Минский программист: Мы - потомки партизан и на месте властей я бы волновался

Белорусы верят в победу.

Евгению немногим меньше 40, он разработчик в одной из крупных белорусских IT-компаний и, выражаясь языком милицейских сводок, «гражданин, ранее привлекавшийся к административной ответственности за участие в несанкционированных массовых мероприятиях».

«Салідарнасць» беседует на условиях анонимности – потому что Евгений и вся его семья в Беларуси. И уезжать, по его собственным словам, не собираются. Говорим о том, что мотивирует оставаться в стране, когда многие коллеги и знакомые уехали, как на конкретных примерах работает теория малых дел и «сдулся» ли протест в среде айтишников.

«Пикетировал бело-красно-белой гирляндой»

– Моим кандидатом в прошлом году был Виктор Бабарико: он грамотный управленец, мне нравились его идеи, которые звучали во многих интервью, его мягкая антироссийская направленность, социальная ответственность как бизнесмена (вспомним хотя бы фонд «Шанс») и, конечно, импонировала поддержка национальной культуры. Хотя сейчас мне кажется, что как раз цивилизованность, «европейскость» Виктора Дмитриевича и подвела – он слишком полагался на законы, а в Беларуси уже давно не до них, просто теперь это озвучили публично.

В августе прошлого года, когда началась волна протестов, не было ни тени сомнения, выходить или сидеть дома. Их у меня, собственно, и в 2006-м не было, когда после разгона Плошчы получил свои первые 15 суток, так что я опытный «деструктивный элемент», – смеется Евгений.

Он вспоминает, как вместе с соседями подвозил воду волонтерам на Окрестина и был в числе добровольцев с автомобилями, встречавших людей из тюрьмы в Жодино, как вдохновляли дворовые чаепития и концерты.

– Но эйфория довольно быстро прошла, хотя надежда на победу не то что демократии – здравого смысла – оставалась. Где-то, наверное, до конца осени, пока не начали хватать пенсионеров и людей с ограниченными возможностями, а потом еще убийство Романа Бондаренко и «дело ноль промилле» – стало понятно, что в этот раз жесть приобретает невиданный размах.

Меня задержали в декабре – что обидно, даже не за марш и не за фото в соцсетях, я крайне немедийный человек, а за бело-красно-белую-новогоднюю гирлянду на окне, которой я якобы пикетировал. Ну, что 23.34, 15 суток в плечи.

Свои «сутки» Евгений провел в Жодино, на вопрос об условиях скупо отвечает: «Нормально, соседи как на подбор, интеллигенты, персонал какой-то вменяемый попался и коронавирус не подхватил – почти курорт».

Тогда они с женой впервые заговорили о переезде в Россию или Украину и… передумали.

– Работа – наименьшая из проблем, релокация уже тогда была поставлена на поток. Но у меня и у жены все родные здесь, и мы с ней оба – единственные дети у родителей. Не думать о том, кто им поможет, если резко ухудшится здоровье, я не могу.

Договорились, что уедем, только если будет угрожать физическая опасность. Как ни странно, по второму кругу меня пока не вызывали – или, возможно, очередь еще не дошла, поэтому зарекаться не буду. Но пока, скажем так, я чувствую, что в условном «там» буду в безопасности и приносить пользу только для себя, а здесь – маленькими шагами приближать победу.

Я восхищаюсь командой юристов, которые до последнего защищали Виктора Бабарико, Марию Колесникову и Максима Знака, которые продолжают защищать «политических», несмотря на то, что таких юристов последовательно выдавливают из профессии и лишают статуса.

Восхищаюсь волонтерами и правозащитниками. Врачами. Журналистами. Командой моего любимого портала, который не смогли заставить молчать, даже взяв в заложники часть редакции.

И вот, если отвечать на вопрос «Что мы можем?» – то не переубеждать тех, кто выбрал насилие (они это сделали сознательно) и не расталкивать тех, кому все равно (за год они все прекрасно поняли и, повторюсь, делать ничего не будут), но поддержать тех, кому наша помощь и поддержка действительно нужны.

Евгений рассказывает, как вместо споров с родными начал как бы невзначай опровергать официальные новости – и те сами попросили объяснить, как пользоваться Телеграм, чтобы читать несколько источников. Как у них появилась новая семейная традиция – раз в неделю писать письма политзаключенным и узнавать, кому из семей нужна помощь.

– Помочь со сборами в школу, или передать подарок сыну/дочке политзаключенного в день рождения, или оплатить доставку продуктов тем, кто остался без кормильца и стесняется попросить – кажется, такая мелочь, а у людей слезы на глазах. И отсюда я все это могу быстро сделать и проконтролировать, чем если бы находился за границей.

На самом деле, каждый на своем месте может сделать больше, чем он думает, было бы желание. Даже убедить родных и коллег привиться, носить маски, не пойти на какое-нибудь «обязательное собрание» или хоккей – уже шаг вперед.

«На месте властей я бы волновался»

– Протест «сдулся»? Ага, конечно. Поэтому, например, на площадь Перемен, или в «Каскад», или в Новую Боровую регулярно ходят усиленные наряды, как метко придумали белорусы, «слабовиков». И «кругом враги, которые готовят диверсию, чтобы захватить наш клочок земли», тоже поэтому. Поэтому появляются все новые скандальные «сливы», которые власти уже даже не опровергают. И чаты и телеграм-каналы пачками признают «экстремистскими» исключительно потому, что везде тишь да гладь.

Конечно, внешние проявления ушли в минус: аресты за носки не того цвета и белые листочки на окне, задержания без суда и следствия за комментарии, страшилки уголовной ответственностью за подписку на телеграм-каналы – это все так или иначе повлияло на людей. Но если потомки партизан молчат и как будто ничего не делают, я бы на месте властей волновался еще больше.

В нас мало что осталось от прошлогодних романтиков, поэтому цветы, ленточки, большие марши с музыкой – пройденный этап. Теперь время взаимопомощи и взаимоподдержки, в обход так называемого государства. Не буду врать – конечно, страшно; и на случай, если меня арестуют, мы с семьей обсуждали запасной план. Но пока вижу, что могу что-то сделать здесь, останусь.