Сильное интервью с женой политзаключенного.
25 июня 2020 года в доме в Барановичах после часового обыска силовики задержали Игоря Лосика, администратора телеграм-канала «Беларусь головного мозга».
Спустя 17 месяцев заключения суд вынес Лосику приговор: 15 лет колонии усиленного режима. С момента задержания блогера белорусы все чаще стали слышать имя его жены Дарьи. После новостей об ухудшении условий содержания ее мужа в камере, двух голодовок и попытки суицида девушка стала записывать смелые видеообращения и несколько раз упоминала о возможной встрече с Лукашенко. «Я готова бороться за Игоря до конца», — говорила Дарья в марте этого года. И кажется, это действительно так. Несмотря на высокий риск последствий, девушка, которой приходится растить маленькую дочь одной, до сих пор остается в Беларуси и продолжает бороться за свободу мужа.
Блог «Отражение» поговорил с Дарьей Лосик о ее жизни.
Вспоминая о своем муже Игоре, Дарья несколько раз называет его «моя маленькая грустинка». Когда она произносит эти слова, сложно принять, что это — та самая девушка, которая в нескольких видео резким тоном призывала отпустить ее мужа из тюрьмы. Однако на прошлой неделе Игорю Лосику вынесли суровый приговор. И по словам Дарьи, это событие дало ей очередной повод для самокритики: «Если так вышло, это значит, что я недоработала. Придется стараться еще больше и лучше!»
Девушка уверена: в том, что ее муж еще не на свободе, есть и ее ответственность. И пока она отходит от услышанных в суде цифр, пытается придумать, что будет делать дальше. Добавляет: пока единственные эмоции, которые она испытала после того, как услышала о 15 годах колонии, это злость и ярость. Говоря об этом, девушка сразу себя одергивает: погружаться в депрессию и «наматывать сопли на кулак» она не собирается.
— Я очень долго готовила себя к тому, что приговор будет жестким. Считаю, это только одно из подтверждений, что дело было сфабриковано. Я зла, но настроена, как и всегда, решительно: не могу сказать, что я сильно расклеилась, смысла делать это я не вижу. Но раз так получилось, значит, нужно бороться и идти дальше, — бодро говорит Дарья.
Несмотря на моральную подготовку к приговору, услышать в суде реальные цифры жене блогера было непросто. О том, что срок будет немаленьким, Игорь уже намекал в письмах. Но когда догадки Дарьи подтвердились в зале суда, первое, о чем подумала девушка, как с этим вызовом справится ее муж.
— Колония — это место, где нет никакой радости, и мне было сложно представить, как он все это перенесет. Конечно, я подумала и о себе — мне все же очень тяжело жить без мужа. А как нашей долгожданной дочери Паулине расти без отца? В тот момент мне точно стало ясно: теперь я должна говорить обо всем, что происходит, гораздо жестче. И раз меня поставили в такие условия — пусть принимают ответный удар на все то, что они сделали нашей семье.
«Выстроить какой-то график настроения Игоря невозможно: оно постоянно скачет»
Дарья рассказывает, что на следующий день после приговора у нее состоялось свидание с мужем. До этого за весь срок заключения девушка видела Игоря лишь однажды, 27 мая. Говорит, оба раза он держался стойко и бодро.
— Наверное, сейчас отличие было в том, что он пришел ко мне немножко подавленным: услышать такие цифры вживую и увидеть меня из клетки было для него тяжело. Вначале он грустил, но потом мне удалось его развеселить. Мы поговорили о том, какой бурной была реакция людей на этот нечеловеческий приговор. И конечно, я рассказала ему, что записала видеообращение к Лукашенко. Игорь начал переживать, что меня посадят, но я его успокоила: такая «проблемная» девушка, как я, никому в СИЗО не нужна, — улыбается Дарья. — Мы успели обсудить наши домашние дела, я рассказала, как живут наши родственники, мы немного пошутили. В конце встречи он уже держался нормально. Игорь прекрасно понимает, что эти 15 лет он в тюрьме не проведет — все закончится гораздо раньше. Я постоянно повторяла ему, что он никакой не преступник. Наверное, это звучит цинично, но он действительно дорогой товар. В целом Игорь со всем согласился. А еще сейчас он находится в информационном вакууме и в принципе не видит реальной жизни. Когда я ему объяснила, что сегодняшняя Беларусь совершенно не та, какой была в июне 2020 года, он очень удивился. У него есть доступ только к государственной прессе, поэтому ни о каких ежедневных обысках и арестах он даже не слышал.
Дарья отмечает, что сейчас ее муж на свое здоровье не жалуется. Но добавляет: после двух голодовок, которые он объявлял в знак протеста выдвинутым обвинениям, никакая медицинская помощь ему не оказывалась. А потому говорить что-то реальное о его самочувствии сложно.
— Когда Игорь голодал в Жодино, все обследование сводилось к тому, что врач открывал окошко и спрашивал, как он себя чувствует. «Нормально? Ну, хорошо». Окошко закрывалось. Я знаю, что его взвешивали в начале первой голодовки, но не взвесили в конце — логику найти непросто. Очевидно, в СИЗО никакая адекватная медицинская помощь не предоставляется, поэтому о здоровье моего мужа можно будет судить только после того, как он выйдет и пройдет нормальное медицинское обследование, — добавляет Дарья. — Он сам говорит, что СИЗО — это все же не дом, условия там соответствующие. При этом из всех мест заключения, в которых ему пришлось побывать, в СИЗО № 3 Гомеля, где он сидит сейчас, все довольно сносно. Муж даже похвастался, что недавно там сделали ремонт! Боюсь представить, как он выглядит, но Игорь меня успокоил: «Хуже тюрьмы в Жодино ничего быть не может».
Если говорить в общем, сейчас Дарья вполне спокойна насчет морального состояния своего мужа. А вот на протяжении этих полутора лет письма, которые она получала от Игоря, скорее, говорили ей о его эмоциональных качелях.
— Это была обычная ситуация: одно письмо приходит позитивным, на следующий день прилетает конверт с очень негативной запиской. Выстроить какой-то график его настроения невозможно: оно постоянно скачет от принятия тезиса, что 15 лет он сидеть не будет, до заключения, как же все это несправедливо. Часто Игорь в письмах задает вопрос: «Что я здесь делаю?» И я вполне понимаю, почему с ним происходят эти перемены. Никто из нас не знает, как бы вели себя мы, оказавшись за решеткой на полтора года, пережив голодовки, психологические пытки и долгое судебное разбирательство. В принципе, я могу сказать за всю нашу семью: для всех нас это время оказалось далеко не самым простым.
«Эта бешеная несправедливость, которая происходит в твоей жизни, люто выводит из равновесия»
За эти 17 месяцев будни обычной девушки в декрете, как называет себя сама Дарья Лосик, полностью изменились. Расслабленный режим дня с детскими прогулками, походами по магазинам, разговорами с мужем теперь стал выглядеть совершенно иначе. Сейчас в нем полно забот о передачах, теплых вещах и контактах с адвокатом.
— Я моментально перестала быть просто мамой в декрете — к сожалению, мне присвоили новый статус — жена политзаключенного. С этого момента все перевернулось с ног на голову. Два раза в неделю ты ходишь в магазин и пакуешь прозрачные пакетики с нарезанными продуктами — и это для тебя уже привычный, абсолютно будничный момент. И когда ты выступаешь в такой новой и сложной роли, то не имеешь права раскисать. Если это произойдет с женой политзаключенного, что уж говорить о нем самом? — риторически спрашивает Дарья Лосик.
Она добавляет, что как жене блогера, который находится в неволе, ей пришлось заняться еще одной непривычной для себя задачей — стать публичным человеком и рассказывать обо всем, что сейчас происходит с ее мужем.
— С этого момента я стала осознавать, что нахожусь «под колпаком». И пока твой любимый человек мучается в застенках СИЗО, у тебя, обыкновенной мамы, начинает расти стрессоустойчивость и смелость. Какие-то проблемы, которые раньше легко расстраивали, сейчас вообще перестают волновать. Ты просто знаешь, что тебе нужно их решить, — и на этом все. При этом вся эта бешеная несправедливость, которая происходит в жизни вашей семьи, люто выводит из равновесия. Но тебе нужно уметь собраться и держать себя в руках: слишком колкие высказывания легко могут сыграть против, — добавляет Дарья.
По ее словам, за все это время она так и не смогла осознать, что рядом с ней уже полтора года нет мужчины, с которым она была неразлучна 12 лет жизни. Смиряться с этим фактом Дарья не намерена, как и принимать то, что она не увидит мужа свободным человеком целых 15 лет. За время нашего разговора Дарья несколько раз повторяет: вероятно, она могла делать гораздо больше, чтобы ее муж оказался на свободе. И когда ее спрашиваешь, может ли что-то в такой ситуации зависеть от стараний родственников, девушка уверенно заявляет: «Действовать нужно всегда».
— Существует много людей, которые пострадали от режима Лукашенко. Теперь они находятся в тюрьмах и колониях, и вряд ли им легче, чем мне. К тому же Игорь сам просил меня говорить о нем. Мне сложно сказать, зависит ли что-то от моих действий. Я знаю лишь то, что наши власти ни на что не реагируют и боятся идти на контакт с простыми людьми. И это логично: они умеют говорить только в окружении силовиков с автоматами. Но обычно, когда что-то не получается, я сваливаю вину на себя: я очень придирчивый человек, поэтому претензии, кроме Лукашенко, предъявляю и себе. Пока Игорь Лосик не на свободе, это значит, что свою работу я не довела до конца.
«Мне больно, когда я должна думать, что отвечать дочке, где сейчас ее папа»
Дарья рассказывает, что огромную часть времени в ее графике занимает написание писем мужу. В открытках она рассказывает о том, как дела у их родственников и дочери. Игорь отвечает и часто благодарит жену: говорит, если бы не она, о нем бы все забыли.
— Я много рассказываю ему о дочке. Пишу, что, когда он выйдет и услышит, как говорит Паулина, это будет отвал всего! Внешне она просто копия Игоря, но вот характер у девочки, к сожалению, мой. Жить со второй собой — это очень сложно! Представляете, она выходит вместе со мной из подъезда и говорит недовольно: «Мам, ну ты посмотри, как так можно парковаться!» — смеется Дарья, но через минуту резко меняется в голосе и становится серьезной.
Вздыхает и добавляет: рассказывать о дочери мужу — это для нее настоящая боль. Полноценную речь Паулины Игорь так и не услышал: он успел застать лишь тот период, когда его дочь научилась произносить некоторые слова.
— Писать о том, что она уже умеет делать, тяжело — я хочу, чтобы Игорь все это видел сам. Дочери 4 января будет три года. Она знает, что я езжу в Гомель и отвожу папе продукты — пока это все, что ей известно. Объяснять, что такое суд и приговор, мне пока сложно и не хочется. Паулина думает, что папа в командировке, но при этом она постоянно спрашивает, когда он пойдет с ней в парк и в магазин. Когда девочка видит других детей с мужчинами, задает вопрос: «Где мой папа, почему он не ходит со мной гулять?» И мне больно от того, что я должна думать, как ей на все это отвечать. Да, я не плачу и не истерю, но это не значит, что мне легко и я к привыкла к состоянию ожидания. Наверное, я просто научилась справляться со своими бурлящими эмоциями.
«Я готова на все, чтобы вытащить мужа из-за решетки»
Дарья говорит, за эти полтора года ей было страшно дважды. Первый раз — когда ее муж попытался порезать руки на глазах у следователя в знак протеста предъявленным обвинениям. Второй — когда следом за этим он объявил сухую голодовку. Дарья поясняет, что именно эти действия мужа дали ей понять: она не может позволить себе бояться говорить, когда ее муж находится на грани жизни и смерти.
— Со стороны Игоря это был шаг отчаяния. Когда я узнала о его поступках, стала такой злой, что была готова крушить все на своем пути. Представьте, что ваш родной человек готов уйти из жизни, потому что кто-то решил предъявить ему абсурдные обвинения. Знаете, я никому и никогда не пожелаю ощутить то, что я чувствовала в марте. Каждое утро я просыпалась и думала, а что с моим мужем, что у него болит, как он себя чувствует, оказывают ли ему хоть какую-то помощь? К тому же меня и сейчас не оставляют мысли, что что-то подобное может повториться, — говорит Дарья. — Через некоторое время после этого происшествия я узнала, что Игорь решился и на сухое голодание. За попытку членовредительства его на 7 дней поместили в карцер. Позже, на первом свидании, он рассказал мне, что проживание этих дней для него было медленной смертью. Когда он мыл пол, был готов пить воду из ведра — настолько диким было обезвоживание. Уже после прекращения голодовки Игорь выпил залпом две бутылки воды, но так и не смог утолить жажду. Мне страшно представлять это состояние, находясь на свободе. А каково ему было за решеткой?
Дарья вспоминает и о первой голодовке мужа — ее Игорь Лосик держал 42 дня. От этого поступка его отговаривали врачи, с просьбой начать есть писала и сама девушка. Но когда Лосик дал четкий ответ — «буду держаться, сколько смогу» — Дарья решила голодать вместе с мужем.
— Я продержалась пять дней и остановилась на шестой: дошли слухи, что меня могут лишить родительских прав, и мне стало нереально беспокойно за Паулину. А рисковать ею я никак не могла. Никакого другого страха у меня не было: я прекрасно понимаю, что в нынешней Беларуси такой поступок — единственный шанс показать, какой беспредел происходит с тобой и твоей семьей. Власти сами приучили меня к тому, что силовики всегда где-то рядом с нашей семьей. Теперь мне нечего бояться, и я готова на все, чтобы вытащить мужа из-за решетки.
Но, конечно, главная причина моей смелости — это безумная любовь к мужу. Я увидела Игоря в ноябре 2009 года. На тот момент он был всего лишь студентом, и уже тогда я поняла: это мой человек, и никуда он от меня не денется, — смеется Дарья. — Игорь и сам недавно написал мне письмо. В нем он говорит, что звезды сошлись так, чтобы мы с ним увиделись и больше никогда не расставались. Что я могу сказать? Ни разу за всю жизнь я не пожалела о том, что отдала сердце и душу Игорю Лосику.
А что по поводу реальных рисков? Девушка говорит, она не рассматривает вариант отъезда из страны и вполне осознает, что из-за своих заявлений может оказаться в СИЗО. Добавляет: если это все же случится, она уже заранее позаботилась о том, чтобы с ее дочерью все было хорошо.
— Понимаете, со стороны может выглядеть, что я сумасшедшая, но все эти видео я записываю как раз для нее, чтобы мы были услышаны не только в Беларуси, но и во всем мире. У дочки должен быть папа, который будет ее растить. Из нашей семьи кто-то украл отца, и мне нужно сделать так, чтобы он вернулся назад: Паулина по нему ужасно скучает, — объясняет Дарья. — Уехать из Беларуси я готова только с Игорем Лосиком, дочкой и котом. Не нужно думать, будто я не понимаю, что гораздо лучше и правильнее быть на свободе за границей, чем сидеть в СИЗО. Но в случае моей семьи мой голос будет звучать громче из Беларуси. Я не могу бросить мужа и не думаю, что он бы хорошо воспринял мой отъезд. Поэтому делать это у меня нет никакого морального права.
В тот же день, когда Игорю Лосику вынесли приговор, Дарья опубликовала видеообращение, в котором потребовала встречи с Александром Лукашенко. Сейчас девушка признается: это видео было вызовом, на который она не надеется получить положительный ответ.
— Очень печально, что одна девочка весом в 50 кг просит его о встрече — а он боится и прячется. Я не думаю, что даже если это видео дойдет до Лукашенко, он на него отреагирует: он посчитал бы для себя это имиджевым провалом. Но если бы эта встреча все же состоялась, я бы предоставила ему доказательства невиновности моего мужа — он ведь просит класть «факты на стол». Я бы спросила Александра Лукашенко, как Игорь мог управлять протестами, сидя в камере СИЗО на Володарского (об этом говорилось в обвинении)? И почему, если это так смешно звучит, он все же находится за решеткой? Я точно знаю, что не стала бы о чем-то его умолять. Этот режим поставил нашу семью в такое положение, что теперь Паулина должна расти без отца, а мой муж ни за что получил 15 лет колонии. Так о чем же, напомните, я должна просить Лукашенко?