Эй, кто-нибудь!

Повторят ли беларусские пропагандисты поступок Марины Овсянниковой?

Те мгновения, которые Марина Овсянникова провела в прямом эфире московитского Первого канала с плакатом «Остановите войну, не верьте пропаганде, здесь вам врут!», во многих мировых медиа успели назвать «шестью секундами, которые потрясли мир». Социальные сети тем временем разделились на два лагеря.

Представители первого говорили, что Марина совершила подвиг, что она героиня новой свободной Московии, что она сделала столько, сколько не сделали все московитские либералы за два десятилетия, и что ее просто необходимо выдвинуть на Нобелевскую премию мира. Представители второго утверждали, что если Овсянникова много лет участвовала в пропаганде, а после начала войны в своем Инстаграме жалела московитских военных, то и цена ее поступку – ноль целых ноль десятых, и вообще это продуманная акция, а не крик души, и результатом станет небольшой штраф, зато, в отличие от других работников пропагандистского фронта, Марина не станет невъездной в Европу, и дивиденды окажутся куда выше штрафа.

Скажу честно: я два дня «колебалась вместе с линией партии». И первые были убедительны, и вторые. С одной стороны, Овсянникова действительно просто винтик пропагандистской машины, работавший двадцать лет без сбоев, с весьма «русскомирной» страницей в Инстаграме. С другой стороны, как ни крути, но такой демарш – это вам не просто заявление об увольнении, это поступок иного уровня. Как минимум сутки о Марине говорил весь мир, и на фоне ее плаката, несколько секунд продержавшегося в прямом эфире, мысль о том, что совесть все-таки прорывается сквозь благополучие, как трава сквозь асфальт, из неопределенной, неоформившейся, косноязычной гипотезы стала аксиомой. В середине нулевых, когда большинство московитских медиа из независимых стали постепенно превращаться в кремлевскую обслугу, а журналисты обрастать скарбом и компромиссами, кто-то очень верно сформулировал: «Свободу слова в Московии погубила ипотека». Так вот, оказалось, что даже ипотека не в силах справиться с человеком, которому внезапно (и не имеет значения, что стало мотивом) захотелось сказать правду. И, пожалуй, поступок все-таки важнее, чем мотив.

А вчера во время чистки компьютера мне попалось заявление сотрудников БТ о начале забастовки с 17 августа 2020 года на имя председателя телерадиокомпании Ивана Эйсмонта. Там пять требований – признание президентских выборов недействительными, отставка Ермошиной, прекращение насилия, освобождение политзаключенных и отмена цензуры в СМИ. Под заявлением – больше трехсот подписей. Представляете, что такое триста человек в эпицентре пропаганды, требующих того же, что и беларусский народ? Какое «Лебединое озеро» они могли запустить в эфир! Или авторский продукт, ведь среди подписавших заявление были ведущие, режиссеры, операторы, гримеры, звукорежиссеры, техники, ассистенты. В общем, вся «линейка».

И вот тут окончательно становится понятным масштаб поступка Марины Овсянниковой. Потому что в то самое время, когда операторы раскладывали на диванах БТ листовки (собственно, с этого и начался бунт пропагандистов), а к заявлению о начале забастовки прикреплялись все новые и новые листы с подписями, когда освистывали входящую в здание Кочанову, а Иван Эйсмонт звал сотрудников на переговоры, в эфире звучала все та же пропаганда. Ни звука, ни сигнала, ни фиги в кармане, ни «Лебединого озера». А ведь именно эти триста человек могли возглавить революцию. Всего-то и надо было, что прекратить врать.

Какой удивительный все-таки был тот август. Жену Ивана Эйсмонта еще не звали Массандрой, и пила она куда более благородные напитки, чем крымский «портвешок». К зданию телецентра приходили колонны демонстрантов, которых годами из этого здания обливали дерьмом, и те демонстранты готовы были защищать пропагандистов. (Достаточно вспомнить, что одну из тех колонн привел к зданию на Макаенка Максим Винярский.) К черту обиды – все ради будущего. В самом здании выдвигали требования и готовились к забастовке. Триста подписей на смелом заявлении. Не хватило самой малости – совести. Ведь именно совесть, а не смелость, заставляет людей совершать поступки. Смелость – это понятие относится и к скалолазанию, и к бейсджампингу, и к автогонкам. А вот сказать правду в эфире – тут не смелость нужна, а только совесть.

Но в том жарком августе Беларусь была просто диктатурой. А сейчас она – союзник агрессора. С нашей территории летят ракеты, убивающие украинских детей. Неужели никто из тех трехсот подписантов (уволились-то всего несколько человек, большинство продолжает спокойно работать) не поднимет в эфире плакат с несколькими простыми словами правды? Эй, кто-нибудь!

Ирина Халип, специально для Charter97