Кубинец, высланный из Беларуси за участие в протестах: Я не мог остаться в стороне

Роберто Касануэва не смог мириться с беспределом в нашей стране.

Кубинец Роберто Касануэва приехал в Беларусь в начале 90-х и с тех пор жил тут. В Беларуси у него была работа графическим дизайнером, семья и трое детей. В ноябре 2020 года Роберто задержали в центре Минска, и больше года он провел на Окрестина в ожидании депортации. Несколько дней назад Роберто выслали из Беларуси в Москву. «Медиазона» узнала историю кубинца.

«Еще на Кубе я женился на белорусской девушке. В ноябре 1989-го года у нас родилась старшая дочь Клаудия. В 1990-м году моя тогдашняя жена с дочкой приехала в Беларусь, чтобы присматривать за своей мамой. Я присоединился к ним через год. В Беларуси у меня родилось еще двое сыновей: Кристиан в 1994-м и Альбертико в 2010 году».

«Я думаю, что все накипело [в 2020 году]. Я не белорус и мог бы относиться к этому по-разному. Либо я говорю, что меня это не касается, и тогда становлюсь пассивным соучастником этого всего беспредела под соусом того, что моя хата с краю, либо я принимаю сторону более белорусскую и делаю все для того, чтобы это решать».

«Я не мог остаться в стороне, это все было мое».

«Я знал, на что я иду, знал, что мне грозит. Это все выбор: ты можешь искать себе оправдания, а можешь посмотреть на себя в зеркало. Себя самого ты не в состоянии обмануть. Я хотел сохранить лицо, остаться честным с самим собой, посмотреть на себя и сказать, что я сделал все, что мог. Я не супергерой, у меня нет суперспособностей. Я простой человек, который не согласен с этим. Я не могу смириться с тем, что простые граждане, которые не являются угрозой для силовых структур — хотя правильнее будет назвать их „слабовые структуры“ — были убиты или искалечены. Это беспредел, и смириться с этим стыдно. Тут даже не важно, иностранец ты или нет — ты остаешься человеком».

«Моя старшая дочь очень переживала — она не уговаривала меня, но опасалась, говорила беречь себя. Старший сын тоже не уговаривал меня — мне виднее, я старший. А Альбертико вообще был не в курсе того, что происходит. Он до сих пор в шоке. Мне очень больно видеть его в таком состоянии и понимать, что я не в силах ему помочь. Всякие отцовские уговоры сейчас не работают: я понимаю, что не могу сказать моему маленькому ребенку: „Не плачь, потому что мальчики не плачут“. Это все глупости. Я не могу сказать: „Это все закончилось, прошло“ — потому что не закончилось и не прошло. И я не знаю, сколько это займет [времени]».

В сентябре прошлого года Роберто пришел подавать документы для продления вида на жительство в отдел гражданства и миграции. Там ему сказали, что он не имеет права ходить на демонстрации, в противном случае — депортация. На что кубинец ответил:

«Я ответил, что не согласен с этим — у меня есть право слова, и я не собираюсь отказываться от своих прав, потому что она меня шантажирует. Я сказал, что буду ходить на демонстрации и писать то, что считаю нужным, чтобы действующий нелегитимный президент покинул свой пост».

«8 ноября меня задержали в районе площади Свободы, я шел по тротуару. На тот момент акция еще не началась».

«Дубасили несколько раз по спине и по ногам — у них типа такое приветствие».

«Когда узнали, что я иностранец, мне сказали, что все, еще плюс к 15 суткам аннулируем твой вид на жительство и депортируем тебя отсюда».

После 15 суток в ЦИП Роберто перевели в ИВС как человека, который подлежит депортации.

«В Беларуси в ИВС люди находятся недолго. Поэтому условия, которые там создали, они только для временного содержания. Там очень черствые [условия]: все запрещено, ничего нет. Это хуже, чем в тюрьмах, лагерях, СИЗО. Там [хотя бы] могут принимать передачи, там телевизоры, радио, розетки есть, а у нас этого не было. ОГИМ арендует несколько камер на четвертом этаже в ИВС».

«Я написал ходатайство о том, что я хочу политическое убежище в Беларуси. Это очень смешно, потому что я понимал, что мне это никогда не светит. Я выступал, как и большинство белорусов, выходил на улицу, говорил, что считал нужным, выступал против Лукашенко. И одновременно я прошу у него политическое убежище. Такой парадокс. Я знал, что это ходатайство будет рассматриваться шесть месяцев. Мне нужно было время, чтобы сын получил каким-то образом мой национальный паспорт, потому что на момент задержания он уже истек. Мы встретились с ним в мае месяце, когда меня возили в больницу. Я ему сказал, что могу в любой момент отказаться от ходатайства, как только он скажет, что документы у него в руках. Мы договорились на условный знак через передачу, и как только я этот знак получил, написал отказ от ходатайства.».

«Я голодал семь дней — не ел, не пил. На седьмой день мне сказали, что завтра ты встретишься с сыном. Мы разговаривали где-то минут тридцать, и это было счастье. [За все время я видел сына три раза]: у меня был отит, кровь из ушей, я попал в больницу и увидел его, а второй раз, когда у меня сустав воспалился. Третий раз, когда было свидание в ИВС».

«По документу, который мне дали, у меня высылка из Беларуси на три года. Высылка и депортация — это разные вещи, хотя они пытались их приравнивать. Высылка — это, грубо говоря, когда тебя доводят до границы и говорят идти отсюда. А депортация — это когда тебя отправляют туда, откуда ты приехал».

«Они меня отправили из Беларуси в Россию как туриста, якобы по своей доброй воле. В моем паспорте не было штампа, что я депортирован. А штамп о том, что я депортирован, появится в базах МВД через несколько дней».

«Я нисколько [не жалею о своем выборе]. Я поступал по убеждению, не потерял свое лицо и честь. Когда придет мой срок, я могу оставить в память о себе свои слова и свои поступки. Я знаю, что в этих поступках не было ничего выдающегося, но и не было ничего постыдного».