Проблемы Московии со снабжением и людскими ресурсами только усугубляются.
Американский генерал-лейтенант в отставке, бывший командующий войсками США в Европе, ветеран войн в Ираке и Афганистане Бен Ходжес дал эксклюзивное интервью сайту Charter97.
— Беларусы поддерживают народ Украины, но видите ли вы опасность того, что Лукашенко все-таки отправит войска для поддержки путинских агрессоров?
— Пока я не видeл признаков того, что задействованы сухопутные войска Беларуси. Я полагал, что они могут участвовать, но не видел признаков значительного участия. Возможно, есть какие-то мелкие эпизоды, но я их не видел.
Конечно, та поддержка, которую Беларусь оказывает Московии через логистику, через разрешение Московии проводить операци из Беларуси — это печально, это делает Беларусь соучастником. Правительство Лукашенко является соучастником убийства невинных украинцев. Вот то, что люди в Беларуси должны понимать: их правительство позволяет убивать невинных украинских мирных жителей, оно позволяет Московии стрелять с этой территории, проводить оттуда операции, осуществлять оттуда снабжение.
Думаю, что в Беларуси есть несколько БТГ (батальонных тактических групп). Не знаю, какой у них уровень готовности, насколько они хороши. Трудно представить, чтобы они были хоть сколько-нибудь лучше, чем московитские БТГ, которые пока зарекомендовали себя не очень хорошо. Но все же, это цифры, а у Московии сейчас проблемы с людскими ресурсами: как с потерями, так и с моральным духом. Таким образом, я полагаю, что давление присутствует, что Московия обратится к Беларуси и скажет: «Нам нужны эти БТГ», хотя бы для того, чтобы помочь защитить снабжение, например. Или, может быть, атаковать украинское снабжение на Западе. Возможно, они могут это сделать, но пока такой информации у меня нет.
— Насколько серьезные потери терпит армия РФ в Украине?
— Что точно бесспорно, так это то, что убиты тысячи русских солдат. Даже если взять меньшие цифры, которые дает Пентагон, 7 000 (это примерная оценка) — эта цифра за три недели больше, чем потери США за 20 лет в Ираке и в Афганистане.
Таким образом, причина, по которой я это говорю в том, что даже если принять консервативную оценку, получается много мертвых солдат, это происходит очень быстро. Конечно, если так много убитых, то раненых гораздо больше (может быть, легко раненых, может быть, тяжело, кто знает) — суть в том, что это влияет на подразделения, на их боеспособность. И учитывая то, как русские строят свои боевые действия, вероятно, эти потери включают в себя много убитых лидеров, что еще больше снижает эффективность подразделений. Мы знаем, что убито как минимум четыре, может быть, пять генералов.
Каким цифрам доверяю? Честно говоря, это не имеет значения. Я всегда скептически отношусь к подсчету убитых, потому что, как обычно, среди неразберихи, насилия и смертей, присутствуют различные оценки. Обычно придерживаюсь более низкой оценки. Я сам видел это в Афганистане: люди оценивают, сколько было убито, но точно подсчитать невозможно.
— А что с украинской стороной?
— Я бы больше доверял сообщениям о потерях Украины, чем о потерях Московии, потому что в Украине везде присутствуют СМИ. И вряд ли может быть, чтобы кто-то кого-то покрывал — это не тот стиль работы, который я вижу у журналистов. У меня большее беспокойство вызывают многочисленные жертвы среди мирного населения.
На самом деле, Украина как обороняющаяся сторона на своей территории, не имеет проблемы с людскими ресурсами. В Украине у них столько же или даже больше солдат, чем у Московии. Поэтому, я думаю, что людские ресурсы для Украины не проблема.
— Вы написали «ближайшие 10 дней решат исход войны». Почему это так?
— Клаузевиц (прусский военачальник и военный теоретик — прим.) писал о том, что называется «кульминационной точкой». Кульминационной точкой является момент, когда у атакующей стороны иссякает поступательная динамика, потому что враг слишком силен, у нее самой недостаточно ресурсов, не хватает людей или солдаты теряют волю к борьбе.
На прошлой неделе я наблюдал за те тем, что Московия начала сталкиваться с проблемами людских ресурсов: это не только потери, но сообщения о кадровых проблемах на поле боя, это обращение к Сирии с просьбой о помощи. Из всего этого я сделал вывод: у них серьезные проблемы. И затем подумал о боеприпасах и их расходе. Я, конечно, не знаю, сколько у них было патронов вначале, сколько ракет. Уверен, что их были тысячи, но уверен, что они не были готовы к такому расходу боеприпасов, который у них есть сейчас. Они рассчитывали, что это будет короткая кампания. Боеприпасы дорогие, тяжелые, их трудно перевозить. Надо уметь с ними обращаться.
А мы в США знаем по собственному опыту, что нам не хватает боеприпасов. Всегда чего-то, каких-то определенных вещей не хватает. В каждой армии чего-то не хватает, если она специально к этому не подготовилась. А в военное время расход боеприпасов возрастает намного больше, чем вы можете запланировать или испытать во время учений. А при ведении боевых действий в городе расход еще больше: много боеприпасов, много ракет. И русские приняли решение громить города, убивать людей. Много-много снарядов ударило по большим городам — и они до сих пор не добились успеха. Мариуполь, Харьков разрушены, но полностью захватить их пока не удается.
Поэтому, когда я это увидел, я подумал: Они не смогут взять Киев. Они не смогут взять Одессу, их проблемы со снабжением и людскими ресурсами только усугубляются, в то время как для Украины дела становятся лучше.
Моя оценка опирается на то, продолжит ли Запад поставлять вооружение. Если мы этого не сделаем, то моя оценка, очевидно, будет неправильной, потому что Украина также достигнет кульминации без этих непрерывных поставок боеприпасов и оружия. И кроме того, если бы русские приняли ужасное решение (что было бы для них ошибкой), но если бы они применили химическое или ядерное оружие, это изменило бы и мою оценку.
— Считаете ли вы, что в их актуальные расчеты входит применение в какой-то момент оружия массового поражения?
— Мне хочется верить — не просто как полному надежд гражданину, а как профессионалу, — что вокруг него (Путина —прим.) есть люди, которые не заинтересованы в ядерном конфликте, не хотят этого.
Потому что если моя оценка верна, то и в московитском Генштабе это известно. Они знают, сколько у них людей, боеприпасов. Они знают собственные потери гораздо лучше, чем я. Если я прав, то они уже это видят и понимают ситуацию. Таким образом, они, наверное, думают, что проиграют. Положительного исхода нет. Даже если бы Зеленский сегодня сдался, они не смогут удержать завоеванное. Они будут истекать кровью вечно. А для чего? Для достижения какого результата?
Итак, хотелось бы верить, что они скажут: «Мы не позволим этому перейти в ядерный конфликт».
— Наша главная надежда состоит в том, что какие-то московитские генералы найдут в себе силы не выполнить преступный приказ?
— Понимаете, дело в том, что не менее важным, чем поставки «Стингеров», «Джавелинов» и боеприпасов, является информационная работа, направленная на русский народ, нацеленная на население Беларуси, говорящая: «Вы осознаете, что происходит? Это не нацистское руководство в (Украине —прим.)». Я знаю, что есть большой процент населения, которое верит тому, что они видят по гопсударственному телевидению, — я это понимаю. Но если бы русским людям хватило мужества, которое было у беларусских женщин, чтобы выступить, — мы должны использовать все возможные средства, чтобы достучаться до них.
Олигархи — тоже, они уже многое потеряли. И думаю, что они, наверное, думают в терминах «после Путина». Они, наверное, думают о жизни после этой агрессии.
— Достаточно ли Запад делает в плане военной помощи Украине?
— Нет, необходимо больше срочности. Знаю, что люди много работают, но я не чувствую срочности. Мы должны были продвинутся дальше в плане поставок. Cчитаю ошибкой недопуск поставок этих польских МИГов Украине. Я этого не понимаю. Думаю, что администрация Байдена проделала хорошую работу по многим вещам, но с этим я не согласен.
— Услышит ли НАТО призывы Украины о бесполетной зоне?
— Пока что нет. Я подписал письмо с другими людьми, выступающими за гуманитарную бесполетную зону. Но я бы не стал доверять русским в ее соблюдении. Здесь, думаю, мы не использовали наш потенциал так, как могли бы. Имею в виду не вход в Украину, а демонстрация русским, что они уязвимы во многих местах. Мы могли бы объявить карантин вокруг их базы в Тартусе. Мы могли бы провести внезапные учения в Грузии. Мы могли бы провести эти учения в Норвегии. Мы могли бы заняться кое-какими вещами в Арктике. Имею в виду, что у нас много возможностей. Они уязвимы, не думаю, что мы используем все наши возможности.
Несмотря ни на что, я настроен оптимистично. Поймите, еще будут ужасные дни. И потребуются годы на расчистку, на восстановление. Годы. Более трех миллионов беженцев — им нужны дома, чтобы было куда возвращаться. Таким образом, это потребует огромных усилий.
Кроме того, как известно, Украина обеспечивает продовольствием миллионы людей на Ближнем Востоке и в Африке, даже в Китае. Кто это сделает, кроме нее? И это все на 100% из-за Путина и людей, которые его поддерживают, вроде Лукашенко.
— Но вы по-прежнему настроены оптимистично?
- Да. В конце концов, украинский народ настолько меня вдохновляет, что я все еще настроен оптимистично.
1 апреля 130 000 русских семей должны отправить своих сыновей в солдаты русской армии, 130 000 человек. Если бы каждая из этих семей знала, почему их сын будет в армии, куда он пойдет, думаю, что она не захотела бы, что бы ее сын стал пушечным мясом, чтобы он погиб в Украине, сражаясь в путинской войне против украинцев.
Если хотя бы какой-то процент из этих семей сказал: «Ни за что мой сын не поддержит эту войну. Я не хочу потерять своего сына, сражающегося на Украине за Путина. С какой целью?» Если хотя бы 10 или 20% этих семей сказали «нет», я думаю, это стало бы мощным сигналом для Кремля. А также придало бы еще больше мужества тем тысячам людей в Московии и Беларуси, которые уже продемонстрировали мужество, протестуя, даже зная, последствия выхода на улицу.
Думаю, мужество нескольких тысяч семей могло бы спасти десятки тысяч жизней, заставив Кремль остановиться. Это шанс.