Павел Стана Станкевич: Белорусская диаспора живет идеей забастовки

Лукашенко нашел последний гвоздь для своего гроба.

Одной из самых сильных движущих сил белорусских протестов стала именно диаспора. Акции солидарности по всему миру, информационная и материальная поддержка — белорусы зарубежья внесли огромный вклад в революцию, которая началась в 2020 году.

Что сегодня диаспора думает о ситуации в Беларуси? Готовы ли белорусы зарубежья поддержать бастующих соотечественников?

Об этом в интервью Charter97 рассказал глава фонда «Тутака» Павел Стана Станкевич.

— Павел, как давно ты заангажирован в пробелорусскую деятельность, занимаешься ли ты только культурными проектами или более политическими делами тоже?

— Знаешь, мне кажется, что я причастен к белорусской деятельности с самого начала. Хотя здесь меня считают тем, кто начал этим заниматься совсем недавно. Ну, наверное, как деятель — недавно. Но во мне всегда была белорусская культура, что-то белорусское. Может быть, не совсем всегда. Когда я был ребенком — не имело значения, на каком языке и как кто-то говорил. Я вырос в доме, где преобладал польский язык. Но мы из той части Подляшья, где нас называют «лицьвинами». По маминой линии половина моей семьи — поляки с Подляшья, а по отцу — «тутэйшыя», коренные белорусы. Бабушка и дедушка всегда говорили по-белорусски. Хотя это был не литературный язык, но очень похожий.

Когда мне было лет десять, я очень интересовался историей. Читал книги по истории до того, как нам их стали задавать в школе. Помню, как однажды ехал с отцом в машине и расспрашивал его: «Помнишь в истории Польши то, а помнишь в истории Польши что-то другое?». Но отец мне так сказал: «А знаешь, Паша... Все классно. Только не забывай, что ты — белорус». И в тот момент я подумал: «И зачем я изучал всю эту польскую историю, если я белорус?». Теперь я знаю, что идентичность – что-то многослойное. Это не стакан, в который я могу только лишь немного добавить, потому что все не влезет. Мне не нужно быть только «немного белорусом», «немного поляком» — я могу выбрать и принять все эти «идентичности».

— Не было споров, чей Мицкевич: поляк, белорус, литовец?

— Нет, не было. Знаешь, моя семья не привязана к спорам о том, кто есть чей. С одной стороны, я счастлив, что имею доступ к белорусской культуре, а с другой —-я также знаю, что часть меня — это польская культура. Я считаю себя гражданином Польши. Но по национальности, даже несмотря на то, что моя мама — полька, всем говорю, что я — белорус, у которого есть и польские корни тоже. Но по идентичности считаю себя белорусом.

До определенного времени я не знал никого из окружения белорусских деятелей культуры. Я ездил на Басовище и другие подобные мероприятия, но участвовал только в качестве зрителя. В 2010 году у меня появилась возможность присоединиться к команде, организовывающей «БАСы». Каждый год что-то делал, помогал. В 13-м году БАС имел какие-то формальные проблемы, и они пригласили Павла Гареся и Юрия Осеника, а также меня уже в качестве главных организаторов. Со временем фестиваль вырос из студенческого формата, а белорусская мысль и востребованность стали по-немногу умирать. Некоторые группы, которые ранее не могли выступать в Беларуси, получили эту возможность. Необходимость такого политического фестиваля теряла смысл.

Но я знал, что такой фестиваль будет нужен. Даже не только по политическим причинам. Если мы здесь, на Подляшье, хотим говорить про свою белорусскую идентичность, про свою белорусскую культуру, то должны относиться к ней с уважением. Про культуру нужно разговаривать шире. Была необходимость в таком фестивале, который будет показывать современную белорусскую культуру. Но не только ее музыкальную сторону — все моменты. Чтобы все имели доступ и могли наблюдать, как эта культура развивается и как она выглядит.

— Можешь рассказать о людях, которых мы встретили в твоем офисе?

— Да. Тут есть Сергей Куриленко и еще три актрисы из Гродненского драматического театра. Сергей и большинство актеров театра принимали активное участие в акциях протеста, которые начались в августе 2020 года в Беларуси. Они прошли через задержания и аресты, их уволили с работы. Была большая угроза, что они попадут в тюрьму во время следующей волны репрессий. Они связались с Белорусской Радой Культуры, с которой я уже был на связи. Благодаря разным людям, прежде всего Павлу Латушко, министру культуры Польши и многим другим, появилась возможность для приезда или релокации артистов из Беларуси.

Сейчас мы вместе работаем над пьесой русской писательницы Карен Климовски«Колыбельная для взрослого мужчины». Карен родилась в Москве, несколько лет жила в Минске, сейчас живет в Швеции. Пьеса на русском, многие белорусы говорят по-русски, им проще общаться на русском языке в повседневных контактах. Но, знаешь, мое мнение такое — мне тоже легче говорить по-польски. У меня не было возможности изучать белорусский язык в школе. Но, если мы хотим думать про белорусскую культуру, нам нужно по меньшей мере официально использовать родной язык. Иначе мы никогда не перейдем ни с польского, ни с русского на белорусский. Я понимаю, что язык — только часть идентичности. И я никогда не скажу про людей, которые говорят только по-польски или только по-русски, что они не белорусы.

— Павел, помимо языковой политики, как еще Лукашенко влияет на белорусов Подляшья?

- Есть такое странное словосочетание, как «национальное меньшинство». Я не люблю им пользоваться. Оно больше для польского правительства чтобы как-то нас назвать. Но, если разобраться – каждая страна имеет свои национальные меньшинства. Также и Польша имеет свое национальное меньшинство в Германии, Чехии, Словакии и многих других странах. И каждое меньшинство пользуется поддержкой своего, так назовем, «духовного государства». И это – естественное явление.

Белорусскую национальную идею было сложно развивать еще со времен Советского Союза. Когда к власти пришел Лукашенко, национальная политика стала более пророссийской. И мы получили национальное меньшинство, которое не поддерживается своим государством. Временами были разные контакты, но никогда серьезной поддержки не было. Не было возможности нормально сотрудничать. Может быть, поэтому большинство белорусов Подляшья стали против Лукашенко. В последнее время я много разговаривал с людьми, которые раньше работали в Министерстве культуры Беларуси, и они ничего о нас не знали. Может быть, только Павел Латушко, потому что раньше он был здесь консулом. Но если Министерство культуры ничего не знает о белорусах за рубежом, то в чем здесь смысл? Мои старшие коллеги проделали большую работу без широкой поддержки официальных белорусских властей, чтобы национальная идентичность не умерла. Но сейчас нужны люди, которые продолжат их дело.

— 2 сентября на восточных границах Польши было введено чрезвычайное положение. Что об этом говорят белорусы Подляшья?

— Когда белорусам нужна помощь, а Лукашенко создает новый кризис — здесь есть разные мнения. С одной стороны, Польша имеет право защищать свои границы, с другой — в этом лесу такие же люди как мы. И это —огромная трагедия. Даже если эти люди приехали сюда из-за лжи Лукашенко, мы должны им помочь. Это позиция человека, это не зависит даже от вероисповедания.

— В Беларуси сейчас критическая ситуация с коронавирусом. Это как-нибудь тут отражается?

— Мне кажется, что на Подляшье есть проблема с пониманием того, что пандемия — это серьезная вещь. Есть люди, которые относятся к этому серьезно, носят маски и так далее. А есть и такие, которые говорят: «А знаешь, есть это или нет?». Мне кажется, что такие люди есть и в Беларуси. Но есть такая странная вещь — белорусы в Беларуси хватаются за все, что могло бы помочь им в борьбе с властью. И когда власть говорит, что маски носить не обязательно, даже те, кто говорил «может и не надо», будут говорить, что надо. Просто потому, что это против власти. Хорошо ли это? Не знаю. Мне кажется, таким или другим способом, нужно говорить о том, что правительство делает против нас.

Мне посчастливилось побывать в Беларуси перед выборами — в июле, начале августа. Кажется, пятого августа я уехал. Я видел, что делали и Польша и Беларусь в начале пандемии. Польские власти делают разные вещи — и логичные и нет. Лукашенко вообще ничего делать не хочет, для него нет ковида. Но белорусы сами делали то, что в Польше навязывала власть. Мне кажется, что Лукашенко нашел последний гвоздь для своего гроба.

— Может, вернемся к фестивалю пробужденных. Одной из тем дискуссионной студии фестиваля была «Рабочие — двигатель белорусских перемен». Также недавно в Белостоке прошла акция в поддержку рабочих, в которой ты принял активное участие. Можешь рассказать, почему эта тема сейчас актуальна?

— У меня есть один пример того, как можно менять власть, как менять систему. Я был маленьким ребенком, когда события в Польше способствовали распаду Советского Союза. Я верю, что только когда большинство хочет перемен, только когда большинство готово сделать этот шаг, тогда что-то может измениться. Глядя на то, что произошло в Польше, я верю, что только забастовка является шансом что-то изменить. Но, увы, я вижу, что надо дойти до стены, чтобы белорусы поняли: страйк — единственный выбор.

— Белорусское объединение рабочих уже объявило о всеобщей забастовке с 1 ноября. Как думаешь - рано или время пришло?

— Мне кажется, лучшее время было в прошлом году. Когда еще была энергия, когда люди не так боялись, когда боялась власть, когда у милиции был страх. Потому что все выглядело так, что сейчас все изменится. Но, знаешь, никогда не поздно попытаться изменить свою жизнь. Просто будет тяжелее, чем год назад. Но, с другой стороны, с тем опытом, который имеют сейчас беларусы, может, это будет лучше организовано, может, будет подготовлена ​​лучшая помощь.

—Готова ли белорусская диаспора поддержать протестующих?

— Белорусская диаспора в Белостоке, например, живет идеей забастовки. Они много думают об этом и хотят помочь. Я уверен, что эта помощь будет.

— Помощь будет. Надо бастовать?

— Это должны решить белорусы в Беларуси. Мы из-за границы обязательно поможем. Что бы они ни решили.