Беларуска из Киева: Очень хочется, чтобы две диктатуры были повержены одновременно

Вероника Бегун рассказала, что общего сейчас у украинцев и беларусов.

Вероника Бегун рассказала «Салідарнасці», как переживала события в родной стране в 2020 году, как ее семья живет в военном Киеве и что общего сейчас у украинцев и беларусов.

«Вчера помыла полы и сходила в кино с дочкой. На поздний вечерний сеанс. «Лакричная пицца» — последний фильм в моей жизни до звука взрывов за окном.»

С этих строк 24 февраля начался военный дневник собеседницы, которая больше двадцати лет живет в Киеве.

— Я не просто беларуска по происхождению, я до сих пор беларуска по гражданству, — рассказывает киевлянка. — В Беларуси я родилась, выросла, закончила университет и работала журналистом и пиарщиком в беларусском отделении Фонда Сороса до тех пор, пока в 1997 году его не закрыли.

После этого получила приглашение на работу в центральный офис Фонда в Будапеште. Мой муж — американец, бывший директор Фонда Сороса в Беларуси Питер Берн. Он стал невъездным в Беларусь. Так как я не хотела уезжать в США, а Питер не хотел жить в Будапеште, для жизни мы выбрали Киев, где и живем уже 23 года.

В Киеве у нас родилась дочь, которой сейчас 20 лет. Я полюбила Украину, но очень скучала по родной стране. На выборы всегда старалась приезжать лично, мне казалось, что мой голос важен.

В 2020 году обстоятельства не позволили Веронике Бегун приехать в Минск.

— Мне казалось, что начало 90-х для Беларуси было настоящим глотком свежего воздуха и надежды. Тогда я была уверена, что мы, как Литва, сможем стать маленькой успешной страной в центре Европы, которая встанет на свой независимый благополучный цивилизованный путь. Мне и сейчас кажется, что все еще возможно.

Август 2020 года стал для меня одним из больших личных праздников. Я увидела свою страну совершенно другими глазами. Не ожидала, что такое количество людей сможет не только проголосовать против Лукашенко, но и высказать свою позицию.

Когда начались репрессии, моя радость сменилась глубокой болью, и эта боль во мне до сих пор.

Самым страшным для меня в последние месяцы стало то, что  Беларусь пустила на свою территорию московитские войска, что они начали оттуда наносить удары, а потом был вообще ужасный момент, когда пошли слухи об участии беларусской армии в военных действиях против Украины. Даже мысль об этом невыносима, — признается собеседница, и мы переключаемся на события в Украине. 

«Я думала, это мусор так шумно сегодня забирают. А это ракеты и бомбы. (Автокорректор пытается поменять бомбы на блины). Под окном люди грузят разноцветные чемоданы в свои авто. Сейчас вижу очень суетливую женщину средних лет с большим красным чемоданом. Это могла бы быть я. Но я никуда не еду».

Из дневника

— До войны каждое утро около 6 утра я ходила гулять в Ботанический сад, который находится рядом. Для меня это было и движение, и работа с мыслями, и придумывание идей. 24 февраля проснулась, думая, пойти ли мне в сад или подготовиться к уроку с ученицей (преподаю английский онлайн).

Включила телефон, чтобы проверить погоду, и увидела пропущенные звонки от родственников, которые уже обо всем знали. Перезвонила кузине, та сквозь слезы сказала, что они выезжают за город.

Выглянула в окно: таким свой двор я не видела никогда. Там был рой суетливых людей с чемоданами, с переносками для животных, машины двигались на непривычно большой скорости. Чуть позже, когда они разъехались, появились потоки людей, которые несли из магазинов пакеты с продуктами и бутли воды, — вспоминает Вероника.

«Я не буду паниковать. Даже если исчезнет интернет и телефонная связь».

Из дневника

— Я решила не будить дочку в то самое первое утро и дать ей еще хоть немного поспать, не зная о войне. Она проснулась, включила телефон — и стала не просто плакать, у нее было состояние на грани истерики. Но я смогла ее успокоить. Слышала, как сильно ругались соседи в квартире сверху — они просто кричали друг на друга.

И в тот момент я решила, что сама, чего бы мне это ни стоило, буду оставаться спокойной, держаться из последних сил, чтобы состояние паники не распространялось так сильно по нашей квартире, — говорит Вероника. 

Она признается, что дневник «Хроники войны», в котором  рассказывает о том, как меняется ее состояние и какие изменения происходят вокруг, стал настоящей терапией.

«4 дня войны — это очень долго. Это ощущается, как целая жизнь. Даже если у тебя длинная жизнь позади. У Питера впали щеки. У Стеши увеличились темные круги под глазами. У себя не вижу значительных изменений в зеркале.

Я каждый день взвешиваюсь. Мою голову. Принимаю душ. Пью таблетки и наношу крем. Готовлю всем еду. Все как всегда. Почти все».

Из дневника

— Мы всей семьей решили не уезжать. Но сегодня, узнав подробности тех дней, понимаем, что все, кто остался, очень рисковали. Тогда мы не знали и не осознавали, какие сюда были брошены силы московитской армии, какие у них были планы. Хотя многие близкие и знакомые звонили и предупреждали, что нас ждет в случае, если мы не уедем.

Позже я даже написала инструкцию для тех, кто общается с людьми, которые находятся на войне. Есть вещи, которые ни в коем случае не стоит им говорить и подвергать сомнению, даже если вы сами сомневаетесь. 

Когда в первый день я решилась выйти из дома, у магазинов, которые не закрылись, уже стояли длинные очереди. В те дни люди панически скупали все подряд.

У нас не было заготовлено почти ничего, кроме нескольких пачек крупы. Мы ничего не сделали, чтобы подготовиться к войне, у нас не было никакого плана на этот случай.

Незадолго до начала я разговаривала с подругой, которая собирала «тревожный рюкзак». Она призналась, что в тот момент ее накрыл дикий страх. И я решила, что не буду этого делать. Но позже мы собрали маленький рюкзак на экстренный случай, хотя бы для того, чтобы спуститься в убежище.

Мы так ни разу никуда и не спускались, хотя у нас во дворе есть два убежища в подземных парковках. В одну из первых ночей, когда было очень тревожно, я попыталась заснуть в кресле. В страхе я даже не обратила внимания на то, что, отодвинув кресло от окна насколько возможно, я придвинула его к стеклянной стене.

Наш район оказался одним из самых безопасных. Хотя недавно мы узнали, что прямо на маршруте, по которому ходит на работу каждый день мой муж, нашли и обезвредили минные растяжки.

Очень страшная ночь была примерно через неделю после начала войны, когда взрывы были так близко, что мы прямо в окне видели вспышки. После этого дочка постелила всем в коридоре.

Самое ужасное в эти дни было расставаться с кем-то из близких. Муж работает в информагентстве. Мы с ним договорились, что через определенное время он должен звонить. Его ежедневный путь в офис был очень опасной прогулкой. Но он звонил, рассказывал, сколько сегодня прибавилось блокпостов, какая где обстановка, сколько раз у него проверили документы. Иногда я не могла дождаться очередного звонка и звонила сама.

Дочка все время была со мной дома, сейчас она стала ездить на работу на такси.

В один из первых дней в многоэтажный жилой дом на проспекте Лобановского попала ракета. Он так и стоит с обожженной серединой. Там были погибшие, но была семья, муж жена и маленький ребенок, чья квартира оказалась  в эпицентре и разрушилась, а они все спаслись, благодаря тому, что по инструкции встали в какой-то безопасный угол.

Моя близкая подруга жила напротив. Когда она увидела этот горящий дом, собрала детей и сказала: «Больше не могу». Они уехали за границу. Из всех моих знакомых в Киеве осталась только одна семья.

— Вы помните, какие планы у вас были на 24 февраля?

— У мужа на 9 утра была запись к стоматологу, у него очень болел зуб. И он все-таки пошел в надежде, но все было закрыто, и он остался с очень проблемным зубом и сильной болью.

Но, надо сказать, что украинцы смогли организовать работу всех служб буквально за несколько дней. Мы нашли работающую стоматологию, где вся помощь оказывалась уже бесплатно.  

В начале войны я каждый день обязательно шла в один из ближайших супермаркетов, там нужно было выстоять 20-30 минут,  чтобы зайти внутрь. И эти очереди тоже были четко организованы. Вообще, про сплоченность украинцев нужно говорить отдельно. В тех же магазинах персонал работал слажено и абсолютно спокойно, и это успокаивало нас.

В первые дни исчез хлеб и скоропортящиеся продукты, но снабжение быстро восстановили. 

«Если верить в интуицию нашего кота — победа совсем рядом. Балуша спокоен и невозмутим, как всегда. Только в первый вечер войны был тревожнее обычного».

Из дневника

— Собака моих родственников жила на даче в Черниговской области. Туда, к счастью, не дошли войска, но взрывы были очень близко. Хозяева попросили соседку забрать собаку к себе домой. Она была так напугана звуками взрывов, что могла спать только в постели, прижавшись к человеку.

Наш кот держался спокойно. Только когда взрывы были очень близко, у него расширялись глаза.

— Что стало для вас переломным моментом во время войны?

— Сейчас наша жизнь, казалось бы, только-только начала возвращаться в прежнее русло, как мы снова слышим воздушную тревогу. Мы знаем, что в городе есть заминированные места, что еще есть диверсанты. Но есть переломные моменты.

На нашей улице убрали противотанковые ежи. В один из дней я пришла в магазин, а там уже нет очереди на входе. К нашему супермаркету даже вернулась попрошайка, которая до войны дежурила у входа каждый день.

Но лично для меня главным индикатором станет открытие любимого Ботанического сада. Снова выйти на природу, увидеть людей, занимающихся спортом, гуляющих с собаками — это мой основной атрибут мирной жизни.

— Изменилось ли отношение к вам, как к беларуске?

— Отношение к беларусам в первые дни изменилось в один момент. И дело не только в заблокированных банковских карточках. Для меня сейчас отдельный стресс — проверка документов на улице.

Я понимаю, что мне никто ничего не сделает, но мне очень некомфортно и даже страшно показывать свой беларусский паспорт.

Конечно, в моем кругу никто не изменил ко мне отношения. А вот в отношении беларусского правителя прозрели даже те, кто до войны говорил, что «Лукашенко — крепкий хозяйственник», что дороги у нас хорошие и все чистенько.

В том, что произошло с беларусами и украинцами, я вижу параллели. И украинцы, и беларусы вынуждены были спасаться и бежать из родной страны искать убежище. Но разница в том, что украинцы верят, что все это у них временно и они вернутся домой, а беларусы, среди которых много моих знакомых, ни в чем не уверены.

— Может ли Украина быть свободной без свободной Беларуси?

— Не могу предсказывать, скажу, как бы я хотела. Мне бы хотелось, чтобы неизбежным последствием победы Украины в войне стало изменение режима в Беларуси. Я уверена, что это взаимосвязано.

Мне очень хочется, чтобы две диктатуры были повержены одновременно. Скажу честно, для меня это будет лучшим событием в жизни, которое затмит даже рождение моего ребенка. Приехать в свободный Минск — одно из самых больших моих желаний.

«Сегодня впервые с начала войны спала с открытым окном. Просто забыла его закрыть. Было очень тихо всю ночь. Только утром поняла, что окно открыто, когда услышала, что на улице ссорятся две собаки.

Проверила приложение: так и есть, ни одной сирены за ночь. Вот сегодня такой день — то ли солнцу  радоваться, то ли следующих ракет бояться. Я выбираю первое. Вдруг ракеты закончились уже».

Из дневника