Кремлевская цирковая труппа выстроилась на арене с веселыми красными шариками вместо носов.
О нынешней Нобелевской премии мира судачили, гадали, предсказывали, заранее осуждали и выражали отчаянные надежды намного сильнее, чем о такой же, но — по литературе.
Это понятно, вполне объяснимо и, увы, справедливо. Литература как социальный институт существенно растеряла и растрясла по ухабам истории свои традиционно высокие позиции в жизни общества.
Я заметил, что в последние несколько лет яростные некогда споры о том, кому из мучеников пера, кому из вдохновенных творцов вещих метафор выпишут Нобелевку, звучат все приглушеннее и все скучнее.
Да и неизбежные после любого присуждения дискуссии звучат все равнодушнее, и такой почтенный сетевой жанр, как srach, растерял на этих нудных интернет-просторах свою былую пассионарность.
А вот о Премии мира говорят все более и более горячо и заинтересованно. Горячо и заинтересованно настолько, что может показаться, будто бы очередное субъективное решение Нобелевского комитета, то есть группы конкретных живых людей с их персональными представлениями о добре и зле и вообще о прекрасном и ужасном, на самом деле способно повлиять на судьбы современного мира, поставленного перед целой уймой нерешенных задач.
Все гадали о том, обратит ли Высокое жюри свое внимание на Россию или рассеянно и равнодушно пройдет мимо, дав понять, что Россия и ее проблемы располагаются вне круга внимания современного цивилизованного мира.
Для многих россиян и для меня в том числе это было бы не то чтобы обидно, но, скажем так, досадно.
Но нет!
Дмитрий Муратов, хороший и честный отечественный журналист, а также — соответственно — руководимая им «Новая газета», стали лауреатами Нобелевской премии мира.
Узнав об этом, я от души поздравил и Диму Муратова, и всю редакцию, потому что считаю, что это решение правильно, что оно вполне заслуженно и что оно очень важно. И для Муратова, и для газеты, и для других газет, и для нас всех.
Тут же, конечно, возникли бурные дискуссии. Как же без них!
Много, конечно, недовольных. И это тоже понятно. Мне, как и многим, тоже больше понравилось бы решение, в соответствии с которым лауреатом Нобелевки стал бы человек, который в данный момент находится в колонии и чье имя не решаются произнести вслух высшие и средние чины государства, называя его «берлинским пациентом» или просто «этим человеком».
Нам-то с вами стесняться нечего, поэтому мы с удовольствием произнесем это имя — Алексей Навальный.
Да, в качестве нобелевского лауреата я, как и многие, с большей радостью увидел бы именно его. Но жюри имеет право на свое решение, и это решение мне, в общем-то, тоже очень нравится. Оно достойно, и оно очень радостно.
А еще в обсуждениях все время гадают, означает ли объявление премии свободной газете автоматическое и немедленное присвоение ей статуса иностранного агента, выполняющего функцию иностранного агента в соответствии с присвоенным ей статусом иностранного агента на бескрайних просторах РФ.
А мне даже и хочется, чтобы вот прямо сейчас обожаемые наши «компетентные» органы назначили бы «Новую газету» «иноагентом», сделав при этом вид, что ни о каких таких нобелях-шмобелях они никогда ничего не слышали. «Какой ещё Нобель! Какие премии! Вы о чем? Очередная русофобская вылазка? Так и скажите».
Я хочу увидеть всю эту кремлевско-лубянско-останкинскую труппу нравственных инвалидов, выстроившихся рядком на ярко освещённой цирковой арене со свалившимися на пол портками и с веселыми красными шариками вместо носов.
Пусть они стоят там и нестройным хором верещат про «иностранное вмешательство» во внутренние дела их внутренних компетентных органов, расположенных чуть пониже пояса.
А Диму и любимую газету я еще раз поздравляю!
Лев Рубинштейн, «Эхо Москвы»