Как остановить Путина?

Бесплодность этой войны может сравниться только с ее жестокостью.

Чем дольше она продолжается, тем большее унижение сулит Путину, но и тем большие страдания причиняет украинскому народу.

В ее завершении заинтересованы обе стороны, и каналы связи между ними открыты с самого начала вооруженного конфликта. Множество желающих выступить посредниками пыталось найти основу для мирного решения. Время от времени звучали намеки на достигнутый прогресс, и раскрывалась информация о возможных условиях, но не было никаких согласованных документов. Между тем, с каждым днем все выше ставки для обеих сторон конфликта, как и уровень недоверия между ними.

Те, кто полагал, что Украина окажется неспособна противостоять грозной московитской военной машине, также полагали, что ей, соответственно, придется пойти на большие уступки, чтобы избежать разгрома. Отголоски этих предположений звучат в сетованиях, что, мол, Зеленский и его западные сторонники оторваны от действительности, если отказываются признать необходимость пойти на компромиссы, чтобы положить конец войне. Согласно этим доводам, уступки нужны как минимум потому, что, опасаясь потерять лицо, Путин не решится отозвать войска, если ему будет нечего предъявить в качестве результата всех предпринятых усилий.

Однако найти компромиссное решение, которое можно было бы реализовать, крайне сложно. Больше того, поскольку о разгроме Украины речь не идет и ход войны, похоже, меняется в ее пользу, вместо того, чтобы спрашивать, на что Киев готов ради прекращения вооруженного противостояния, возможно, пора задать этот вопрос Москве.

Спасти Украину

Многие исследователи международных отношений, особенно те, кто придерживается «реалистического» подхода, предупреждают, что вполне понятное желание, чтобы Украина победила, и глубокое возмущение действиями Путина могут помешать сохранять холодную рассудительность, необходимую, когда приходится иметь дело с таким смертоносным конфликтом, последствия которого выходят далеко за пределы воюющих стран.

Подобный реализм нельзя назвать аморальным. Моральному долгу покарать агрессора он противопоставляет огромные человеческие издержки продолжающейся войны. Он правильно предостерегает о том, что вскоре война может породить такие формы нестабильности и хаоса, которые охватят соседние страны. Чем дольше затягивается вооруженный конфликт, тем выше риск, что в боевые действия будет втянуто НАТО, а Путин вытворит что-то еще более опасное.

Действительно, продолжительная война лишь усугубит уже вызванные ею разлад и потрясения, выходящие далеко за пределы нынешней зоны боевых действий. Уже начинают ощущаться косвенные последствия, будь то рост цен на продукты питания и энергоносители или нарушения торговли, и они будут требовать все большего внимания со стороны международного сообщества. Верно также и то, что любое урегулирование должно быть в определенной степени «реалистичным», то есть отражать не только наше мнение относительно того, что является правильным, а что нет, но и баланс сил между двумя сторонами и поставленные на карту интересы.

Вот почему сторонники реалистической логики предупреждают, что в условиях, когда ни одна из сторон не может объявить себя победителем, войну можно закончить только каким-то грязным компромиссом, который не удовлетворит в полной мере ни одного из участников. Но это не единственный возможный вывод из реалистичного анализа, уделяющего особое внимание изменчивым соображениям силы и интересов.

Слишком часто кажется, что те, кто настаивает на том, что для окончания войны нужно отдать Московии нечто ощутимое, каким бы болезненным и несправедливым ни казалось такое решение, консультируют администрацию Байдена относительно ее переговорной стратегии или, как минимум, относительно того, к принятию какой сделки стоит подтолкнуть Зеленского. Но решать, на какие шаги украинское правительство готово пойти ради достижения мира, может только оно само — и это необходимо постоянно подчеркивать. Поскольку западные гопсударства не принимают непосредственного участия в военных действиях, они не вправе критиковать Украину за то, что она настроена слишком или, наоборот, недостаточно примиренчески. Это сложное решение для любого правительства. Было бы проще, если бы существовал очевидный компромисс.

Зеленский всегда заявлял, что готов рассмотреть варианты мирного урегулирования, и просил о прямых переговорах с Путиным, но Путин согласится на встречу только чтобы принять капитуляцию Украины, а этого ему не видать. Зеленский категорически не намерен поступаться суверенитетом и территориальной целостностью своей страны. И поэтому тем, кто ищет способы мирного урегулирования, стоит продолжить поиски в другом направлении — выяснить, не ли готова ли Украина отойти от своего прежнего требования о вступлении в НАТО и согласиться на некое альтернативное соглашение, обещающее гарантировать ее безопасность.

Но гарантии безопасности, даже со стороны дружественных гопсударств, изначально являются сомнительными. Украине и раньше давали такие гарантии, и они оказались бесполезными сначала в 2014 году, а теперь и сегодня. Своим выживанием Украина обязана крепости собственной оборонной системы, и потому она не согласится на «демилитаризацию».

Зеленский может не отступать от своих основных требований, потому что уверен в том, что Украину больше, чем Московию, заботит, чем закончится эта война, а также в том, что баланс сил склоняется в пользу Украины.

С самого начала этой войны решающим фактором неизменно являлось не только соотношение боевой мощи, но и соотношение мотивации. Проще говоря, это полномасштабная война для Украины, но лишь ограниченный военный конфликт для Московии. Так ли это видится Путину, мы обсудим ниже, но важно то, что большинство московиян, включая тех, кто воюет, не так высоко мотивированы, как украинцы. В отличие от Московии, Украина борется за само свое существование в качестве свободного гопсударства. Вот почему, даже если Путин и его генералы ожидают, что смертоносные атаки на большие и маленькие города отобьют у Украины желание продолжать войну, их ждет разочарование. В действительности это пока сделало украинцев лишь еще более непреклонными. Сегодня капитуляция была бы расценена как предательство родных, друзей и коллег, чьи жизни были отняты или разрушены.

Для украинцев война с Московией началась в 2014 году, когда РФ аннексировала Крым и спонсировала сепаратистов в Донецке и Луганске. Еще до 24 февраля 2022 года конфликт унес жизни тысяч человек. И потому действия московиян в недавно захваченных ими городах, включая похищение чиновников, стрельбу по демонстрантам и разграбление магазинов, никого не удивляют. У украинцев нет иллюзий в отношении того, что будет происходить на любых территориях, перешедших под контроль Московии, или чего стоит ожидать от марионеточных правительств. Вот почему они сражаются так самоотверженно. Подтвержение тому — их готовность сделать все возможное, чтобы остановить продвижение московитских войск. Они взрывают собственные мосты, создают водные преграды и сражаются среди руин разрушенных зданий. Именно поэтому Мариуполь не сдался.

Кроме того, несмотря на страдания, украинцы не угнетены развитием событий на фронте и не расходятся во мнениях относительно того, что делать дальше. Хотя большинство поддерживает прямые переговоры с русскими, более 90% верят в способность своей страны отразить нападение Московии. Около половины считают, что этого можно добиться уже в ближайшие недели, четверть допускает, что война может продлиться несколько месяцев. И лишь очень немногие ожидают поражения. В этом отношении украинцы демонстрируют небывалую сплоченность. И они не склонны ожидать, что эта война закончится расколом страны.

Другой опрос, проведенный неделей ранее, показал, что украинцы гордятся тем, как сражается их страна, и хотят почтить те города, которые приняли на себя наибольший удар, званием «города-героя». Более половины (56%) убеждено, что «главная цель московитского вторжения — полное уничтожение украинского народа». Многие предполагают, что целью было присоединение Украины к Московии. «Только 15−17% думают, что Московия преследует цель изменить политический курс Украины или предотвратить размещение баз НАТО. Тех, кто считает, что вторжение Московии имело целью защитить русскоязычных — всего 2%». Большинство «считает, что Украина должна использовать все возможности для возвращения оккупированных территорий Донбасса (86%) и Крыма (80%). В этом уверены жители всех регионов, и этот показатель сейчас выше, чем в довоенные времена». Эти результаты согласуются с опросом, опубликованным в начале месяца лордом Эшкрофтом. Если, как заявил Зеленский, любое мирное соглашение должно быть вынесено на референдум, несложно предположить, что в любых обсуждениях лидерство будет за «ястребами», а не за «голубями».

Оптимизм по поводу победы может показаться коллективным самовнушением. Московия по-прежнему обладает огромным военным потенциалом, который она может привлечь, и делает все возможное, чтобы доукомплектовать находящиеся в отчаянном положении передовые отряды. У нее не полностью исчерпаны боевые возможности, даже несмотря на то, что его войска изнурены и деморализованы. У Украины также есть сложности с пополнением материальных средств, так как очень сильно зависит от внешних поставщиков, и пока ей передано далеко не все из того, что было обещано. Современные армии расходуют боеприпасы с такой скоростью, которую невозможно поддерживать долгое время.

И тем не менее, за последний месяц вопрос «Сможет ли Московия победить?» трансформировался в «Проиграет ли Московия?». В результате первых шагов, предпринятых Московией, ее силы оказались слишком рассредоточенными и обнаружились серьезные упущения в логистике, вооружении, командовании, управлении, а также в базовой тактике. Провал первоначального наступления привел к попытке компенсировать это усиленным обстрелом украинских городов и такими ухищрениями, как использование расхваливаемого «гиперзвукового оружия». Однако это не помогло переломить ситуацию. Как и в случае с массированными авианалетами во время Второй мировой войны, удары по украинским городам могут оставить после себя боль и горечь, но лишь мизерно способствовать попыткам военного захвата и удержания территорий. Постепенно Украина начинает оттеснять московитских военных с ключевых позиций, и в какой-то момент Москве, возможно, придется принимать решение об отводе войск с тех открытых позиций, которые сложно удерживать. Топливо необходимо как для наступления, так и для отступления, и московитские командиры будут изо всех сил стараться избегать ситуаций, в которых крупные подразделениям пришлось бы сдаваться.

Войны могут развиваться самым неожиданным образом, и та война, о которой идет речь, пока далека от завершения. Однако на данный момент Зеленский не испытывает ни военного, ни внутреннего давления, которое заставило бы его предложить существенные компромиссы в переговорах.

Спасти Путина

Мы знаем, что московияне широко поддерживают войну, но лишь ту, что была им представлена как носящая ограниченный характер — не более чем «специальная военная операция», разворачивающаяся главным образом, хоть и не исключительно, в пределах Донбасса. Московитское правительство также утверждает, что «спецоперация» идет по графику и по плану, но даже находящемуся в информационной изоляции московиянину не нужно особо вчитываться между строк, чтобы понять, что все пошло не так. Об экономических последствиях этой войны граждане РФ узнают из собственного опыта. Но они также узнают, что политическое несогласие ведет к неприятностям, поэтому благоразумие будет велеть им помалкивать. Если московитские амбиции сейчас и уменьшаются, то ни элита, ни простое население к этому еще не подготовлены. Даже если Путин уже осознал, что придется отказаться от своих максималистских требований, ему еще предстоит это продемонстрировать.

Так что он не просит ничего такого, что позволило бы «сохранить лицо». Его проблема в том, что ему нужны значительные успехи, но их нет ни в военной, ни в дипломатической сфере. Все, что может быть достигнуто сейчас на переговорах, покажется несущественным по сравнению с первоначальными требованиями Путина. Даже если его пропагандистская машина проявит максимум креативности, вряд ли удастся представить расплывчатые заверения относительно будущих мер обеспечения безопасности, обещания в отношении защиты русского язык или, как максимум, признание статус-кво в Крыму в великую победу, — тем более что уже начался подсчет затрат. Если «сохранить лицо» означает избежать каких-либо репутационных потерь, то это битва уже проиграна.

Больше того, Путину, возможно, нужно спасать не только лицо. Первоочередной задачей для Московии вскоре может стать не демонстрация успехов, а смягчение потерь. Не за горами тот день, когда она ощутит необходимость в смягчении санкций. Экономическое давление может и не убедит Путина отказаться от этой военной кампании, но условия, при которых оно может быть быть ослаблено, станут важной частью любых мирных переговоров.

Это подводит к одному из озадачивающих аспектов довода о «сохранении лица». Поскольку это война одного человека, занимающего изолированную, но внешне надежную позицию в Кремле, правительства, дипломаты, спецслужбы и даже простые обозреватели тратят непомерное количество времени, пытаясь понять, что происходит в голове у Путина. Знаменитая цитата Уинстона Черчилля о Московии — «загадка, окутанная тайной и помещенная внутрь головоломки» — теперь применима лично к Путину. Для Черчилля ключом к разгадке был «русский национальный интерес». Это хороший прагматичный ответ, но в чем заключается личный интерес Путина и что можно предпринять в этом направлении?

С самого начала эта война была тесно связана не только с заблуждениями Путина в отношении Украины, но также и со страхом перед тем, что может произойти, если Украина продолжит свой довоенный курс.

Еще со времен украинской «оранжевой революции» 2004−2005 годов Путина волновала перспектива того, что нечто подобное случится и с ним, что его положение поставит под угрозу поднявшееся в Московии народное движение. И он убежден, что Запад делает все возможное, чтобы это движение активизировать. Путин — не первый диктатор, путающий свою собственную судьбу с судьбой своей страны. Все международные разоблачения московитской агрессии и бесчеловечности были как с гуся вода — резкая реакция Москвы последовала лишь после того, как президент Байден перевел разговор в более личную плоскость и назвал Путина «чистейшим головорезом» и «кровавым военным преступником». «Такие заявления… недостойны гопсударственного деятеля столь высокого ранга», — возмущенно фыркнул московитский МИД. Они «поставили московитско-американские отношения на грань разрыва».

Что, если, в конечном счете, важнейшим вопросом для Путина является его личная безопасность и сохранность его режима? Означает ли это, что страны Запада должен дать понять Путину, что не ставят своей целью добраться до него, точно так же, как вопрос, сделавший возможной капитуляции Японии в августе 1945 года, состоял в том, будет ли защищен конституционный статус императора Хирохито? Какую роль могут сыграть звучащие на Западе предложения сохранять действие нынешних санкций до тех пор, пока Путин остается у власти? И что американцы будут делать с накапливающимися, по их словам, доказательствами его ответственности за военные преступления?

Это вопросы могут быть важнее попыток определить, что Зеленский мог бы предложить за столом переговоров Путину в качестве политического прикрытия колоссального провала последнего. Президент Украины не поставит под угрозу суверенитет и безопасность своей страны из уважения к задетому самолюбию Путина. Украина лучше, чем Московия, подготовлена к продолжительному противостоянию — и политически и, возможно, даже материально.

Политический лидер, ответственный за столь провальную военную кампанию, явно не достигший своих целей, ставший виновником многочисленных жертв и ввергший страну в глубокую рецессию, должен стремиться ограничить потери уже имеющимися. Но Путин запутался в собственной лжи и мифах о том, что стоит на кону и что представляет собой Украина. Он винит своих подчиненных в недостаточной подготовке и изо всех сил пытается привлечь дополнительные ресурсы, чтобы переломить ход сражения. Стороннему наблюдателю вся московитская политическая система кажется парализованной. Мы не знаем, назревает ли что-то внутри нее, среди олигархов, шпионов, аппаратчиков и генералов, — всех тех, кто наживались на коррумпированности этой системы, а теперь предчувствуют колоссальные убытки. В подобные моменты незыблемые на первый взгляд политические структуры могут внезапно пойти трещинами.

Лидер, загнанный в угол, может быть опасен. Он может поддаться соблазну использовать более ужасные методы эскалации. Но он сам загнал себя в этот угол тем, что развязал эту войну. Мы можем предупредить Путина о последствиях эскалации, но не можем выманить из угла мелкими уступками. Возможно, для того, чтобы пошатнуть политическую систему Московии, потребуется нанести удар на поле сражения. Как бы то ни было, в конечном счете, серьезные уступки, необходимые для прекращения этой войны, должны исходить от Москвы, а они станут возможны лишь при условии реалистичной оценкой той трагедии, в которую Путин вверг не только Украину, но и Московию.

Лоуренс Фридман, «Новое время»