Как к россиянам постепенно приходит прозрение.
25-летний Максим из Новосибирска рассказывает «Медузе» свою историю:
— С мамой и папой (он раньше был местным депутатом от КПРФ) было проще: мы никогда не поддерживали политику президента. Но с остальными родственниками мы видимся нечасто, в основном из-за расстояния: часть родных живет в селе, где две тысячи человек.
Разговаривали всегда о жизни, о себе: когда приезжаешь в гости, не хочется тратить время на споры о политике. Я не очень хорошо знал, что они вообще думают. А война как маски вскрыла. Я начал спорить с родственниками, потому что молчать невыносимо: считаю, что у каждого свое мнение, но люди должны знать информацию от обеих сторон, а не только от одной.
У мамы был рак, она умерла на днях. Она сразу сказала, что против войны: не хотела, чтобы кто-то так же мучился от боли, как она. Когда война началась, из аптек начали пропадать лекарства, которые выписывали маме. Ее это не успело затронуть. Недавно я ради интереса поискал эти лекарства в интернет-аптеках. Мне больно смотреть на надпись «нет в наличии».
В основном тяжелые разговоры были с мужем сестры. Он всегда первым поднимал тему войны. Я сначала был в недоумении: как может взрослый мужчина поддерживать насилие, обстрел мирных кварталов, убийство людей? Спорить было тяжело: он вдвое старше и бывший военный, эмоционально тяжело спорить с человеком, который все независимые новостные сайты называл «купленными Западом». Но голос никто из нас ни разу не повысил. Я был в недоумении от его аргументов: не думал, что он займет эту сторону. Местами злился, наверное, иногда чувствовал разочарование.
Я переживал за сестру, мне было важно понимать, с каким человеком она живет. Мне казалось, что его позиция по поводу войны покажет, что он собой представляет как человек, как будто я спорил с ним в надежде на то, что мне не придется в нем разочаровываться.
Во мне закипает ненависть ко всем, кто поддерживает войну: и потому что они одобряют смерть мирных жителей, и потому что мама умерла от рака, а деньги, которые могли бы потратить на помощь онкобольным, потратили на войну. Я не хотел, чтобы зять оказался одним из тех, кого я ненавижу.
С бабушкой тоже был разговор. Она однажды начала говорить, что во всем виноват Зеленский и Украина развязала войну. Я сначала разозлился на то, что она перекладывает вину на Украину. Переварил эту злость в себе: я понимаю, что она просто насмотрелась телевизора. Вздохнул, сел рядом с ней и начал объяснять.
Я стараюсь вести диалоги с родными спокойным тоном: мне кажется, что крики не помогут мне донести мою мысль. Бабушке достаточно было рассказать о том, что это все начал Путин, про друзей, которые остались в Украине, про бомбоубежище в Киеве, где женщины рожают. Бабушка всегда говорила, что мы, молодежь, умнее ее поколения, и в этот раз она мне доверилась.
Зятя эти аргументы не убедили, но он стал более критично относиться к новостям. Когда прошло несколько дней и стало очевидно, что блицкрига не получилось, я почувствовал, что он начал сомневаться. К концу недели, когда начали вводить санкции, произошел перелом. Зять перестал поддерживать войну, но выдвинул гипотезу, что вывод войск сейчас не поможет России и нужно либо заканчивать войну, раз начали, либо проигрывать. Он, как бывший военный, уверен, что любое действие нужно заканчивать результатом. Но по-человечески он уже против.
После всех наших разговоров он все равно надеется, что Россия выиграет войну, но говорит, что в любых вариантах все будет плохо и с экономикой, и с внешней политикой. Я почувствовал облегчение, в том числе за сестру, когда понял, что зять понимает, что происходящее в Украине — война, а не спецоперация, и что он все-таки ее не поддерживает.
Когда ввели санкции, родственники начали бояться за свои рабочие места. Мы ничего не загадываем наперед, живем в нервном ожидании. Понимаем, что цены взлетят, и экономим. На зятя хорошо подействовали аргументы об уровне жизни. Он как-то раз сказал, что, раз все концерны автомобилей ушли, мы будем ездить на АвтоВАЗе.
Когда я сказал, что АвтоВАЗ тоже закрылся на несколько дней, он нахмурился и замолчал. Он прислушался ко мне, когда я сказал, что государство хочет поддержать айтишников, которые и так неплохо зарабатывают, а заводы как разваливались, так и разваливаются.
Когда появились митинги «за спецоперацию», зять начал вовсе плеваться на «всяких идиотов с буквой Z». Когда «идиоты с буквой Z» появились и на улицах, он начал время от времени читать не только РИА Новости. Сейчас он все так же считает, что войну нужно закончить и что Путин — «поехавший».