Две экономики Казахстана

Экономический рост и социальное развитие — это еще не синонимы.

В событиях в Казахстане есть примечательная черта, которая оказалась вне поле зрения многочисленных комментаторов. По формальным признакам Казахстан — вполне успешно развивающаяся экономика, которая долгое время считалась прямо-таки примером перехода от «плана» к «рынку». Однако получается, что экономический рост сам по себе еще не может служить основой социальной стабильности.

Чемпионы экономических рейтингов

Буквально за три недели до начала протестов, 10 декабря 2021 года, выступая на международной научно-практической конференции «Лидерство. Стабильность. Прогресс», проходившей в Нур-Султане, вице-премьер правительства Ералы Тугжанов говорил, что «Казахстан лидирует среди других стран СНГ по накопленному объему привлеченных прямых иностранных инвестиций на душу населения». И это правда. В период с 1993 по 2021 год сумма таких инвестиций, привлеченных Казахстаном, составила не менее $365 млрд.

На самом деле иностранных денег в страну пришло еще больше — об этом можно судить, изучая главные нефтегазовые проекты Казахстана: Тенгиз, Карачаганак и Кашаган. Они реализуются международными консорциумами на основе особых правительственных соглашений еще с начала 1990-х. Доходы от экспорта углеводородов позволили Казахстану накопить значительные нефтяные резервы, достигшие на конец 2020 года $94 млрд, в том числе средства в Национальном фонде (аналог российского ФНБ) — $59 млрд.

Казахстан всегда был любимцем международных рейтинговых агентств и институтов, изучающих экономический рост. В Индексе человеческого развития, составляемом экспертами ООН, Казахстан занимает 51-ю позицию (Россия — на 52-месте).

В 2021 году в Глобальном рейтинге конкурентоспособности, который рассчитывает Всемирный экономический форум, Казахстан занял 35-е место, уступив Чехии и опередив Португалию. В Global Competitiveness Index Россия занимает 45-е место — между Чили и Грецией.

И если официальный уровень безработицы, по сведениям Международной организации труда, в 2020 году в России и в Казахстане был одинаковым (4,6%), то уровень социального расслоения был «в пользу» Казахстана.

В РФ «за официальной чертой бедности» находится порядка 13% населения, в Казахстане — только 5,3%. Доходы 10% наименее обеспеченных россиян в 15,6 раза меньше доходов 10% наиболее обеспеченных соотечественников. А в Казахстане 10% «обеспеченных» всего лишь в 5,9 раза богаче 10% «самых бедных».

Казахстан выигрышно смотрелся и на фоне других постсоветских республик. В целом за 30 лет объем ВВП Казахстана вырос в 190 раз — с $11,4 млрд в 1993 году до $190 млрд в 2021-м. По уровню подушевого ВВП Казахстан уступает только балтийским странам и России.

По данным отчета PwC «Paying Taxes 2020», совокупная налоговая нагрузка на бизнес в Казахстане — одна из самых низких среди республик бывшего СССР. В Индексе экономической свободы 2021 года, который составляют Wall Street Journal и исследовательский центр Heritage Foundation, Казахстан занимал 34-е место из 178, входя в число «в основном свободных экономик» по соседству с Германией и Норвегией, будучи выше Бельгии и Испании. В Index of Economic Freedom Россия находится на 92-м месте.

Перечислять достижения Казахстана можно долго, но эти сведения все больше будут заводить нас в тупик: если в экономике все так хорошо, почему мы видим то, что происходит в Казахстане сейчас?

Оборотная сторона роста

Экономический рост и социальное развитие — это еще не синонимы, скажет экономист. У вас могут быть отличные результаты бизнеса, низкие налоги и высокий уровень инвестиций, но все это может не означать ни роста уровня жизни людей, ни роста потребления.

Да, по уровню средней зарплаты Казахстан занимает третье место в СНГ — после России и Беларуси. Но это низкая зарплата. В допандемийном 2019 году средняя зарплата в Казахстане в валютном эквиваленте составляла $488, в то время как в РФ — $739. А вот официальные показатели роста цен в Казахстане — выше российских. В 2020-м году инфляция разогналась на 7,5%, а в 2021-м — уже на 8,9%. Продовольствие подорожало еще сильнее — на 11,3% в 2020-м и на 10,9% за первые 11 месяцев прошлого года. Чтобы компенсировать рост цен, люди берут в долг, и в 2020 году закредитованность жителей Казахстана выросла на 12,3% по сравнению с тем же показателем 2020 года. Однако дороговизна пугает не всех: в 2020 году рынок роскоши в Казахстане только вырос — так же, как и в России.

На самом деле экономическая модель Казахстана далеко не такая современная, как может показаться со стороны. В сущности, она представляет собой сделку между хозяевами сырьевого бизнеса и хозяевами страны. Власть гарантирует, что люди будут работать за минимально возможную зарплату, позволяя бизнесу экономить на издержках, а бизнес гарантирует выполнение всех пожеланий власти.

При этом речь идет в первую очередь о международном бизнесе — ресурсы Казахстана добываются и экспортируются иностранными компаниями. Более 70% нефтяного бизнеса Казахстана — под контролем иностранных компаний. На первом месте США — 29,5% от всей добычи нефти, Китай — 17,7%, европейские компании — 17,4%. Крупнейшая нефтедобывающая компания в Казахстане — совместное предприятие (СП) «Тенгизшевройл» — на 50% принадлежит Chevron, на 25% — ExxonMobil, на 5% — «ЛукАрко» (дочке «Лукойла») и только на 20% — казахстанскому «КазМунайГазу».

Казахстан обеспечивает 40% мирового производства урана. Но 11 урановых рудников и фабрик из 13 принадлежит компаниям из России, Японии, Китая, Франции, Канады. Иностранные компании контролируют металлургию и добычу золота.

При этом правящие кланы своего не упускают. Как пишут эксперты Всемирного банка в «Докладе об экономике Казахстана — лето 2021», «…по индикатору регулирования товарных рынков Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) … система регулирования Казахстана … значительно больше ограничивает конкуренцию, чем регулирование в странах Восточной Европы… Большинство ограничений связано с искажениями, создаваемыми участием государства в экономике, особенно в виде государственной собственности в субъектах квазигосударственного сектора на рынках, где обычно жизнеспособно участие и конкуренция частного сектора…» То есть власть в Казахстане является соучастником сырьевого бизнеса, его бенефициаром.

При этом прямые иностранные инвестиции, которыми так гордится Казахстан, — это инвестиции в первую очередь в добычу сырья.

В том же «Докладе об экономике Казахстана — лето 2021» говорится, что Казахстан «показывает небольшие успехи в привлечении значительных притоков ПИИ в сравнении с размером его экономики. Кроме того, большая часть инвестиций, привлеченных в страну на сегодняшний день, сосредоточена в добывающих отраслях, которые более подвержены изменениям цен на сырьевые товары и производят лишь ограниченный эффект распространения в остальные части отечественной экономики».

Как и в России, в Казахстане сформировались «две экономики»: одна, экспортно-сырьевая, вполне процветает при участии и под контролем власти, а другая, «потребительская», в которой работает большая часть населения страны, живет по совершенно иным стандартам. Между ними — стена. И то, что происходит сейчас, приведет либо к демонтажу этой стены, либо к ее укреплению.

Специфика устройства казахстанской экономики имеет глубокие корни. Так, с освоением международными инвесторами и казахстанскими властями нефтяного месторождения Тенгиз связана потрясающая история, которую рассказывал Егор Гайдар в книге воспоминаний «Дни поражений и побед». Оказывается, еще в конце 1980-х крупнейшие нефтяные корпорации готовились к освоению казахстанского сырья, причем на условиях исключительно выгодных для себя и невыгодных для «советской стороны». В своих воспоминаниях Гайдар не называет имен руководителей, готовивших соглашения с американскими нефтеэкспортерами, но сегодня мы понимаем, что такие решения могли приниматься только на уровне высшего политического руководства еще «советской» республики.

«Весной 1991 года в Госэкспертизу Минэкономики поступил проект использования нефтяного месторождения Тенгиз, с участием крупной американской компании «Шеврон» — одной из семерки «Великих нефтяных сестер». Коллеги-экономисты попросили меня возглавить экспертизу. Сразу предупредили: наверху давят, чтобы заключение экспертизы непременно было положительным.

Тенгизское нефтяное месторождение сопоставимо по своим запасам с нашим знаменитым Самотлором… Ежегодную добычу можно довести до 30 млн тонн и поддерживать на таком уровне долгое время… В конце 80-х годов Тенгиз считали козырной картой Советского Союза в борьбе за будущее.

… Любая западная корпорация — хищник. Иначе ее бы сразу растерзали другие корпорации. Однако она и не опереточный злодей. Просто обучена жизнью играть по жестким правилам бизнеса.

И когда неожиданно на противоположной стороне стола переговоров вместо привычного партнера-хищника возникает нечто малокомпетентное, да еще имеющее личные интересы, не целиком, мягко говоря, совпадающие с интересами представляемой страны, результат может получиться поразительный.

Я не обвиняю специалистов «Шеврона» в каких-либо особых грехах. Отстаивая выгоды своей корпорации, они действовали профессионально. И потому выработанное соглашение приобрело поистине фантастическую форму.

…Работа над представленным проектом документа подтвердила худшие опасения. Становилось все более очевидным: в случае подписания проекта на предложенных условиях «Шеврон» окажется собственником одного из крупнейших месторождений мира, не приняв на себя никаких четких обязательств по отношению к нашей стране.

Приведу несколько отрывков из подготовленного заключения.

…В случае с Тенгизом, взяв на себя практически весь риск поисково-разведочных работ, СССР понес крупные производственные затраты и предоставляет СП разведанное месторождение, на котором начата добыча нефти, уже пошла прибыль. …Советская сторона предоставляет СП, половина собственности которого принадлежит «Шеврону», исключительное право на разведку, разработку и добычу углеводородов на всей территории, охватывающей Тенгизское и Королевское месторождения.

С момента подписаний контракта «Шеврон» становится собственником половины скважин, трубопроводов, установок, закупленных в последние годы Советским Союзом для эксплуатации Тенгизского месторождения…

…Что касается обязательств компании «Шеврон», получавшей монопольные права на эксплуатацию крупнейшего месторождения, то в представленном проекте договора они просто отсутствовали.

…Определенность была лишь в одном: «Шеврон», не будучи заинтересованным вкладывать деньги в комплексную переработку сырья, явно ориентировался на экспорт советской сырой нефти. Даже минимальный размер роялти, до которого в своих предложениях опустилась советская сторона (в среднем за период действия соглашения 7,5% совокупной добычи нефти), до сих пор не принят американской компанией.

Единственным исключением было обещание исправно платить обычные советские налоги. Но и его сводил на нет пункт 13.2 проекта договора, предоставляющий управляющему комитетом «Тенгизшевройла» право своим решением создавать не облагаемые налогом финансовые фонды и расходовать их по своему усмотрению…

…Заключение наше заканчивалось выводом: предложенный нам проект соглашения предоставляет беспрецедентные преимущества компании «Шеврон» в ущерб интересам Советского Союза в целом и Казахстана в частности…»

Добавим: компания «Тенгизшевройл» была основана в апреле 1993 года президентом Казахстана и компанией Chevron. В 2019 году объем ее нефтяного производства достиг 30 млн тонн.

***

Для того чтобы оставаться устойчивой, социально-экономическая модель, на которую сделали ставку казахстанские элиты, требовала соблюдения ключевого условия — постоянного экономического роста, достаточного, чтобы люди, которым не удалось получить доступа к ресурсной экономике, все-таки чувствовали улучшение своей повседневной жизни.

Общественный договор между народом и элитами выглядел примерно так: мы не спрашиваем, откуда у вас взялись нефтеперегонные комплексы и урановые рудники, а вы делаете так, что мы сегодня живем чуть лучше, чем вчера.

Но карантинный кризис 2020 года совершенно по-разному сказался на каждой из двух «экономик» Казахстана. Совладельцы сырьевого бизнеса продолжили обогащаться, вопреки всем «коронакризисам», а всем остальным было предложено платить повышенные тарифы. Дальше все было по классике — как объяснял политолог Джеймс Дэвис в статье «К теории революции» (1962): «Революции, скорее всего, произойдут, когда длительный период объективного экономического и социального развития будет сопровождаться коротким периодом противоположного состояния. Люди тогда субъективно боятся, что позиции, полученные с большим усилием, будут потеряны; это и делает их настроение революционным».

Резкое торможение «потребительского» сектора экономики на фоне такого же резкого ускорения «сырьевого» сектора вызвало сильнейшее разочарование людей. Возможно, власти Казахстана и понимали риски такого сценария, но попытки как-то «поделиться» с людьми вступали в противоречие с интересами хозяев казахстанских ресурсов.

Дмитрий Прокофьев, «Новая газета»