«Прошу снабдить меня револьвером»

Как жители Карелии восстали против советской власти.

В октябре 2021 года исполняется 100 лет с начала Карельского восстания. Несколько тысяч жителей карельского севера, уставшие от продналога и нищеты и получившие поддержку от финнов, решили пойти против новой советской власти.

Корреспондент "Север.Реалии" поговорила с историком, автором книги "В пучине Гражданской войны" Александром Осиповым о причинах восстания, его последствиях, и о том, почему сегодня так мало говорят об этих страницах истории Карелии.

"Доношу довашего (орфография и пунктуация сохранены. – СР) сведения что Вокнаволотской волости дер.Вонницы граждане держали между собою собрание. Вопросы говорят были такие. Что здавать оружие самовольно или нет и потом пойти на всеобщий обучь или нет. И говорят постановили так, что оружие не здавать и навсеобщий обучь не идти зделать забастовку", – такое сообщение в октябре 1921 года отправил начальник 4-й роты Пируев своему руководству о событиях в карельском селе Суднозеро.

Спустя десять дней он же добавил: "При сем заявляю нач. заставы села Суднозера, что мне необходимо иметь легкое огнестрельное оружие виду того, что настроение у граждан антисоветское. А также как и в дер. о. Супассалми. Оттуда приходили с вопросом о том, что жить самостоятельным. […] В чем и убедительно прошу снабдить меня каким-либо револьвером".

Эти документы столетней давности цитируют в новой книге "В пучине Гражданской войны: Карелы в поисках стратегий выживания. 1917–1922" историк, научный сотрудник Университета Восточной Финляндии в городе Йоэнсуу Александр Осипов и исследовательница Марина Витухновская-Кауппала.

Тогда, по их словам, советские власти не обратили особого внимания на сообщения из Карелии. Некоторое время спустя к восстанию стали присоединяться другие села и деревни региона.

– Причин начала восстания было много. Во-первых, это часть общей российской тенденции 1920-1921 годов. Похожие восстания, например, Тамбовское, Поволжское, Западносибирское – это цепочка восстаний на основе крестьянского недовольства, которое тлело по всей стране, – рассказывает Осипов. – Это и элементарный голод, к которому привела, в частности, политика продразверстки, когда направлялись отряды из рабочих или солдат по деревням и собирали у крестьян так называемые излишки продовольствия. На самом же деле часто отбиралось у людей просто все. В марте 1921 года продразверстку заменили продналогом, и крестьяне должны были сдавать определенное количество того, что они производили, то есть зерна, молока, яиц, рыбы и так далее. Карельские крестьяне с установленными нормами не справлялись, в том числе, потому что 1921 год был неурожайным. К продналогу добавилась трудовая мобилизация – крестьян заставляли работать на лесосплаве. Все это в итоге привело к восстанию.

– А до 1921 года крестьяне были всем довольны? Как они вообще воспринимали Советскую власть?

– И до 1921 года было много локальных конфликтов. Если посмотреть на Гражданскую войну в Карелии, то события 1918–1920 годов – это постоянное противостояние Советской власти и крестьянства. Например, в 1918 году создавались комитеты деревенской бедноты, которые деревню раскололи: односельчане забирали у богатых или у тех, кто побогаче, позажиточнее, зерно и продовольствие. За год до Карельского восстания было восстание 1920 года, так называемое Ухтинское контрреволюционное восстание, о котором практически ничего не пишется. О нем есть только какие-то смутные упоминания в архиве. Мы их нашли, но их крайне мало, и причины абсолютно те же.

– Что же тогда привело к более широкому восстанию?

– Недовольство тлело или, что называется, котелок кипел, пар нагнетался. В этих условиях своеобразным катализатором процесса выступили финны. Это тоже не новое явление: [финны поддерживали антисоветские выступления] в 1918 году в Беломорской Карелии, в 1919 – в Олонецкой и в 1921 – снова в Беломорской, или даже шире – в северных карельских волостях. Финны воспользовались ситуацией и снабжали народ оружием, продовольствием, агитировали. Впрочем, очень трудно сказать, что именно стало таким триггером, спусковым крючком – было ли это чисто крестьянское недовольство или финны все-таки зажгли эту спичку. Скорее всего, именно переход финских добровольцев в октябре 1921 года через границу стал отправной точкой для восстания.

"В Тунгудской волости советский ревком свергнут, волость провозгласила себя самостоятельной и не подчиняется Кемскому уездисполкому" (из доклада члена исполкома КТК В.М.Куджиева в Народный комиссариат по делам национальностей РСФСР от 10 октября 1921 года).

– А зачем это финнам нужно было?

– Здесь тоже разные причины. Финны давно грезили о создании Великой Финляндии. Ситуация в России с Гражданской войной, ее ослабленность, конечно, этому способствовала. Финны искали свои корни в Карелии. Началось это еще в середине XIX века. К началу ХХ века сформировалось убеждение в ряде финских кругов (туда входили самые разные люди – и лесопромышленники, и военные, и студенты, и просто активисты, и выходцы из Карелии) о том, что нужно объединить карелов, финнов, вепсов и даже эстонцев в такую Великую Финляндию. Было достаточно много добровольцев, готовых воевать в России за эту идею. Впрочем, и среди добровольцев не все хотели Великой Финляндии, были просто авантюристы, были выходцы из Карелии, которые хотели помочь своим землякам.

– Финскую военную помощь можно назвать эффективной?

– Я бы так не сказал. Предыдущие походы [финнов] в Карелию в 1918, в 1919 годах, о которых я говорил, показали, что не сильно крестьянство хочет воевать, и не сильно хочет брататься с финским народом. Крестьянство всегда было аморфное, аполитичное, разрозненное. Оставить бы его в покое, дать бы хлеба – и не было бы восстания. И финны вроде бы обожглись в 1918–1919 годах, но захотели еще одну попытку [предпринять]. Надо подчеркнуть, что и эта попытка была неофициальная, то есть правительство формально оставалось в стороне, хотя у финских офицеров, которые организовывали отряды из карелов и финнов в 1921 году, были контакты с Генштабом Финляндии. Поддержка шла из самых разных источников. В Финляндии было несколько организаций, которые собирали продовольствие, отправляли в Карелию. Был так называемый Восточно-карельский комитет, Восточно-Карельский центр помощи и разные другие комитеты. Был и чисто практический интерес лесопромышленников, которые также стояли за этим. Например, в 1918–1920 годах, когда Реболы и Поросозеро временно, неофициально, вошли в состав Финляндии, туда сразу пришли лесопромышленники. Так что был у финнов и прямой экономический интерес, а не только идея родства и Великой Финляндии.

– Расскажите о масштабах восстания, о географии.

– Очаги восстания были довольно неравномерные. Считается, что началось восстание в современном Муезерском районе [Карелии], и пошло дальше – Ругозеро, Маслозеро, Ухта (нынешняя Калевала), Реболы. Самый тихий сейчас Муезерский район, о котором ничего не скажешь в принципе, был одним из очагов восстания. И Ухта традиционно была таким центром карельского национализма и в 1917, и в 1920 годах.

– А почему именно нынешний Муезерский район отличился? Что там такое произошло, что вызвало особое недовольство?

– Я не думаю, что там были какие-то сверх-причины. По архивным данным, там в 1920–1921 годах были зафиксированы отказы крестьян выходить на работы на лесосплаве. Такое, наверное, наблюдалось и в других местах. Была ли это случайность или точный расчет, но финны прибыли сначала именно туда и поднесли эту спичку. Точно так же, мне кажется, могло начаться и в Ухте.

– А есть ли какая-то дата, с которой можно начать отсчет восстанию?

– Это очень спорный вопрос. Если говорить про само восстание, то это, наверное, первая половина октября 1921 года, когда отряд под руководством Таккинена переходит границу [Финляндии и России], и в Карелии начинается заварушка. Но опять же: недовольство все время тлело, были и до этого выступления против Советской власти, были ответные карательные меры. У этого процесса трудно выбрать точку отсчета.

– Какие были цели у повстанцев – избавиться от продналога, от власти, и присоединиться к Финляндии?

– И здесь все очень разнородно. Надо разделять цели финнов и цели карелов. Что касается первых, то на территории восстания власть перешла к так называемому Карельскому временному правительству (он назывался и Временный комитет, в документах звучат разные названия), который вроде как состоял из карелов. В него [официально] входило три человека. Но при этом протоколы собраний, которые проводились в деревнях, находившихся на территории восстания, все написаны под копирку. Скорее всего, они все написаны с финской помощью на финском языке, где цели максимально расплывчатые. В конечном итоге, Карельское временное правительство на основании этих документов выпускает обращение к карельскому народу, где говорится, что "мы за свободную и процветающую Карелию, границы которой должны проходить по линии реки Свирь и Белого моря", то есть примерно территория современной Карелии. Какой-то конкретики, как это будет происходить, не было совершенно. Это такой, скорее, пропагандистский документ. На январь 1922 года было назначено национальное собрание, куда должны были съехаться представители из разных волостей, находящихся под контролем повстанцев. Но собрание провести не успели, зато Финляндия успела обратиться в Лигу наций с тем, чтобы обратить внимание мировой общественности на то, что Советская Россия вроде как нарушает условия Тартуского договора. Но Лига Наций это обращение Финляндии не поддержала. Получилось так, что о решении вопроса о "свободной Карелии" внешнеполитическим путем можно было забыть.

"17 декабря 1921 г. член РВС Петроградского военного округа Наумов направил командующему войсками Карельского укрепленного района А.И.Седякину телеграмму, в которой, указав на "международное значение" событий в Карелии, потребовал "беспощадно и стремительно уничтожить эту занозу". (Из книги "Карелия в политике Советского государства" Ю.М.Килина об условиях усиления группировки Красной армии против восставших)

– Ясно, что трюк финнов не прошел. А что сами повстанцы-карелы?

– Что касается цели самих повстанцев – тоже трудный вопрос. Программных документов крайне мало. Доверять ли протоколам, собранным по карельским волостям, где просто говорится о том, что "мы отказываемся от Советской власти, мы ее свергаем, мы хотим присоединиться к Финляндии", – большой вопрос. Скорее всего, как и раньше, крестьянство просто хотело для себя спокойствия, хотело мирной жизни и хлеба. Ведь нельзя сказать, что финнов и повстанцев безоговорочно поддержали на территории восстания. Финны объявили мобилизацию, однако далеко не все крестьяне приняли это радостно и были готовы воевать. Так что единой цели, единой программы, по сути, не было.

– Сколько финнов принимало и карелов принимало участие в этом восстании?

– Точную цифру назвать трудно. Восстание – это процесс: приходили новые добровольцы, приезжали добровольцы из Финляндии, по мобилизации, кто-то дезертировал, кого-то убили, кого-то ранили (хотя откровенных боевых действий и линии фронта, как в обычной войне, так и не сложилось). В финских архивах я нашел списки личного состава тех трех вооруженных формирований, которые были сформированы у повстанцев. Если этим спискам верить, то там было около трех тысяч человек. Впрочем, это странная цифра. В нее входило около 500 финнов-добровольцев, а остальные были карелы. Но мне эти списки кажутся довольно раздутыми. [Потому что всего] было три крупных формирования – Карельский полк лесных партизан, Беломорский полк и Ребольский батальон, плюс отдельные небольшие лыжные диверсионные отряды. Были и комендатуры, при которых были отряды самообороны, но у них была одна винтовка на несколько человек – стариков и детей. Я бы это назвал бумажными войсками. Для какой отчетности их создавали я не знаю, но толку от них было, конечно, совсем немного. Кроме того, даже в действующих отрядах укомплектованность винтовками была не сильно лучше: где-то она достигала 75 процентов, где-то – 50.

– В российских источниках есть информация о том, что финны убивали и расстреливали местных. Этому можно верить?

– С одной стороны, это легенда, которая очень активно использовалась [большевиками] как элемент пропаганды. С другой стороны, расстрелы действительно были. Прежде всего, [повстанцы] расстреливали коммунистов, представителей власти и тех людей, которые олицетворяли для местных Советскую власть, которые забирали продовольствие у крестьян. Но их убивали не потому, что они коммунисты, а потому, что они заставляли выходить на лесосплавные работы, проводили мобилизации, отбирали зерно. И крестьяне, естественно, сами зачастую выдавали [повстанцам] коммунистов и представителей власти. В этом, как мне кажется, и есть суть Гражданской войны в Карелии – в расколотой деревне, в гневе крестьян, направленном против представителей власти, в их личной мести. Но есть и особенность, по сравнению с другими регионами, втянутыми в Гражданскую войну: в Карельском восстании приняли участие финны, которые преследовали свои цели.

– Вы упоминаете, что некоторым лидерам карельских повстанцев давали прозвища из карельского эпоса "Калевала": Вяйнемейнен, Илмаринен. Это для того, чтобы придать национальный колорит?

– Да. С одной стороны, это дань эпосу, может быть, какое-то подчеркивание общих корней. Собственно, с эпоса все и началось еще в середине XIX века – поиска [финских] корней в Карелии. С другой стороны, у этих прозвищ была и чисто практическая цель, ведь в восстании принимали участие офицеры регулярной финской армии. Но на время участия в восстании они выходили в отставку. Тот же майор Талвела, который впоследствии дослужился до генерала и воевал в Карелии в годы Второй мировой войны, за карьеру трижды выходил в отставку, чтобы, в том числе, принять участие в походах в Карелию. И чтобы скрыть имена этих офицеров, они выступали под псевдонимами. Впрочем, секрет этот быстро раскрылся.

– Была ли возможность предотвратить восстание?

– Трудно сказать. Вряд ли Советская власть пошла бы на уступки – отмена продналога или что-то еще. И никто бы не позволил карелам просто так отделиться: Советская власть, как она считала, и так дала карелами автономию – создала Карельскую трудовую коммуну. Мне кажется, что просто власти не до конца понимали масштабы происходившего и поэтому не могли предотвратить эти события, когда они перешли в активную фазу. Частей Красной Армии в тех районах было немного, а граница плохо охранялась – ее переходили в обе стороны, кто хотел и сколько хотел, в том числе финские добровольцы. Связи карело-финские на севере всегда были очень активными – коробейничество, родственники, тайные тропы. На самом деле, границы особо как таковой и не было, она была номинальная. И только после восстания Советская власть значительно усилила охрану границы.

– А что было потом с местным населением?

– Это большая трагедия, очень много людей ушло в Финляндию. Сколько – тоже вопрос, данные разнятся. По официальным данным финского МИДа, в Финляндии находилось от 11 до 13 тысяч беженцев. [Сотрудница Национального архива Республики Карелия] Елена Усачева пишет в своей книжке (это шикарный иллюстрированный альбом о карельских беженцах) о еще большем количестве человек. Примерно половина из них потом вернулась обратно: им была объявлена амнистия. Но опять же амнистия не касалась тех, кто активно участвовал в восстании. А на тех, кто активно участвовал в восстании, указывали местные власти. Не все получили прощение, не все вернулись. Это отдельная и очень интересная тема, которой мы толком не занимались: что стало с беженцами, если проследить их судьбы на протяжении 1930-х или 1940-х годов. Многие ведь потом были репрессированы как раз потому, что они участвовали в контрреволюционном восстании. Но если мы берем цифру в 3 тысячи человек повстанцев и цифру, допустим, в 13 тысяч беженцев, понятно, что мирные жители просто отступали, боясь того, что будет с ними, когда придет Советская власть.

– А сколько тогда людей жило в Карелии? 13 тысяч человек, которые ушли, это довольно большая цифра.

– Здесь нужно смотреть данные переписи 1897 года. Наверное, тысяч 250, но это очень навскидку. Ведь население концентрировалось еще в крупных городах таких как Петрозаводск, Беломорск, Кемь, которые к восстанию не относились, а север-то был малонаселенный. В северных волостях, опять же очень навскидку, наверное, тысяч 50 проживало на территории восстания.

– Можно ли сказать, что мы вообще хорошо знаем эту страницу истории Карелии? Насколько она важна?

– Для меня большой вопрос – какие воспоминания есть о тех событиях в коллективной памяти нынешнего местного населения. Было бы интересно поспрашивать потомков, сохранилось ли что-то у них в памяти об этих событиях. Не секрет, что в народной памяти Великая Отечественная война заслоняет все остальное, что было в ХХ веке. Конечно, это одно из важнейших событий. И есть множество проектов по этому поводу. А можно ли найти своих родственников, воевавших в Гражданскую войну? Такого нет вообще. И если спросить у любого – знает ли он, что делали его прабабушка и прадедушка в Гражданскую войну? – вряд ли он ответит. Эта война настолько мифологизирована, настолько о ней мало говорится, настолько она показана однобоко, например, в художественных фильмах, что покопаться в семейных альбомах и в памяти тех людей, которые являются потомками, может быть, тех самых повстанцев, это было бы очень интересно. В Муезерском районе – в Кимасозере, в Ругозере, в Тикше, и в Калевальском районе, есть большое количество братских могил времен Гражданской войны. Но это выглядит довольно скромно, то есть чаще всего там какой-нибудь столбик или памятная табличка. В Кимасозере точно есть небольшой памятный знак, на котором написано, что здесь такого-то числа были разгромлены отряды белофинских интервентов, то есть про Гражданскую войну, про восстание, там, естественно, ничего не говорится. Кроме того, если говорить про память, то в Петрозаводске и в Костомукше есть улица Антикайнена, в Петрозаводске есть улица Хейкконена. Об этом мало кто задумывается, но Антикайнен был тем человеком, который внес большой вклад в подавление этого восстания, а Хейкконен был его заместителем в отряде. Было бы интересно спросить у жителей Петрозаводска, знают ли они, в честь кого назвали эти улицы.

– То есть память об этих событиях есть, но она однобокая?

– Память есть. В советское время проводили спортивно-патриотическое мероприятие под называнием "Лыжня Антикайнена". Лыжный поход частично воспроизводил рейд курсантов Интернациональной военной школы, которые прошли от Мурманской железной дороги до Кимасозера, разгромили там штаб Полка лесных партизан, и стали тем фактором, который привел к завершению восстания. Потом какое-то время эта лыжня не проводилась, и буквально недавно глава Карелии Артур Парфенчиков предложил ее снова проводить. Но надо понимать, что память, которая сохранилась в виде этой лыжни, в виде улиц, в виде табличек и монументов, она вся говорит о победе над захватчиком, над внешним врагом, то есть белофиннами. Само слово "восстание" нигде в памяти не зафиксировано. И это довольно удобно, потому что можно говорить о том, что "наши" победили "белофиннов". А кто такие белофинны, кто туда входил – непонятно. С другой стороны, а можно ли сейчас как-то эти события в памяти немножко перевернуть и сделать что-то примиряющее? Я не уверен в этом. Какой-то общий монумент павшим в Гражданской войне – вряд ли. Попытки увековечить память людей, которые были на другой стороне, в России успехом не пользуются.

Если заглянуть в "Википедию", то можно найти там довольно странные идеи. Карельское восстание называется там "второй советско-финской войной". Третья "советско-финская война" – это, получается, Зимняя война [1939-1940 годов], а первая, видимо, – это события 1918–1920 годов. Это очень такая странная трактовка истории: она про то, что гражданской войны не было, а были войны с финнами. Ее предложил в 1990-е годы советский скандинавист Вильям Васильевич Похлебкин. Он же – знаток русской кухни. Эту его идею [про "советско-финские войны"] подхватили другие историки и теперь события начала ХХ века реконструируются зачастую как войны Советской России и Финляндии, где фактор внутренний, фактор экономический, фактор того, что это была Гражданская война крестьянства и Советской власти просто игнорируется. Напоминает пресловутый поиск внешнего врага. Советские историки раньше много об этом писали. Но в их работах слова "власть", "борьба", "большевики" были главными в названиях. Считается, наверное, что все уже написано и нечего эту тему будоражить. Так что сейчас пишут не много, нет [ни одной современной] монографии о Гражданской войне в Карелии. Наша книга отчасти эту нишу закрывает. В Финляндии к нашей работе очень большой интерес, хотя и здесь Гражданская война стоит на втором месте, главное – это события Зимней войны и Войны-продолжения.

– А как сами финнов трактуют эти события?

– Финны пишут о так называемых племенных войнах в контексте идеи создания Великой Финляндии: добровольцы воевали в Эстонии, в Ингерманландии, в Карелии, был поход на Печенгу – то есть совершали походы, чтобы создать великую страну и помочь родственным народам избавиться от большевиков. Их, конечно, больше интересует фактор участия финнов в тех событиях, а не противостояние карельских крестьян и Советской власти.