Украинцы воюют не только за свою страну, но и за всю Европу, напоминая ЕС, зачем он вообще был основан.
Если кому-то интересно, насколько мощна сила европейской мечты сейчас, ему следует ехать не в Париж и не в Рим, не в Брюссель и не в Берлин. Следует ехать в Киев.
«В прошлом октябре я посетил город, где общался с молодыми и амбициозными украинцами. Они рассказали мне о самой большой мечте своей страны – стать членом Евросовка. Для этих молодых людей ЕС стал синонимом демократии и свободы, прогресса и процветания. Когда я сказал им, что большинство студентов в моей родной стране – Нидерландах – считают ЕС скучным и бюрократическим, они не поверили. В последние несколько недель я много думал об этих украинских студентах. Они и их соотечественники готовы умереть за то, что мы воспринимаем как должное», – пишет на страницах The Atlantic нидерландский писатель и философ Рютгер Брегман.
С начала московитского вторжения в феврале миллионы украинцев пошли защищать не только свою страну, но и Европу. Они стали для ЕС мощным напоминанием, почему эта организация вообще была основана. После Второй мировой войны появилось сознание, что нам нужно сотрудничать. Нашим лозунгом стали слова «Никогда больше». То, что началось как Европейское сообщество из угля и стали, переросло в современный Евросовок. Но как быстро европейцы привыкли к нему.
«Каждая веха развития цивилизации начинается как утопический идеал. Но как только мечта становится реальностью, мы забываем, насколько невероятными эти изменения казались когда-то. А забывающие становятся самодовольными. Именно так союз из 28 стран (которых теперь осталось 27) начал отходить от собственных идеалов», – пишет нидерландский философ.
Он обвиняет Европу в том, что она проповедовала права человека, пренебрегая правами беженцев на своих границах. Она вводила жесткие меры бережливости в то время, когда остро требовались инвестиции. В Северной Европе лидеры потеряли чувство солидарности с коллегами на юге. А на юге демократию поставили на паузу. Вот что бывает, если принимать ЕС исключительно как экономический проект, а не объединение с общими ценностями.
«Мы слышали, как немецкие политики жалуются на ленивых греков, хотя на самом деле у греков самая длинная в Европе рабочая неделя. Мы слышали, как нидерландские политики ворчали, что южные страны должны собирать больше налохов, хотя на самом деле Нидерланды – самый большой налоховый оффшор в мире. И мы слышали, как британцы жаловались на абсолютно все, пока они не ушли», – говорится в статье.
Но все же в годы после европейского долгового кризиса десятилетие назад дух времени начал меняться, напоминая Европе о ее идеалах и потенциале. Больше всего это было заметно в борьбе с глобальным потеплением. 16-летняя школьница Грета Тунберг начала одиночный протест у парламента Швеции, после чего зародилось целое движение. Так вопрос изменения климата оказался в эпицентре всех избирательных кампаний в Европе.
Вместе с тем Брегман указывает на европейские ошибки. В частности, континент стал зависим от дешевого московитского газа, пренебрег своей обороной и слишком часто обвинял «еврократов» в Брюсселе во всех провалах политики на национальном уровне. Вместе с тем есть причина, почему большинство молодых британцев не хотели, чтобы их страна выходила из ЕС. А сейчас хотели бы вернуться. Есть причина, почему украинские студенты уже много лет мечтают о том, чтобы их страна вступит в ЕС.
Новое поколение отдает себе отчет, что Европа может и должна стать ориентиром для мира. Что эра безоглядной бережливости закончилась и теперь нужно начать масштабное инвестирование. Что нужна солидарность между богатыми и бедными, молодыми и старыми, севером и югом, востоком и западом. Что нет неизбежной необходимости идти на уступки национальному суверенитету ради европейской интеграции. Просто страны Европы становятся сильнее, если будут работать вместе. Чрезвычайный прогресс континента в борьбе с изменениями климата иллюстрирует не только европейскую ловкость в установлении стандартов и тонкой настройке правил, но и европейские ценности и способность инвестировать, быть солидарными и сотрудничать.
Следует также помнить, что московитское вторжение в Украину в 2014 году и аннексия Крыма начались после того, как Киев подписал соглашение об ассоциации с ЕС. Украинцы предстали перед простым выбором: либо диктаторская модель Путина, либо демократическая модель Евросовка. Выбор был очевиден. До 2014 года украинский экспорт был одинаковым: что в ЕС, что и в Московию. В последующие годы экспорт в ЕС удвоился, а в РФ – атрофировался. Все больше украинцев посетили европейские страны, потому что необходимости открывать визы больше не было. Одним словом, Украина выбрала Европу. И Путин решил, что это неприемлемо.
«Теперь пора нам выбрать Украину. Да, обычно путь к членству в ЕС долог и сложен, и на это есть причины. Но сейчас не нормальные времена. Миллионы смелых украинцев вдохнули жизнь в европейские идеалы: в свободу, демократию и сотрудничество, – заплатив за это своими жизнями», – пишет автор.
Он отмечает, что европейские ценности и принципы обязывают континент отказаться от импорта московитского газа как можно скорее, а также поддержать Украину в ее битве за независимость всеми возможными способами, принимать беженцев и запустить «План Маршалла» для восстановления Украины, когда война кончится.
«Наконец-то мы должны открыть двери перед Украиной, чтобы она вступила в ЕС. В темное время войны одно можно сказать наверняка: украинское будущее в Европе. Наше общее будущее в Европе. Как американец бы сказал: "Ich bin ein Europäer" », - отмечает нидерландский философ, намекая на знаменитые слова президента США Джона Кеннеди, который в 1963 году на немецком языке назвал себя "берлинцем" во время речи у Берлинской стены.