Чем иногда заканчиваются атаки на иностранных дипломатов

Азаренкам на заметку.

Расскажу тебе историю дипломатического акта прямого действия, пишет Telegram-канал «Письма к дочери». Давно, на самом деле, хотел ее тебе рассказать, но было как-то неловко. А в пятницу посмотрел, как белорусский телевизор изображает независимую прессу перед иностранными послами, пришедшими в Куропаты, и подумал: а мне-то чего вообще стеснятся? У меня все почти прилично.

Давным-давно, когда Рим не был еще хозяином Италии, у римлян случился конфликт с городом Тарентом, греческой колонией на юге итальянского полуострова. Ну как конфликт? Тарентийцы захватили несколько римских кораблей, которые зашли в их гавань, спасаясь от бури.

Римляне, конечно, расстроились. Даже в те далекие времена они не любили, когда кто-то захватывает их корабли. Но сенат не хотел доводить дело до греха. Поэтому, вместо римских легионов в Тарент отправилось римское посольство, чтобы разрешить конфликт полюбовно.

В народном собрании перед несколькими тысячами тарентийцев, римский посол предъявил требование сената и народа: отпустить корабли, вернуть конфискованную собственность и освободить римских моряков. Скромные, в общем-то пожелания. Он даже не потребовал выплатить материальную компенсацию моральных страданий.

Но, как известно, брать чужое легче, чем отдавать свое. А к этому времени тарентийцы, надо думать, полностью сроднились с захваченными римскими корабли и особенно с конфискованным на этих кораблях имуществом.

Так что вместо конструктивного обсуждения римских предложений, тарентийцы начали насмехаться над послом — и акцент у него забавный и одежда странная. В общем, та еще сцена: посол, стоящий посреди театра, пытается говорить, а тысяч людей на скамейках для зрителей свистят, хохочут и соревнуются в остроумии.

И вот среди этих зрителей был некто Филонид. Признанный в городе весельчак и балагур, большой любитель раскрепостить сознание перебродившим виноградным соком. Филонид подобрался к послу, а когда тот отвернулся, задрал подол своего хитона (штанов греки не носили) и оскорбил тогу посланника способом, который я, по примеру некоторых древних авторов, «не стану называть из соображений благопристойности».

Надо думать, сознание у него было достаточно расширенным, а вина в организме хватило, чтобы оскорбление получилось обильным.

В мокрой тоге римскому посланнику трудно уже было продолжать переговоры. Со словами: «Много крови понадобится, чтобы это отмыть», посол покинул народное собрание, а затем и Тарент и отправился в Рим.

И он даже не стал отдавать тогу в стирку, до тех пор, пока не добрался до сената. Чтобы не смыть вещественные доказательства состоявшегося акта дипломатического взаимодействия.

Ты же понимаешь, что для Тарента поступок Филонида имел самые печальные последствия? Оказалось, что в народном собрании тарентийцы гораздо смелее чем в бою. В первой же битве с римлянами их ополчение разбежалось чуть ли не раньше, чем эта битва началась. (Понимаю, что тебе интересно, я сам бы хотел это знать, но история не сохранила сведений об участии Филонида в отражении римской агрессии).

Тарентийцам не помогла даже помощь их восточного союзника, эпирского царя Пирра. После нескольких побед, которые с тех по его имени так и называют Пирровыми, царь потерял интерес к итальянским делам и вернулся на Родину.

А с Тарентом римляне обошлись даже мягче, чем можно было ожидать. Правда, городу пришлось снести свои стены, распустить армию, передать Риму военный флот, компенсировать все военные расходы и сменить правительство.

И вот опять, я ничего не могу тебе сказать, про судьбу Филонида. Но, учитывая, как в вольных греческих городах было принято обходиться с людьми, поступки которых принесли бедствия согражданам, сомневаюсь, что его судьба была многим лучше, чем судьба крысы, которую соколы сбросили на ступеньки дома правительства в день отказа в регистрации Бабарико и Цепкало.