Работающий с пленными московитами блогер рассказал о «кастах» в армии РФ

Самой низшей из них выдают автоматы без рожков.

Блогер, участник проекта для поиска пленных и убитых русских солдат в Украине «Ищи своих» Владимир Золкин записал уже более 100 интервью с оккупантами.

В интервью «Радио НВ» Золкин рассказал, какова самая низкая каста московитских военных; что они рассказывают после того, как попадают в плен; а также о том, что думают о Московии и диктаторе Владимире Путине.

— Что это за люди, как их можно охарактеризовать? Кажется, что все они из какой-то московитской глубинки приехали в Украину воевать.

— Давайте попробуем их как-то [классифицировать]. Первые — это жители ОРДЛО. Это самая низкая каста, звено во всей орковской структуре, потому что их в принципе бросают как мясо в первую очередь куда угодно, даже иногда без оружия. Среди них никто не умеет пользоваться оружием. Собирают их действительно на улицах, по подвалам, вытаскивают из дома и бросают на боевые действия.

Думаю, что это происходит следующим образом: марионеточному [главе «ДНР» Денису] Пушилину, тому, который МММ-щик, идет запрос из Кремля: нам нужна тысяча единиц мяса. Он спускается вниз и собирают их в любом месте. Дальше всех везут в какой-то, условно, ангар, где им выдают что-то вроде военной формы. Носить это невозможно. В общем [да] и у московитов, у «второй армии мира». На самом деле наши экипированы гораздо лучше.

Их собирают, дают лопаты и говорят копать. Причем собирают людей с физическими недостатками, людей, которые не пригодны для службы. Потом их куда-то вывозят поездом, а они не знали сначала ни куда их везут, ни что происходит — ничего не знали. Сейчас они уже, конечно, понимают. Их привозят куда-то на полигон и там они снова копают. Затем в лучшем случае им выдают автоматы, но без магазинов. Магазины дают, когда они приехали непосредственно на место проведения боя. Тогда показывают, как перезаряжать автоматы и как стрелять. Вот с кем мы сражаемся, просто чтобы вы понимали.

— Самая низкая каста — жители ОРДЛО. Кто дальше?

— Дальше нужно несколько слов сказать о срочниках, которые не должны были попасть вообще сюда. Они вообще ничего не понимают. Вы знаете, этим я верю.

Например, человека призвали на срочную службу и у него была задача жечь костер где-то в лесу, поддерживать огонь. Командир к нему подходил и говорил: «Садись вон в ту машину и поезжай». Он сел и поехал. 24 [февраля] поехал, 25 их колонну раздолбали. И передо мной сидит человек, весом около 40 килограммов.

— 2002 года рождения.

— Да, есть и такие: 18−19−20 лет. [Он] совершенно откровенно говорит, что Путин — лысое чмо. И я ему верю. Я понимаю, что человек ничего не скрывает, он в шоке.

Из глубинки действительно 90%. Все они из таких мест, что врагу там не пожелаешь жить просто. Но и есть из более крупных — Екатеринбург, Ростов. Позавчера попались два срочника из города Санкт-Петербург. Это был джекпот. Во-первых, санкт-петербуржцы. Во-вторых, срочники. И в-третьих, звонят по телефону матерям и те им обоим сообщают, что капитан, который вел их в бой и бросил на поле боя, вернулся в Московию и написал рапорт о том, что они дезертиры — те, которые находились у нас в плену. Они в шоке, боятся возвращаться домой, потому что их там посадят.

А есть отдельная категория орков. Например, элитные псковские десантники, пытающиеся [вести себя] дерзко, показывать свой интеллект, о чем-то спорить. Но все равно звонят по телефону домой и плачут, как девчонки.

— А о чем они могут спорить? Что приехали нацистов убивать?

— Бывает, спрашивают, почему у нас был Майдан. Им же рассказывали восемь лет о том, что Майдан — это самое страшное, что может быть. А я говорю: «Как я вам объясню, что такое Майдан, если вы вообще не понимаете, что такое волеизъявление народа?».

С ними нужно общаться какими-то очень примитивными формами. Иногда удается до них что-то донести на Майдан. В конце концов, я их спрашиваю: «Чего вас так заел этот наш Майдан?». А они не знают, что на это ответить. А вся суть в том, что они никогда не считали Украину независимой. Я им так и говорю: «Вы пока сейчас не получите нормально, вы этого и не поймете». Те, которые уже находятся в плену, они уже это поняли.

О дерзости. Эти псковские десантники в Малой Дмитровке простояли больше месяца. Это село было оккупировано и разбито. Я задаю им вопрос: «Грабили? Воровали? Мародерили? Убивали?». [Отвечают]: «Нет. Ну, конечно, по хатам лазили, что-то собирали, картошку ели». Но получить от них ответ, что «да, стрелял по мирным жителям», это уже сложнее.

— Есть несколько интервью, где они говорят, что убили гражданского украинца. Как вам удается заставить их признать?

— Перед интервью мы пять минут общаемся с ними, и я всех спрашиваю: «Вы откровенно будете разговаривать? Это добровольно? [Соглашаются]. До некоторых не доходит, что это добровольный разговор: они думают, я их для проформы спрашиваю.

Есть некоторые, которые отказываются, — я тоже это записываю, для того чтобы мог подтвердить, что вот те, которые не захотели общаться, то и не общаются.

А тот, кто сказал, что он уже стрелял в мирных жителей… Машину у трассы они задержали и выстрелил в одного человека. Такие, по-моему, уже это признали и подтвердили под протокол, а потому могут и мне уже рассказать.

— Там есть настоящие убийцы. Например, Александр Красноярцев — пилот, бомбивший Чернигов. Есть еще несколько пилотов. Как мы можем использовать их показания?

— С Красноярцевым история такова. Он убил человека, когда убегал. После катапультирования приземлился где-то в селе под Черниговом. За ним побежали местные жители, и одного из них он застрелил. Есть и патроны, и сам пистолет, из которого он стрелял, и изъят патрон, которым он попал в мирного жителя. Куда ему деваться? Конечно, он это будет рассказывать.

Что касается того, когда я его спрашиваю: «А как тебе быть серийным маньяком?». Нет в истории серийных маньяков, которые могли бы с Красноярцевым сравниться по количеству жертв. Человек бомбил Сирию, потом Украину. По Сирии я не помню, сколько у него вылетов было, но много. Один снаряд, который он выпускает, имеет радиус поражения не менее полутора километров — достаточно просто попасть в один жилой дом или в одну школу и вы понимаете, какое может быть количество жертв. Я спрашиваю его: «Понимаешь, что ты не просто механизм, которому отдают приказ? Ты ведь человек и несешь ответственность за то, что ты делаешь?». И я вижу, что до него уже в этой ситуации, в которой он находится, доходит, но я не думаю, что это смягчит его вину или ответственность за эту вину.