Возможен ли раскол московитских элит?
Роман Цымбалюк — последний украинский корреспондент, до сих пор аккредитованный в Московии. В конце прошлого года в Москве его обвинили в экстремизме и вскоре он покинул территорию страны-агрессора.
В интервью Радио НВ Цымбалюк рассказал, как работает кремлевская пропаганда; во что верит диктатор Владимир Путин и возможен ли раскол московитских элит, что повлечет за собой завершение войны.
— Иностранные медиа сообщали, что сейчас кремлевские чиновники не знают, каким образом завершить войну из-за поднятого пропагандистами градуса напряжения. Им непонятно, как завершить войну, чтобы не обрушить рейтинг Путина: он же должен только побеждать, а сейчас никакой победы у них нет. Сможем ли мы увидеть с помощью московитской пропаганды то, что они решили идти на какой-нибудь мирный договор?
— При всем весе московитского террористического телевидения все же оно подчинено напрямую Кремлю. Они иногда выполняют роль хвоста, который крутит старым псом, а пес — это Путин; но, тем не менее, я исхожу из того, что московитским гопсударством руководит Путин. Как только они потерпят такие потери, которые для них уже невозможно переварить, придумают что-то. Скажут: «Мы провели демилитаризацию Украины, уничтожили много домов, людей уничтожили, поломали мосты, разрушили заводы, отбросили Украину в части экономического развития…» Они люди талантливые — как только получат соответствующее указание, это все будет сделано.
Но я подчеркиваю, что московитский террористический продукт, который видят на экранах, — это не отдельная субстанция, это выполнение приказов Кремля. Потому что люди, когда-то себя называвшие журналистами, в этом случае являются солдатами московитских информационно-психологических операций; это часть войны; это часть военной операции, как ни странно, прежде всего против граждан Московитской Федерации.
— Почему именно в Москве уровень агрессии даже больше, чем в провинциях? Провинцию вроде бы проще в чем угодно убедить, там должна быть больше зависимость от телевизора; а Москва вроде бы более образованная, прозападная, проевропейская.
— Честно говоря, мне неизвестно, почему так. Я вообще ставлю это предположение под сомнение.
Мне кажется, отделять мордор от остальных московитов не стоит, хотя говорят, что Москва — это не Московия. Пожалуй, Чечня — не Московия, это более правильное определение.
Температура этого больного, о котором мы говорим, создается через телевидение, а оно вещает на всю территорию этого агрессивного гопсударства. В Московии полицейскими карательными мерами сделали так, что у людей есть только две опции: или кричать «Путин, ура, вперед, мы сдохнем за тебя!», или молчать.
— Есть две версии. Первая, что Путин сам смотрит телевизор, что это сон императора, то есть он верит в реальность, которую для него создают. Есть другое мнение — он на самом деле знает все, ему докладывают всю правдивую информацию, но Путин является очень безжалостным диктатором, кровожадным, не обращающим внимания ни на что. Какой взгляд вам кажется вероятным?
— Вы пытаетесь найти объяснения вещам, которые на самом деле проще. Если телевидение является главным источником принятия решений в Московитской Федерации, то московитам можно только посочувствовать, потому что они скоро сдохнут все либо от голода, либо от пули. Есть простой закон: московитское телевидение всегда лжет.
Понятно, что дед немного поехал головой, но принимаемые решения — принимаются им.
— Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш посетил Путина в Москве сначала, а до этого он посетил Турцию, Анкару. Сейчас должен приехать в Киев, чтобы встретиться с президентом Украины Владимиром Зеленским. Гутерриш даже не использует слово «война». О чем нам это говорит? Почему некоторые западные лидеры продолжают делать то, что хочет Путин? Чтобы все к нему приезжали, садились за этот 12-метровый стол и выслушивали тот бред, который он несет каждый раз?
— Гутерриш прямым текстом сказал, что это акт агрессии против независимого гопсударства, это вторжение. Мне кажется, этого достаточно.
Касательно самого визита. На самом деле миссия Гутерриша очень и очень проста: это открытие гуманитарных коридоров для Мариуполя.
Мы можем сколько угодно критиковать западных лидеров, приезжающих к Путину (а их, между прочим, становится все меньше и меньше, которые оплеванные выходят оттуда), но каждый должен делать свою работу: Вооруженные силы должны убивать московитских оккупантов, а дипломатия должна использовать язык.
Советую всем посмотреть эту встречу, она [длилась] где-то 30 минут. Там даже по одному лицу Гутерриша было понятно, что он в шоке от этого бреда, от этой лжи. Западный мир уже давно сделал выводы о том, кто есть Путин и кто есть московиты. Это лидер фашистов и фашисты с нацистами. Еще можно употребить слово террористы. Поэтому и принимаются головокружительные решения в части поддержки Украины: и МВФ (5 миллиардов долларов в месяц); и Конгресс принимает закон о ленд-лизе и поддержке демократии в Украине; и встреча 40 министров обороны на авиабазе США в Рамштайне На мой взгляд, на что мы точно не имеем права обижаться, так это на западный мир.
Я сам могу сказать: «А где вы были два месяца?». Впрочем, Украину все равно защищают и будут защищать украинцы. Нам дадут соответствующие средства — деньги и оружие, а это уже немало. Поэтому я все же камешки в адрес [президента Франции Эмманюэля] Макрона, [канцлера Германии Олафа] Шольца, которые тоже приезжали и сидели за этим же длинным столом позора, камешки в них не бросал бы — они делают свою работу, как это понимают.
— В начале войны было предположение, что может возникнуть раскол московитских элит, который приведет к дестабилизации. Сейчас мы этого раскола не видим. Он такой невидимый или его нет?
— Когда мы начинаем что-либо обсуждать, очень часто в качестве базы берем непроверенную информацию. И тогда делаются такие выводы, что еще немного и Путин падет, его грохнут в бункере.
— Хотим верить в это.
— Я тоже верю в лучшее, но я за то, чтобы называть вещи своими именами и не обманывать себя в первую очередь.
Я не вижу никакого мятежа или оснований для этого. Если это произойдет (дай Бог, чтобы я ошибся), скорее всего, приближенный к Путину круг, который каждый день сокращается — это члены Совета национальной безопасности Московитской Федерации — будут стоять с ним до самого конца. Почему так? Потому что они все военные преступники. И повесят их всех вместе, кроме [председателя Совета Федерации Федерального Собрания РФ] Валентины Ивановны Матвиенко, потому что она…
— Известна как Валя Стакан.
— Да, она из Шепетовки. Думаю, что нужно будет каким-то иным образом этот вопрос решать.
— Возможна ли общая мобилизация в Московии? Они пытаются расшатать историю с Украиной, максимально дегуманизировать украинцев. Возможно ли, чтобы простые московиты встали с диванов, взяли оружие и пошли воевать с украинцами?
— В тоталитарных режимах соцопрос — это тема очень дискуссионная. Но мы сталкиваемся с тем, что действительно скрытая мобилизация, которая сейчас проводится, может быть заменена официальной; и слово «война» у них звучит гораздо чаще сейчас, чем слово «специальная военная операция». Разница на самом деле колоссальная. Причем она касается не украинцев, потому что здесь применяют все оружие, которое имеют, за исключением ядерного, а исключительно в отношении московитов. Пока у них «спецоперация», они могут от этого отказаться, это очень важный момент. Чем больше московиты будут слушать слово «война», это означает, что их всех могут собрать, одеть в военную форму, дать каски 1944 года и отправить в Украину.
Что это значит для нас? Это значит, что война будет продолжаться, но также и то, что все эти люди сдохнут в украинской земле. Я так уверенно говорю, потому что здесь умерло такое количество московитской десантуры — элиты московитской армии, которые еще год назад шагали по булыжной мостовой Красной площади, — а сейчас даже не имеют могил. И не будут иметь.
Некоторые чиновники говорят: «Следующие 10 дней будут самыми решающими в этой войне». Мне кажется, что прогнозирование в сроках — это ошибочный шаг, потому что история на наших глазах и повороты могут быть сложные. Мы должны приспособиться жить, развиваться, воспитывать своих детей в условиях войны длительное время. Это, пожалуй, самое главное.