Чем обернется для Московии вторжение в Украину?

Московию ждет долгая цивилизационная ночь.

Что ждет Московию после войны? Ответить на этот вопрос сегодня практически невозможно – слишком много неизвестных. Закончится ли когда-либо эта война? Останется ли после нее Московия? Однако кое-что можно сказать уже сейчас. Это немногое вытекает из общего исторического контекста, внутри которого происходят сегодняшние события. Конечно, чтобы проанализировать подробно весь этот контекст, требуется значительное время, которого тоже нет. Поэтому приходится ограничиться лишь общей картиной, нарисованной крупными мазками.

В самом широком и весьма огрубленном понимании происходящее является, по всей видимости, последней, термальной стадией длящейся в Московии более полутора веков гражданской войны с середины 19 века, когда в русском обществе произошел раскол на славянофилов и западников. Это война то тлеет как торфяник «под землей», то разгорается страшным лесным пожаром. Сейчас именно такой момент – начинается пожар. Сторонами этой войны являются два компактных «культурных класса»: европейски ориентированные элиты и традиционалисты, ориентированные на сохранение средневековых по своей природе устоев, которые с переменным успехом вели борьбу за остающуюся неразвитой и патриархальной массу.

Внутри этих классов не наблюдалось однородности, они состояли из множества слоев и прослоек, на базе которых иногда формировались радикальные секты, способные подмять под себя все остальные группы. Иногда между этими классами случалось «перекрестное опыление», и тогда появлялись гибридные образования вроде большевиков. Чтобы не углубляться в подробности этой борьбы, отсылаю тех, кому они интересны, к своей книге «Реставрация вместо Реформации», где я пытался со всем этим разобраться.

Так или иначе, в начале XX века появилось движение, совместившее платформы обоих воюющих друг с другом классов и при этом чуждое каждому из них в отдельности, которое мы обычно называем большевизмом. Большевизм был движением европейским по риторике и целям, но при этом глубоко традиционалистским по методам их достижения. Большевизм с одинаковой яростью расправился как со сторонниками монархии, так и с приверженцами либерального европейского выбора. Большевистский режим по своему историческому вектору был модернизационным, но в его подкладку белой ниткой был вшит традиционализм и азиатчина. Когда большевизм, исчерпав свой потенциал, стал распадаться на составные части, оба его первичных элемента высвободились и вновь возникли на поверхности русской политической жизни как самостоятельные политические и культурные течения, враждующие друг с другом.

Нечто подобное тому, что мы наблюдаем сегодня, мы могли бы увидеть уже в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века, если бы идеологический профиль власти тогда сформировали не демократы-реформаторы, а какая-нибудь, например, «Память» или ей подобная диссидентская группа. Но случилось иначе. В тот раз победу одержала европейски ориентированная часть элиты. И не просто европейски ориентированная, а радикально настроенная, проповедовавшая нечто, что условно можно обозначить как «либеральный фундаментализм». Эта группа подавила не только все другие менее радикальные либеральные течения, которые существовали внутри европейски ориентированной части русской элиты, но и напалмом выжгла «традиционалистов», которые к середине 90-х вынуждены были осесть на дно и затихнуть.

Однако уйти с поверхности общественной жизни – не значит исчезнуть. Оказавшись на самом дне «под давлением», сторонники традиционных ценностей быстро маргинализовались и радикализовались, превращаясь в изолированные, но при этом крайне агрессивные секты, с эклектичной (гибридной) идеологией, состоящей из обломков сталинизма, неофашизма, традиционализма и панславизма, обильно сдобренных мистицизмом. Эти секты представляли из себя политический андеграунд вплоть до 2012-2014 годов, причем в раннепутинскую эпоху их подавляли так же жестко, как и в эпоху Ельцина. Но под давлением они только становились еще более радикальными, постепенно вырождаясь в православный фундаментализм, обильно пропитанный сталинизмом.

Параллельно в Московии происходил другой, не менее значительный процесс – формирование «вертикали власти» вокруг компактной «политической секты», возникшей в Санкт-Петербурге в начале 90-х годов прошлого века в результате слияния представителей местного бизнеса, криминала, силовиков и чиновников региональной администрации. Этот криминально-политический клан сначала подмял под себя Петербург, а после того, как его представитель стал преемником Ельцина, и всю страну. К концу нулевых он достиг потолка своего экстенсивного роста и столкнулся с первым глобальным кризисом, проявившим себя волнениями городского среднего класса 2011-2012 годов. Это был вызов, ответом на который могло быть либо потеря власти, либо качественное перерождение. Произошло второе.

Начиная с 2012 года стало наблюдаться сначала сближение, а потом и полное слияние «политической секты» с одной, а возможно и сразу с несколькими «идеологическими сектами». В некотором смысле это напоминало принятие поздним Императорским Римом религии ранее гонимого христианства в качестве гопсударственной идеологии. Безумные идеи сталинистов-сатанистов, до этого развиваемые домашними пророками из отставных генералов, вдруг стали казаться разумными и привлекательными гопсударственным мужам разных рангов. В конце концов, новая религия захватила и поглотила ум самого новоявленного «императора». Общество и глазом не успело моргнуть, как политическая секта прагматичных «пожирателей бюджета» превратилась в орден полурелигиозных фанатиков, одержимых новой мессианской идеей, вдохновленной худшими образцами казалось бы сто лет тому назад похороненного панславизма.

Крымская экспансия на несколько лет вытолкнула революцию и гражданскую войну за пределы Московии. Но спустя шесть лет начался процесс их репатриации. Сначала московские волнения 2019 года, а потом и восстание в Белоруссии в 2020 году вернули Кремль на те же исходные позиции, на которых он был в 2011 году, но с одной существенной разницей – к этому моменту значительная часть кремлевской элиты оказалась идеологически индоктринирована православным фундаментализмом (в его постмодернистской неосталинистской версии). В самом Путине мало что осталось от образа «крестного» небольшой, но крепко сколоченной «семьи». Зато он стал очень сильно похож на проповедника средневекового религиозного ордена.

Это преображение, которое в основном осталось незамеченным, частично объясняет, почему полномасштабное вторжение в Украину стало для многих шокирующей неожиданностью. То, что никогда бы не сделал подполковник КГБ Путин, не раздумывая сделал «аятолла Путин». Это значит, что и в дальнейшем логика действий Путина неизбежно будет оставаться иррациональной, то есть мотивированной в большей степени идеологическими химерами, чем прагматическими предпочтениями. Те, кто полагает, что война с Украиной – это частный инцидент, и что далее Путин войдет сам или с помощью санкций в какие-то берега, сильно заблуждаются.

Анализ случившегося в историческом контексте показывает, что эта война – не эксцесс, а закономерный финал долгой эволюции системы. А это значит, что, даже если этот кризис каким-то чудом рассосется, то его рецидивы практически неизбежны и степень иррациональности принимаемых решений будет только увеличиваться.

Более того, возможный вынужденный компромисс на «внешнем фронте» быстро обнажит тот факт, что этот внешний фронт не был главным. Война продолжится в своей естественной форме уже как гражданская. В этой войне православный фундаментализм, ставший идеологической подкладкой власти, попытается использовать последнюю как инструмент полного и окончательного искоренения своей альтернативы – европейски ориентированного культурного класса. При этом речь будет идти именно о «русских европейцах» в самом широком смысле слова, а не только о поклонниках либеральных идей и сторонников западной демократии. В послевоенной Московии (если таковая останется) не будет уже места ни кудриным, ни грефам, ни шуваловым, ни собяниным, ни даже мишустиным. Все эти элементы будут со временем вымыты из властной вертикали и заменены такими «субчиками», что на их фоне Володин будет казаться воплощением европейскости.

Следующий шаг во внутренней политике выглядит весьма мрачно как геноцид русский европейцев как класса. Это та точка, за которой зона комфорта заканчивается и начинается политика классового подавления, то есть диктатура (террор) в точном и строгом смысле этого слова.

Времени для того, чтобы что-то предпринять, у европейски ориентированных элит практически нет. После «поджога рейхстага», каким оказалась война с Украиной, деградация политической системы будет происходить стремительно. Московия уже проделала огромный путь. Всего лишь за каких-нибудь два года, прошедших между «конституционным переворотом» (обнулением) и началом войны, русское общество эволюционировало из общества фашистского типа в общества нацистского типа.

Фашизм и нацизм в строгом смысле – явления сугубо европейские, обозначающие перверсию и редукцию современного политического гопсударства, которого в Московии отродясь не было. Поэтому напрямую они к московитским реалиям применимы не более, чем капитализм, либерализм и все прочие европейские «измы». Тем не менее, по законам развития «параллельных миров», в Московии имеются собственные аналоги всем этим призракам европейской истории. Московитская деспотия самостоятельно проходила свои «ступени мастерства».

Конституционная реформа Путина, как я и предполагал с самого начала была нужна не столько для обнуления очередного путинского срока, сколько для переформатирования безыдейного и коррумпированного «полицейского гопсударства» в гопсударство, главным драйвером которого становятся не деньги, а идеология, причем идеологии строго определенного сорта, аналогичной тому, что в европейской истории обозначалось как «фашизм». Ее отличительной чертой является гипертрофированный акцент на «нации» (в московитском случае — «русском народе») как на «спецсубъекте», интересы и права которого доминируют над интересами и правами отдельной личности, а выявить и выразить их может только «национальный лидер», который и становится живым воплощением национальной гопсударственности.

Однако в течение буквально нескольких месяцев, предшествовавших началу войны, на идеологическом фронте произошел настоящий прорыв, благодаря которому был сделан мощный «апгрейт» ранее существовавшей системы. К ранее уже сформированным компонентам были добавлены такие элементы как:

представление о превосходстве русского народа над другими народами, заключающееся в наличии особой иерархии традиционных культурных добродетелей (список подготовлен Правительством и Администрацией Президента);

представление о неполноценности других народов, в том числе народов бывшего СССР, не способных создать самостоятельно настоящую гопсударственность;

прогрессирующий милитаризм, оправдывающий войну как средство разрешения споров между великим русским народом и другими менее полноценными в гопсударственном смысле народами.

Такой «апгрейт» в европейской истории обычно свидетельствовал о переходе фашизма в терминальную стадию нацизма.

Московия, грубо говоря, за полтора года переориентировалась с итальянской модели корпоративного гопсударства на немецкую версию тоталитарного гопсударства с русской спецификой (бардаком). Дискуссия о том, кто нам ближе – ворюга или кровопийца – разрешилась в пользу кровопийцы. Если не произойдет ничего чрезвычайного буквально в течение нескольких месяцев, Московию ждет долгая цивилизационная ночь в тени великого Китая на обочине прогресса.

Владимир Пастухов, istories.media