Чем война с Украиной обернется для России?
Война, объявленная Украине президентом Путиным, а также его высказывания на исторические темы воспринимаются многими как результат глубоких комплексов и обид на коллективный Запад за то, что Россия не занимает в мире того места, которое ей полагается. Действительно ли ресентимент (чувство враждебности к тому, что субъект считает причиной своих неудач, бессильная зависть) является причиной войны, насколько он глубок у сегодняшней российской власти, и насколько он разделяется населением – об этом корреспонденту Север.Реалии рассказал историк, профессор Европейского университета в Петербурге Иван Курилла.
По его мнению, основная ответственность за развязывание войны лежит на тех, кто принимал решение, но и все остальные жители России никуда от этой ответственности не денутся.
– Больше всего сейчас переживают люди, которые всегда были против войны, хуже всего тем, кто понимает, что происходит Они эту ответственность почувствовали раньше всех – наверное, так всегда и бывает, и в той же Германии так было. Последнее обращение Путина вообще, по-моему, безумное – он угрожает ядерным оружием всем, кто посмеет вмешаться. Он, кажется, всех запугал, даже Совет безопасности трясся – то ли он их отравит, то ли со скалы столкнет. Это иллюстрация, во что выстроилось наше государственное устройство. В 90-е годы сделали неправильный выбор. Команде Ельцина надо было одновременно и экономические реформы проводить, и демократизацию, и выбрали реформы – демократия вроде не так важна. И это возвратило Россию к многовековой проблеме чересчур сильного государства, которому нет противовеса. Единственный просвет был во время реформ Александра Второго, но все быстро свернулось. В 1990-е можно было демократизировать страну, пусть бы на выборах 1996 года победил Зюганов, но зато демократия бы закрепилась. А вместо этого пошли преемники, а демократией стали манипулировать – вот мы опять и дошли до войны, – рассуждает Иван Курилла.
Обращение Владимира Путина, в котором он объясняет причины решения признать так называемые Донецкую и Луганскую народные республики, фактически отказывая Украине в государственности, широко обсуждается политологами и историками. "Эта речь прежде всего говорит о глубокой обиде и фрустрации главы российского государства по отношению ко всему окружающему миру и Украине в частности. Путин явно демонстрирует стремление выместить эту обиду, это очень сильные чувства", – говорит политолог Владимир Гельман. Между тем, еще в 2014 году историк и философ Михаил Ямпольский писал о победившем в России ресентименте – остром чувстве обиды, которое тешит себя картинами воображаемой мести. В распространении этого чувства Ямпольский отводит огромную роль пропаганде, которая, по его мнению, не могла бы так преуспеть, если бы не отвечала бессознательным устремлениям населения. Иван Курилла согласен, что ресентимент присутствует в российском обществе.
– С другой стороны, я сомневаюсь, что он присутствует поголовно у всех россиян, вряд ли даже у половины – я думаю, ресентимент есть у определенной группы людей, находящихся у власти, – замечает Курилла. – Это у них и поколенческое, и профессиональное – это люди, для которых распад Советского Союза – величайшая геополитическая катастрофа. Это люди из спецслужб, которые служили Советскому Союзу так, как они его видели, для них, наверное, это центр их идентичности, центр понимания происходящего. У огромного количества россиян, как мне представляется, ресентимента нет, но, конечно, его разжигают. Если тебе 10 лет рассказывают по телевизору, как тебя обидели, то ты будешь это поддерживать.
– Россию иногда сравнивают с Веймарской Германией.
– Да, только у нас не было демократии – и это наше отличие от Веймарской Германии. У нас в 2000-х выборы уже подтасовывались, но до 2011 года еще была надежда, что избирателя влияют хотя бы на выборы в Думу. В 2011 году случился перелом, когда всем ясно показали, что избирают не избиратели, избирают из Кремля. Мы не можем говорить, что народ избрал тех, кто потом такое устроил, а устроили, в основном, во втором десятилетии нынешнего века. То есть у нас – авторитарный ресентимент, в отличие от Веймарской Германии, где свободные выборы сохранялись до 1933 года, и народ действительно массово избрал НСДАП. Не то, что я хочу лучше думать о нас в целом как о народе – но я действительно думаю, что мы лучше, чем то лицо, которое сейчас Россия показывает всему миру. Это лицо группы, которая находится у власти и которая подобрала под себя всю вертикаль, построив ее по своему образу и подобию. То есть если идентифицировать себя с государством – то да, это наш ресентимент, а если все-таки не совсем – то это ресентимент только этой группы.
– С другой стороны, когда людей о чем-то таком спрашивают, они часто отвечают – правильно, пусть Россию боятся, мы им всем покажем…
– Да, но значительная часть таких ответов – это результат пропаганды, результат того, что людям напоминают и расчесывают это. Но, с другой стороны, я всегда слежу за опросами, когда намечаются надежды на то, что Россия помирится с США, с Западом, с Украиной, еще с кем-то. И в эти моменты опросы показывают, как резко прыгает вверх эта надежда – вдруг оказывается, что люди совсем не плохо относятся к США, к Западу, к Украине. И что большинству на самом деле конфронтация не нравится, но обычно они поддерживают курс государства, это понятно. Люди себя отождествляют с государством, народ как-то вписывает себя в эти цели, но это не значит, что это от него исходит. Кто-то написал, что российская нация пластична в том смысле, что она не спорит с властью – если власть что-то говорит, то многие из нас это принимают и готовы все за ней повторять. Но я уверен, что когда у нас сменится власть, и какие-то новые когорты попытаются помириться с остальным миром, то это будет поддержано с не меньшим, а, скорее, с большим энтузиазмом, чем в своем время поддерживали тот же Крым.
И сейчас не видно массового энтузиазма по поводу последних воинственных событий, а наоборот недоумение и опасения даже со стороны тех, кто всегда поддерживал власть. И если бы сейчас вдруг кто-то вышел и сказал – знаете, мы помирились с Западом и нашли компромиссы для решения судьбы "ДНР" и "ЛНР" – вот такому повороту событий наблюдалась бы массовая поддержка.
– Вы говорите, что примирение с Западом было бы сейчас всеми поддержано – в подтверждение ваших слов можно вспомнить, как Россия открывалась в конце 1980-х – начале 1990-х, действительно, тогда было много искренней радости по этому поводу.
– Да, и там вообще были большие надежды. Но я, кстати, написал год или два назад, что тогда Запад не поверил до конца, что Россия может быть другом. Если говорить, что ошибки были с обеих сторон, то если бы со стороны условных США или условного Запада было сделано больше шагов навстречу тогда, когда россияне были готовы дружить с Западом, все могло быть иначе. Но шаги сделаны не были, все осторожничали – и упустили момент, к концу 1990-х все уже было по-другому. У нас же несколько циклов было – приходит новый президент, тот же Обама, перезагрузка объявляется, а до этого Буш заглянул в глаза Путина, и тоже как-то подружились. И вспомните, насколько подпрыгивало одобрение США в опросах общественного мнения – сразу оказывалось, что у нас большинство-то людей к США относится хорошо, и ведь никакой специальной пропаганды не было – просто, допустим, Путин позвонил Бушу, или Путин решил встретиться с Трампом. Просто появлялся намек на то, что могут быть нормальные отношения, нормальный диалог – и оказывалось, люди вовсе не хотят смотреть на весь мир, как на врагов. Но сейчас все под прессом сидят, давление идет постоянное совсем в другом направлении. А вообще, самый большой довод в пользу ресентимента – это радость людей по поводу присоединения Крыма в 2014 году. В остальных ситуациях он, возможно, себя в значительной степени исчерпал.
– А как же быть со всеми этими "можем повторить", с надписями на машинах “На Берлин!", с одеванием маленьких детей в военную форму – даже коляски встречаются в виде танков…