Массовые увольнения затронули образование, науку, сельское хозяйство и судебно-медицинскую экспертизу

Уволенные рассказали свои истории.

По Беларуси с ноября идет большая волна увольнений в государственных учреждениях, организациях, на предприятиях. У всех ситуация развивается типично: или ты уходишь сам, или руководство будет искать причину, чтобы тебя убрать. Но жизненные истории у всех людей разные. На этот раз zerkalo.io расскажет о тех, кто еще недавно трудился на почте, в образовании, науке, сельском хозяйстве и судебно-медицинской экспертизе. Имена практически всех героев этого материала изменены в целях их безопасности.

О маме Евгении еще месяц назад писала одна из газет Минской области — ко Дню работников сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности рассказывали о лучших представителях отрасли в районе, а на прошлой неделе женщину с 30-летним стажем уволили. Девушка говорит, маму вызвал начальник и попросил написать заявление по собственному желанию.

— Ей не предоставили никакой альтернативы. Мама понимает, что в тюрьмах люди сидят ни за что, поэтому не стала сопротивляться, кому-то что-то доказывать. Написала заявление и попрощалась, — рассказывает Евгения. — Мама — ветеринарный врач и очень любит свою работу, шла туда, как на праздник. Для нее важно быть необходимой, я точно знаю, что это ее призвание. Поэтому для нас это непонятно и странно. Не думаю, что мама будет убиваться из-за этого увольнения, но в любом случае это непросто.

Во время и после выборов белоруска была активна, и теперь, предполагает, это могло сказаться на ее матери. Впрочем, женщина и сама ставила подписи за выдвижение альтернативных кандидатов.

— Я много писем политическим заключенным писала и обращения в прокуратуру, другие органы. Мое имя наверняка где-то уже засвечено. А мама у меня не будет тащить кого-то на митинг, но она явно высказывала свое мнение по отношению к происходящему.

Мать Евгении живет в сельской местности — найти новую работу там сложно. Пока в семье не строят планов на будущее.

— У мамы есть я, поддержу ее в любом случае. Что она будет делать там, я не знаю. Как там жить сейчас? Я считаю, что [то, что происходит сейчас в Беларуси], — это полный беспредел, мрак какой-то. Я бы хотела, чтобы она уехала.

Виктория работала в Доме творчества детей и молодежи в Минской области. Осенью девушка с другими коллегами попала на конференцию, с нее история и началась:

— Сначала нас заставляли махать красно-зелеными флажками. Это было суперискусственно, принужденно. Нам их пичкали в руки какие-то очень нетактичные дамы, говорили: сейчас вас будет снимать камера, улыбаемся и машем флажочками! Я свой положила в ноги и сидела дальше. После окончания мероприятия несколько человек собрали для фото. Были я, еще несколько человек и несколько местных чиновников. Нам снова раздали флажки, я отказалась. На этом все.

Спустя месяц начальству Виктории позвонили: этого человека нужно «ликвидировать». Девушка считает, что руководство учреждения ничего не могло поделать в этой ситуации, а те, кто отдавал приказ «сверху», не думали о детях.

— Сказали, что люди с такими взглядами в [сфере] образования работать не могут, говорили, что моя фамилия — в списке тех, кто не может допускаться к работе на государство, — вспоминает девушка свое увольнение и связанные с ним эмоции. — Необоснованно, без каких-либо объяснений, фактов, причин — мне просто стреляют в лоб какой-то ерундой, я потеряла учеников. Конечно, это было неприятно, больно и тяжело. Я привыкла к работе, к детям, у которых преподавала. После увольнения я неделю ничего не ела, похудела, очень много плакала.

Сейчас Виктория отпускает ситуацию, говорит, старается окружать себя людьми, которые поддерживают, помогают отвлекаться от проблем. Педагог уже работает в другом месте, набирает новых учеников, пока их мало — вынуждена подрабатывать в других сферах, чтобы вернуть зарплату прежнего уровня.

С конца ноября начали вызывать на беседы к директору также сотрудников Научно-исследовательского института физико-химических проблем БГУ, рассказал один из сотрудников учреждения Дмитрий. По его словам, одних предупреждают об ответственности за протестную деятельность, других просят уволиться.

— Директор вызывал к себе тех, кто подписывался за Виктора Бабарико, — их уведомляли, сколько суток и какие штрафы дают за ту или иную причастность к протестам. Также в первых числах декабря пришла некая бумага из aдминистрации Лукашенко в ректорат, оттуда ее спустили в администрацию института — нужно уволить всех людей, которые привлекались по протестным статьям. Таких здесь четверо. Всего же работает более сотни человек, но основную массу составляют не интересующиеся политикой пенсионеры. Увольняют или по соглашению сторон — тогда обещают минимально отрицательную характеристику. Или по статье — в этом случае пугают, что будет очень плохо еще и всей лаборатории. Я еще не уточнял, что значит «очень плохо». Но руководство совсем не волнует, сколько научных статей у тебя выходит, в каких проектах ты участвуешь.

Дмитрий говорит, под увольнения попадают и рядовые сотрудники, и члены администрации. Самого молодого человека тоже «попросили» из института. Он отмечает, что те, кто в этом месяце оказался «неугодным», заняты в том числе на важных проектах. Если их не выполнят, институту придется платить штраф.

— Если увольняют сотрудника на таком проекте, может сложиться так, что завершить его будет некому — институт должен будет платить сумасшедшие деньги. Я тоже занят в проектах, на которых завязаны огромные деньги. Из-за увольнения не заканчиваю свою работу — институт получает штраф за невыполнение. Может, они и смогут быстро найти человека на мое место, но буду ли я делиться с ним своими методиками работы? Какой мне от этого прок? Никакого.

Еще в середине ноября пришлось оставить должность судмедэксперта Ольге — жительнице одного из областных центров и многодетной маме. Девушка рассказывает, что на работу тоже пришли списки «неблагонадежных», в них числилась и ее фамилия. Ольга предполагает, что могла в них попасть из-за подписей за альтернативных кандидатов, но внятных объяснений от руководства, в чем именно дело, ей услышать не удалось.

— Начальник тогда лишь сказал, что нужно написать заявление по собственному желанию. Понятно, что, если ты не уйдешь сам, тебя уберут любым способом. Ну, я написала это заявление и с чистой совестью ушла, — вспоминает Ольга. — Я была в первом списке, нам сообщили раньше и дали две недели, чтобы закончить начатые экспертизы, потому что, к примеру, если я вскрыла труп, за меня доделывать работу никто не будет. Со мной уходило пять человек. А у тех, кто оказался во втором списке, на все дела времени было меньше.

Ольга предполагает, что быструю замену уволенным не найдут и в дальнейшем нагрузку будут распределять между оставшимися сотрудниками, им придется работать больше.

— Думаю, на качестве экспертиз это не скажется, наши ставки просто поделят между коллегами. Хотя ушли люди из разных отделов, это будет ощутимо по нагрузке, ведь работы и так хватало. Знаете, это такая ситуация, как в отпускной период летом: пашешь, потому что ничего не успеваешь. Вскрыть труп — еще полдела. Экспертизу нужно напечатать, это занимает достаточно [много] времени, а если труп травматический — и подавно. Людей осталось немного, районы «пустые» и до этих увольнений были, сейчас стало еще хуже. А работать экспертом сразу не пойдешь: нужно после медицинского пройти год стажировки. К тому же в последнее время вакансии есть — нет желающих, — поясняет специалист.

Ольга проработала на своей должности восемь лет и, говорит, в последнее время были мысли, что ее могут уволить, поэтому восприняла это спокойно.

— Вначале было тяжеловато, потом уже отпустило. Но если бы увольнялась сама, готовилась бы к этому, переходила бы на новую профессию. А тут тебе сказали в течение нескольких дней написать заявление — и через неделю-две ты уже не работаешь.

Уже месяц Ольга без работы. Поиск нового места складывается непросто, влияет на это и специфика, и нежелание работодателей нанимать женщину с маленькими детьми.

— По судебной медицине я уже никуда не устроюсь. Чтобы пойти врачом, нужна «первичка» — переквалификация, она занимает 4 месяца. Думаю, в областной больнице есть свой «особист» (сотрудник службы собственной безопасности. — Прим.) и в остальных они появятся. Коллеги после увольнения брали характеристику, там указано: «поддерживает альтернативных кандидатов», и с такой сноской на госработу не берут. Я хотела пойти на патанатомию, но на следующий год по ней нет «первички», а еще вопрос, что будет в моей характеристике и возьмут ли меня туда. Все это морально, конечно, давит, — делится девушка и говорит, что семью выручает то, что работает муж. — Я искала работу не в медицине. Звонишь, слышишь вопрос, сколько детей. Говоришь, что трое, в ответ: «Так вы постоянно будете на больничном!» Понимаешь, что мама с тремя детьми — так себе кандидатура, тем более без опыта.

Еще одна многодетная мама, Мария, — единственная, кто согласился открыто назвать свое имя. Девушка живет в райцентре в Брестской области, детей воспитывает одна. За последние полгода у нее это уже второе увольнение. Свою историю она начинает рассказывать с октября 2020-го — когда получила штраф в 10 базовых, за что руководство частной фирмы попросило ее уволиться. До конца весны Мария была без работы, к тому же в марте 2021-го получила еще один штраф — на этот раз уже 100 базовых — «мы украшали парк ко Дню Воли». В мае женщина устроилась в оздоровительный лагерь «Орленок», но к сентябрю контракт закончился и работу пришлось искать снова. С 1 октября девушку взяли в местное отделение «Белпочты».

— Я должна была быть начальником отделения связи, но перед этим нужно было пройти обучение и экзамен, это занимало два с половиной месяца. Вот подходил к концу срок обучения, но позвонила начальница (а ей — ее руководитель) и сказала, что я лично должна явиться [на беседу], — вспоминает события начала декабря Мария. — Я была на больничном на тот момент, объяснила, что у меня заболел ребенок и мы ждем доктора, спросила, можно ли обсудить по телефону? Сказали: только личное присутствие.

Когда девушка приехала в офис, на столе уже лежали заявления «за свой счет» на два дня до конца недели, а после — заявление на увольнение.

— Сказали, что меня не пропускает отдел безопасности в Бресте. Видимо, они запросили в милиции данные, а там у меня три статьи, еще и за репост в июле. Ну и мне сказали: мы ничего сделать не можем, это не в наших силах. В субботу мне закрыли больничный, а пятницей я была уволена.

Каково женщине с тремя детьми одной выплачивать большие штрафы и во второй раз остаться без работы? К тому же еще и без помощи семьи — после протестов общение с родителями свелось к редким и коротким звонкам, с сестрами связи нет вовсе никакой, говорит Мария.

— Я скажу вам так: белорус белорусу — белорус. С августа прошлого года мы очень сплотились с ребятами, поддерживаем друг друга при штрафах, задержаниях, потере работы, поэтому я в любом случае не одна. Есть поддержка и моральная, и материальная. Естественно, неприятно и обидно: я уже обучилась и была полностью готова к работе. И естественно, дальше найти что-то будет сложнее. Мне сказали, что на государственное предприятие я могу не сунуться даже на должность уборщицы. То есть нужно искать какую-то частную фирму, но не вариант, что там возьмут. Ну, будем пытаться! Рано или поздно добро победит зло, — с улыбкой заключает Мария.