейший независимый вещатель, телеканал «Дождь», объявили «иностранным агентом».

«Дождь» пополнил растущий черный список российских СМИ, от которых требуют предварять любой материал заявлением о своем «вражеском» статусе либо подвергнуться разорительным штрафам и даже уголовному преследованию.

— Статус иностранного агента означает, что мы враги государства, — сказал мне главный редактор «Дождя» Тихон Дзядко. — Число наших подписчиков не снизилось, а возросло. Некоторые члены нашей команды говорят, что гордятся этим определением как своеобразным знаком качества.

Но общая тенденция в отношении СМИ вызывает у него тревогу.

— Похоже, они объявили всем: правозащитники и независимые масс-медиа нам здесь больше не нужны, — говорит он. — Все очень плохо, и в любой момент может стать еще хуже.

***

Когда меня пригласили в российский МИД, чиновники уверяли, что в моей высылке нет ничего личного. Официально они называют случившееся ответом на отказ продлении британской визы корреспонденту агентства ТАСС. Но это было два года назад, и тогда никто не поднимал шума.

Старшие дипломаты говорят, что ничего не знают об объявлении меня «угрозой национальной безопасности», хотя мне точно известно, что они видели форму, подписанную мной в аэропорту. Они также отказались подтвердить информацию из неофициального источника, что я включена в санкционный список.

Многие из тех, у кого я в прошлом брала интервью, сейчас покинули Россию ради своей безопасности. Другие говорят, что подготовили планы бегства.

Мне никогда не приходило в голову, что присоединюсь к ним по ту сторону границы. Я уезжаю, а слова «антироссийская деятельность» и «угроза безопасности» звенят в моих ушах. Но я пытаюсь заглушить этот шум.

С того момента, как про мою высылку узнали все, ко мне подходили полузнакомые и совсем незнакомые люди, чтобы выразить сочувствие и извиниться. Некоторые говорили, что им стыдно за правительство своей страны.

Их доброта и тепло — вот о чем я думаю в эту минуту.

На улице дождь. Мне почти пора ехать. Возможно, навсегда. Но я надеюсь, что нет.

Сара Рейнсфорд, ВВС