«Стоять нужно было максимально смирно, глаза в потолок»

Белорус отсидел семь суток на гауптвахте и рассказал, как это было.

За участие в протестах солдату-срочнику присудили три месяца ареста, которые он будет отбывать на гауптвахте. Около десяти лет назад наш читатель Дмитрий (имя изменено) служил в части Уручье и, как он говорит, «за телефон», тоже попал «на губу». Ему дали семь суток ареста. О том, как он их отбывал, и в каких условиях, мужчина рассказал zerkalo.io.

Дмитрия призвали на полтора года. Зимой во время проверки к нему возникли вопросы из-за телефона.

— У одного из парней в роте нашли мобильный, стали проверять остальных, мне тоже не повезло, — не вдается в детали собеседник. — Затем всех нас отправили на пробежку, после чего построили, вызвали меня, и командир сообщил: рядовой такой-то, семь суток ареста. То же было и с моим сослуживцем.

На гауптвахту, продолжает мужчина, их отправили не сразу. ЧП случилось в январе, а наказание он отбывал лишь в феврале. Когда, как полагает, «на губе» освободилось место. Почему так решил? Потому что отправили его туда, как только отпустили сослуживца, у которого первым нашли телефон.

— Мы не единственные, кто за время моей службы сидел на гауптвахте. Всего при мне таких было 6−7 человек. Случалось, наказание солдату выносили, но в итоге никуда не отправляли. Забывали, а затем это нигде не учитывалось, — рассказывает Дмитрий и не скрывает, что тоже надеялся — про его ситуацию не вспомнят. — Когда сослуживца забрали, я старался меньше попадаться на глаза. Не помогло. Командир взвода пришел за мной в понедельник, я был в учебной части. Сказал: «Собирайся». Я взял в казарме бритву, туалетную бумагу, подшиву (белый подворотничок), и офицер с постановлением на арест от командира повел меня менять на товарища.

Гауптвахта — одно из подразделений Минской военной комендатуры. Строение, продолжает собеседник, находится недалеко от их военной части, поэтому шли пешком. В здании два этажа. На первом, вспоминает, общие камеры для солдат, «одиночки» для прапорщиков, сержантов, а также срочников комендатуры. Их, говорит, со всеми не размещали, чтобы избежать конфликтов. На втором этаже сидели те, кто находится под следствием, и будет осужден по уголовным статьям. Здесь, делится наблюдениями Дмитрий, условия «приближены к гражданскому СИЗО». Есть постельное, мог быть телевизор.

— Солдату-срочнику на тот момент давали до 10 суток, и столько же могли добавить по месту: начальник караула легко накидывал «трешку» за любую мелочь. Например, за расстегнутую пуговицу, нечеткий доклад или просто за строптивое поведение, — отмечает собеседник. — Но в общем, срок у нас получался небольшой, поэтому жили мы в более стесненных условиях, чем те, кто сидит долго.

«Стоять нужно было максимально смирно, глаза в потолок»

Во время «приемки», вспоминает Дмитрий, медик осмотрел его на наличие синяков. Параллельно караульные проверили форму, каждый шов, чтобы парень не пронес ничего запрещенного. Затем он достал из берцев шнурки, сдал бушлат, положил «мыльно-рыльное» в отдельный шкафчик, который находился в коридоре, — и отправился в общую камеру. Помещение было рассчитано на шесть человек. Рядовых внутри, вспоминает, находилось меньше. Среди них, не только ребята, которые служили в Минске, но и в Витебске.

Так выглядит обстановка в камере. По информации ВоенТВ, в помещении нельзя ходить, разговаривать между собой, прислоняться к стенам. Ложиться и присаживаться можно только с разрешения личного состава караульной службы и в отведенное время. Скриншот видео ВоенТВ

Обстановка внутри — максимально простая. Нары, которые были пристегнуты к стене и опускались лишь на ночь, два стола и столько же лавок. Своего туалета и умывальника, говорит Дмитрий, в камере не было. Они — на этаже. В уборную ходили централизовано или, если очень приспичит, стучали конвоирам.

— Но, насколько я помню, дергать конвоиров могло быть чревато, поэтому мы старались поменьше пить и терпеть, — вспоминает собеседник и переходит к распорядку. — Все стандартно. После подъема выходили в коридор, строились, пересчитывались. Затем быстрый утренний туалет, завтрак.

Своей кухни на гауптвахте, вспоминает мужчина, не было, завтрак, обед и ужин им доставляли. Приезжал УАЗик, привозил термосы с едой.

— Те, кто сидел в общих камерах, шли в комнату приема пищи. Когда мы поедим, разносили еду тем, кто в одиночках, а также на второй этаж, — говорит собеседник. — Периодически нас отправляли убирать территорию военной комендатуры, но большую часть времени мы все равно проводили под замком. В полголоса разговаривали или читали дисциплинарный устав, который там лежал в одном экземпляре. Часов ни у кого не было, казалось, время тянется бесконечно.

Из активностей, продолжает Дмитрий, вечерняя проверка, или по-простому «шмон».

— Когда заступала новая смена караула, мы выходили из камеры и выстраивались по росту, — вспоминает собеседник. — Стоять нужно было максимально смирно, глаза в потолок: смотреть в лицо конвоиров и начальника караула нельзя. Начальник по очереди подходил каждому солдату, «представляясь», человек произносил: «Арестованный рядовой такой-то, арестован командиром таким-то, за то-то, на срок такой-то, жалоб и заявлений не имею. Личные вещи на месте, здоров». Доклад учили с первого дня. Если во время проверки запутаешься, можешь получить дополнительные сутки.

После проверки, продолжает, поступала команда: «Форма ноль» — и солдаты раздевались до гола. Конвоиры смотрели, чтобы у ребят не было «запрещенки» и синяков. Затем, вспоминает Дмитрий, им раздавали нитки и подшиву.

— Мы тут же садились на корточки и подшивались, — вспоминает он. — Но сейчас такого вроде бы нет.

В выходные жизнь шла по тому же распорядку, что и в будни. На гауптвахте все очень монотонно и напряженно своей однородностью, отмечает собеседник.

«Все, кто со мной сидел, насколько я помню, отбывали наказание за серьезные косяки»

Перед отбоем вечерний туалет и «обязательное мытье ног». Свет в помещении, вспоминает Дмитрий, на ночь не выключали. Ближе ко сну, продолжает, конвоиры заходили в камеру, чтобы отстегнуть нары, а затем солдаты бегом направлялись к шкафчикам за бушлатами. Их, говорит, использовали как постельное.

«23 февраля в честь праздника у тех солдат, которые сидели сутки, была амнистия, — вспоминает Дмитрий. — Парня из моего подразделения, которого забрали после меня, отпустили в этот день. В итоге он просидел не весь срок, а всего пару суток».

— А в душ вас водили?

— По правилам мыться нужно раз в неделю, но я за семь дней на гауптвахте туда так ни разу и не попал.

— За что во время вашей службы можно было попасть «на губу»?

— Например, за самовольную отлучку, алкоголь, несерьезную драку, отказ выполнять какую-то задачу, — перечисляет собеседник. — Все, кто со мной сидел, насколько я помню, отбывали наказание за серьезные «косяки». Предположим, выпил и оставил часть.

— Что чувствуешь, когда сидишь семь суток в таких условиях?

— Морально сложно, потому что делать нечего и время сильно растягивается. Разговоры с ребятами тоже быстро надоедают. День, два пообщаетесь — и все, — отвечает собеседник и говорит, что дни на гауптвахте не засчитываются в срок службы. — Единственное, я служил полтора года, и у меня было 20 суток отпуска. Чтобы уйти на дембель так, как должен был изначально, я отдыхал всего 13 дней.

— Каким вы вышли с гауптвахты?

— Радостным, что я освободился, но сказать, что я перевоспитался, нет. До сих пор считаю, что попал туда несправедливо, — говорит Дмитрий и отмечает: — В военном билете у меня есть вкладыш, где написана воинская специальность. В отличие от большинства мужчин, у меня здесь указана не только информация про отпуск, но и про арест — 7 суток.

— После срока в части отношение к вам поменялось?

— Нет, разве только все спрашивали, как там было. Но я скажу так: «кича» — это нюансы службы. Кто-то попадает на кучу нарядов вне очереди, кто-то, как я, «на губу».