«Машеров спросил отца: «Будете переезжать?»

Как живет частный сектор у стадиона «Динамо», о котором многие даже и не знают.

В сравнении со стадионом «Динамо» все вокруг кажется нещадно маленьким, поэтому он часто является главным ориентиром на местности. Порой его упоминают в адресах, казалось бы, даже известных мест. Например, КЗ «Минск», лицея БГУ, тусовочной Октябрьской и стены Цоя. Но есть то, что рядом с «Динамо» найти очень трудно. Речь о частном секторе, который находится между улицей Белорусской и переулком Круглым. Это всего несколько небольших домов, которые спрятаны за высокими заборами и ветвистыми деревьями, поэтому их легко и не заметишь. А в 60-х годах эти дома принадлежали врачам и деятелям культуры, и тут была совершенно другая жизнь. Realt приехал разведать, как живет самый центральный частный сектор Минска, а привез историю семьи, которая отражает жизнь людей того времени.

«Босиком ходила через трамвайные пути на Ульяновской»

Обойдя переулок Круглый и постучав в каждую калитку, мы не услышали даже шороха. Видимо, здесь все-таки больше никто не живет. Мимо бегут студенты БГТУ, все закоулки забиты машинами, и кроме нас по району не спеша гуляет только мужчина с шарпеем. Оказалось, Иван Иванович живет в трехэтажном доме на Ульяновской. Он обнадежил нас, сообщив, что вечерами в частных домах зажигается свет. А с некоторыми соседями из частного сектора он хорошо знаком. Указывая на седьмой дом, говорит, что его хозяева живут в районе дольше, чем он, и смогут рассказать историю этого места.

Рядом с забором стояла машина, и мы позвонили по номеру, что был указан под стеклом авто. И в точку. Так мы познакомились с Еленой и Петром Зеленевскими.

— Мои родители купили эту часть дома в 1964 году. Мне было 6 лет, я как раз пошла в первый класс в местную школу, — рассказывает Елена. — До этого мы жили в жилом доме в Ждановичах. Мама была агрономом в колхозе, отец — врачом. Знаете, как в селе бывает: чуть что — сразу к нему, и неважно, день это или ночь. Вообще, родители говорили, что беспокоились за нас. Хотели, чтобы мы, три девочки, росли в городе.

Оказавшись здесь, Леонид Артишевский, отец Елены, стал работать хирургом в клинической больнице № 3. Мама, Зинаида Брониславовна, устроилась в Статистическом центре и доросла до ведущего специалиста, не имея высшего образования.

По словам женщины, все эти дома появились после войны. Их начали предлагать работникам культуры и врачам. В итоге здесь собрались одни из самых известных специалистов двух сфер. Например, дом, где сейчас располагается посольство Молдовы, раньше принадлежал оперной диве Ларисе Александровской. В воспоминаниях Елены он всегда был эффектным: зеленого цвета с белой отделкой.

— В одном из домов жил известный терапевт Трусевич. Его жена была хорошим окулистом. Соседний дом принадлежал ортопеду-травматологу Шапира. Он тоже работал в больнице № 3. Когда мы приехали, он был уже пожилым человеком. Помню, в детстве меня удивляло, что у него на руках всегда были перчатки без пальчиков. Его супруга преподавала химию в медуниверситете. Рядом жили военные медики и известный акушер-гинеколог Старовойтов.

— С такими соседями можно и по поликлиникам не ходить.

— Да, между нами были очень хорошие отношения. Мы никогда не ссорились, помогали, если нужно было. Нашу часть дома продал врач-рентгенолог Иван Нагорский. Во второй половине жила его бывшая супруга, заведующая аптекой, и двое детей, — вспоминает Елена. — Уже на противоположной стороне жили художники и скульпторы. Когда мы переехали, впечатление у меня от них было «аховое». Я иду в школу и через калитку вижу, что по всему соседскому саду разбросаны части человеческого тела из гипса: то ноги, то руки, то торс. Тут жили живописцы. Напротив — Виталий Цвирко, а чуть дальше — Иван Ахремчик.

Елена вспоминает, как босиком ходила через трамвайные пути на Ульяновской.

— Школа была возле больницы. Я, кажется, пенал забыла, и вот босиком побежала в школу выяснять, куда он пропал. Тогда никто не удивился, все понимали, что деревенский ребенок — это дитя полей.

Школа была одноэтажной. Елена закончила там всего три класса, так как ее снесли и район начали преобразовывать. Под бульдозер попали и дома культурных деятелей — началась стройка БГТУ, по которой тоже бегали местные дети.

«Машеров спросил: «Ну что, доктор, поедем отсюда?»

Поколения менялись, дети и внуки начали продавать дома, и на место одних соседей приходили другие. Так, например, сюда переехала семья из Майкопа. Женщина, Зинаида Валентиновна, была зенитчицей и участницей битвы за Москву. В дом № 9 поселилась большая семья из Брагина. Там мама работала хирургической медсестрой.

А вот нынешние соседи никакого отношения к медицине уже не имеют. Но Елена и ее сестры продолжили врачебную династию: она стала педиатром, младшая сестра — стоматологом, а старшая выбрала специальность биолога. Петр Зеленевский, муж Елены, тоже врач — стоматолог.

— Мне рассказывали, что чуть дальше по улице Белорусской жили ветераны Великой Отечественной войны, — подключается к беседе Петр.

— Чуть выше по дороге находилась явочная квартира подпольщиков. Там жил Захар Гало — известный партизан. Еще рядом жил садовник, у которого росло много реликтовых растений. Одной сирени сотни сортов, не говоря уже про цветы. У него был удивительный сад. Каждый раз, когда мы 1 сентября шли в школу, он собирал огромные букеты. Его дом снесли, а всю растительность уничтожили. Теперь там сантехнический отстойник.

— Папа рассказывал, что перед Олимпиадой 1980 года стоял вопрос сноса, и сюда приехал Петр Миронович Машеров. Отец шел ему навстречу и Петр Миронович спросил: «Ну что, доктор, поедем отсюда?». А папа ему: «Зачем?» В общем, поставили зеленый заборчик, чтобы нас не было видно. А когда цветут сады, вся территория — сплошной сад — и дома теряются.

Одно время здесь хотели построить даже посольство Ирана, но там посчитали, что это невыгодно, так как в каждом доме прописано много человек.

— Когда говорю, что живу у стадиона «Динамо», никто не верит, — говорит Елена. — Не знают, где здесь частный сектор. Историческую ценность наши дома не представляют, и то, что здесь жили известные люди, никому не интересно. В трехэтажном доме, что стоит ближе к дороге, висит табличка, что там жил Иван Ахремчик, но на самом деле его дом был снесен. Не знаю, может ему и дали там квартиру.

— Обычно люди просто проходят мимо. Нет, некоторые обращают внимание, когда что-то нужно. Бывает, просят шашлык сделать, — с улыбкой рассказывает Петр, и непонятно, шутит он или нет.

— К нам заходили как-то бомжи посидеть, покушать во дворе. Ну, пускали, — добавляет Елена. — Кстати, в детстве на Белорусской хулиганы жили. Они наш сад очень любили, лазили во двор за яблоками и грушами. Бабушка как-то выходит и говорит: «Детки, что вы хотели? Вы хотите яблок? Возьмите сколько нужно, только ветки деревьев не ломайте». Ребята стоят растерянные: они-то воровать пришли. Помню, что после учебы шла домой, увязались какие-то парни, и главный в этой местной банде их прогнал. Защитники уже были. Потом следили, чтобы посторонних на районе не было.

Переулок в те времена был очень тихим, и машины здесь почти не ездили. Но иногда доносился шум со стадиона. Все крики и овации слышно и сейчас, но Елена отмечает, что это уже не та громкость.

Многие соседи держали хозяйство: были и коровы, и свиньи, и козы. Но бабушка Елены, которая жила с ними, сажала лишь огород. Сейчас двор украшают клумбы с цветами. Гостиная располагается низко, поэтому окна достигают уровня земли. Невероятный вид открывается весной, когда на улице начинают цвести ландыши.

— Когда еще не была асфальтирована территория около университета, оттуда сверху вся вода через наш участок стекала в реку. Однажды через окно лилась вода прямиком в дом и сразу на выход. Теперь такого не бывает, — со смехом вспоминает Елена.

«Нас сносят с 64 года, поэтому наши дома так неухоженно выглядят»

От былого района интеллигенции осталось лишь пару домов, которые по решению Мингорисполкома к 2025 году снесут. Документ появился на Национальном правовом портале в феврале этого года. На месте частной застройки и жилой двухэтажки по улице Белорусская, 10, появится многоквартирный дом, общежития БГТУ, а также здания общественного и коммунального назначения. Город сохранит только посольства Молдовы и Ливии. Возможно, вместится здесь и спортивный комплекс БГТУ с бассейном.

Скриншот документа об утверждении градостроительного проекта

Елена и Петр надеются, что эти планы так и останутся на бумаге.

— Земля дорогая, а сейчас у нас в стране тяжело, поэтому непонятно, что будет, — размышляет мужчина.

— Столько лет живем и еще будем жить. Я настолько привыкла к земле, что под небеса не хочу. Нас сносят с 64 года, поэтому наши дома так неухоженно выглядят, — рассказывает Елена. — Мы свою часть дома стараемся обустраивать: есть и газовое отопление, и вода, и канализация — у нас комфортное жилье.

Первый этаж в доме — железобетонный. По словам супругов, здесь когда-то были двухэтажные дома, но во время войны их разбомбили. Основание осталось, а все остальное строили из дерева.

— Первые впечатления о доме у меня были нехорошие. В Ждановичах дом стоял высоко, и мне, ребенку, можно было под него зайти. Я там играла с песком. Здесь я сразу увидела цементный пол на кухне и лестницу цвета тины. Гостиная была разделена на две комнаты. Ты заходишь и как будто куда-то проваливаешься. Было ощущение подвала. Поднявшись на второй этаж, немного успокоилась. Там было много света, на стенах с помощью штукатурки были оформлены кленовые листья, а на полу была нарисованная дорожка. Родители много чего переделывали.

Дом возведен в три этажа. Елена с мужем в свое время занялись пристройкой санузла, кухни и двух комнат на втором этаже. Сейчас общая площадь дома — 250 м². Их часть занимает 150 «квадратов».

— Достраивали в 1986 году. Денег особо не было, и мы с мужем лепили из того, что было, — показывает дом хозяйка.

На втором этаже изначально было две комнаты: родительская спальня и проходная детская. На светлых стенах висят старые фотографии семьи, на трехметровом потолке — хрустальная люстра, а вокруг — узоры из лепнины. Кстати, шкаф и пианино заносили внутрь через соседей. Дело в том, что раньше в комнате была общая дверь, которую потом заделали. Елена говорит, что теперь эту мебель можно вынести только разрубив топором.

Все свободное место занимают полки с книгами. Отсюда начинается семейная библиотека, которую собирал отец Елены и которая в полной мере раскрывается на 3-м этаже. С каждым шагом крутая деревянная лестница немного поскрипывает и в итоге приводит к маленькой двери, напоминающей мир Толкина — невероятно атмосферно.

— Нам в детстве было очень интересно проводить время на третьем этаже, и младшая сестра не могла туда зайти. Прятались там со старшей сестрой.

Сейчас в комнате полно книг, хранятся гитары младшего сына Елены, который здесь жил и обустроил в свое время свой небольшой кабинет. Он работает парикмахером. А старший сын продолжил династию и работает зубным техником.

Свою коллекцию книг Елена не считала (половина хранится на даче), но признается, что часть книг все-таки хочется отдать в надежные руки. Отправить это в макулатуру не поднимается рука, особенно отцовскую коллекцию по хирургии. Дочь хотела ее передать медицинскому университету, но там они оказались не нужны. Кроме того, ждут новых глаз 55 томов Ленина, несколько изданий Пушкина, собрания Блока, Быкова, Стендаля и других классиков.

— Папа умер в прошлом году, ему было 96 лет, а мама ушла 8 лет назад, в 83 года. Мне пришлось оставить работу, потому что нужно было ухаживать за отцом. Родители, наверное, смогли бы рассказать чуть больше об этом месте, папа так точно. Он помнил всех по именам и фамилиям, даже своих пациентов. Этот дом — это труд родителей и их наследство. Они делали все, чтобы мы собирались здесь всей семьей. Каждый праздник отмечали вместе и это не обсуждалось. Папа помнил все даты, все дни рождения, не было ни разу, чтобы он кого-то не поздравил.

Елена с восхищением рассказывает о папе. Он для нее авторитет как в семье, так и в профессии.

— Он оперировал до 75 лет, проводил всевозможные операции даже на мозге. Я ведь тоже хотела стать хирургом, на что он отвечал: «Доченька, если ты готова отказаться от семьи, от детей, то иди. Если ты не готова, то тебе там нечего делать». Папа приходил с работы и все время сидел и молчал. Ему нужно было проанализировать операции, пережить смертельные случаи, если они были. Хотя медсестры его называли счастливчиком из-за огромного числа успешных операций. Хирургия ведь требует полной отдачи. Он теоретически и морально готовился к предстоящей работе. Каждый пациент — это жизнь, за которую нужно бороться, и это он своим детям привил. Папа заходил к своим пациентам, контролировал каждое назначение. Из-за болезни ему в какой-то момент пришлось самому побывать на месте пациента, а он до ужаса боялся больниц. Того отношения, которое было у него к людям, давно уже нет у медицинского персонала. Про крайней мере в отношении к отцу я этого не увидела, поэтому после его смерти так и не вышла на работу. Не могу это принять. Я медик другого воспитания. А тогда, в молодости, он мне сказал идти в педиатрию и работать с детьми. И был прав, я их обожаю.

А еще Леонид Иванович был ветераном Великой Отечественной войны. Он был связным в партизанах, потом его призвали в армию, где он строил переправы, а после стал минометчиком. Ему предлагали военную карьеру, но он отказался. Его брата немцы избили из-за того, что тот собирал оружие для партизан. У того были больные почки, и он не смог выкарабкаться, поэтому Леонид Иванович и пошел в медицину, чтобы спасать.

Даже спустя год Елена перечитывает книгу, которую ему подарили, и все время смотрит на фотографии, когда рассказывает об отце. Этот дом олицетворяет верность семье, преданность делу. Он, словно пазл, собирает по мелким деталям все ее воспоминания — все 58 лет жизни. Такой нескладный и хрупкий внешне, он хранит историю нескольких поколений.