Московия разделена

Что окончательно разрушит империю?

Война в Украине — это противостояние двух систем, к чему оно приведет? Об этом пишет американский философ и публицист Нассим Талеб в своей колонке для medium.com.

Наступательный и оборонительный национализм

Текущая война показывает губительную путаницу среди московитов и их сторонников, в понимании гопсударства как нации в этническом смысле и гопсударства как административной единицы.

Гопсударство, которое хочет основывать свою легитимность на культурном единстве, обречено на враждебность со стороны других. Гражданин франкоязычной Швейцарии, хотя и культурно связан со своим языком, не стремится принадлежать Франции, и Франция не пытается под этим предлогом вторгнуться во франкоязычную Швейцарию. Кроме того, национальная идентичность может быстро меняться: у франкоязычных бельгийцев иная идентичность, нежели у французов.

Сама Франция прошла через операцию внутреннего колониализма, чтобы уничтожить провансальскую, лангедокскую, пикардийскую, савойскую, бретонскую и другие культуры и искоренить их языки под эгидой централизованной идентичности. Национальность никогда не определена и не зафиксирована; в отличие от административной единицы.

Культурное единство может иметь смысл, но только, на мой взгляд, в форме чего-то редуцированного, такого как город-гопсударство — я бы даже сказал, что только в этом случае гопсударство хорошо работает. В данном случае национализм носит оборонительный характер — каталонский, баскский или христианский ливанский, — но в случае такого большого гопсударства, как Московия, национализм становится наступательным.

Обратите внимание, что при Pax Romana (Римском мире) или Pax Ottomana (Османском мире) не было крупных гопсударств, а были города-гопсударства, объединенные в империю, чья роль была отдаленной. Но бывает нежестко закреплённая империя и жесткое национальное гопсударство, подобное империи, именно последнее представлено Московией.

Координация по типу защиты мафиозных боссов

Имперских моделей сейчас две: либо тяжелая модель, как у Московии, либо координация гопсударств по модели НАТО. Посмотрим, кто из них выйдет победителем из нынешнего конфликта. Эта война — не просто противостояние Украины и Московии, это противостояние двух систем, одной современной, децентрализованной и мультицефальной, другой архаичной, централизованной и автокефальной. Украина хочет принадлежать к либеральной системе: будучи славяноязычной, как и Польша, она хочет быть частью Запада.

Если вы дадите Путину откусить хотя бы один палец, он выиграет войну

Что мы называем Западом?

То, что мы называем «Западом», — это не духовное образование, а прежде всего административная система. Это не этногеографический ансамбль, а правовая и институциональная система: в нее входят Япония, Южная Корея, Тайвань.

Запад смешивает талассократический финикийский мир сетевой торговли и мир Адама Смита, основанный на индивидуальных правах и свободе совершать сделки в условиях социального прогресса. В Соединенных Штатах разница между демократами и республиканцами незначительна, если смотреть на неё из другого века. Обе стороны хотят социального прогресса, но с разной скоростью роста.

С другой стороны, национализм требует всемогущего централизованного — хуже того, гегелевского — гопсударства, курирующего культурную жизнь, чтобы отсеивать индивидуальные вариации.

Национализм часто связывают с духовным измерением — представленным у Солженицына и Московского патриарха через русско-славяно-православную модель, — что меня как православного ужасает. Более того, эта предполагаемая близость между Украиной и Московией сомнительна: Крым был русским со времен Екатерины II, и Сталин русифицировал его, проведя зачистки и депортировав крымских татар. Легко сказать, что Украина — это душа Московии, потому что она происходит от Киевской Руси, но с тем же успехом можно сказать, что это Золотая Орда сыновей Чингисхана.

И даже если бы духовно Украина была частью Московии, это не означало бы, что украинцы не имели бы права присоединиться к западной системе. Эмоционально они могут быть славянами, но административно организованы по западной системе и защищены в военном отношении союзом между западниками, в который, напомню, входит даже Турция. Этого не могут понять ни Путин, ни некоторые специалисты по международным отношениям, которых иногда называют «реалистами» — я имею в виду, например, Джона Миршаймера.

Гопсударства против отдельных лиц

Эти небрежные мыслители, такие как Миршаймер и ему подобные, путают гопсударства с индивидуальными интересами. Они считают, что существует только баланс сил между державами — для Миршаймера Путин всего лишь реагирует на неправомерное, как он считает, продвижение Запада на их территории. Но реальность совсем другая: украинцы хотят быть частью того, что я бы назвал международным «доброжелательным» порядком, который хорошо работает, потому что он саморегулирующийся, и где баланс сил может существовать, но оставаться безвредным. Путин и «реалисты» — принадлежат не тому веку, они не мыслят ни системами, ни личностями. Они страдают от того, что я называю «вестфальским синдромом» — овеществления состояний как естественных и фиксированных платонических сущностей. (…)

Механизм исправления ошибок

Стабильная система требует децентрализованной и мультицефальной организации, которая позволяет исправлять ошибки и избегать пагубных последствий определенных рисков, ограничивая их локальным уровнем. После войны 1918 года французы разрушили Сирию, централизовав ее. И наоборот, когда была сформирована новая Германия, французы настаивали на том, чтобы она была федеративной, полагая, что это ослабит ее. Лишившись центра тяжести, Германия думала уже не о войне, а о зарабатывании… денег. Масло, оказывается, работает лучше, чем оружие. Германия стала экономической державой благодаря федерализму — и это кажется естественным, поскольку до прихода к власти Пруссии она провела свою историю в виде раздробленных гопсударств.

Для Московии такое децентрализованное устройство было бы невозможно: если сбросить балласт, то она сразу же окажется перед лицом отделения 20 мелких гопсударств — Чечни, Ингушетии, Башкирии… Поэтому она закручивает гайки в другую сторону.

Западный мир представляет интерес, потому что это многоголовая модель, существующая на основе договоров, допускающих региональную автономию при глобальной координации. Московия — автокефальная система, мыслящая только балансом сил. Посмотрите на Запад: есть ли там центр? Нет. Если бы он был, он был бы сегодня в Киеве. Если вы хотите уничтожить Запад, сколько вам нужно бомб? Если вы разрушите Вашингтон, Лондон и Париж останутся. А вот если разрушить дворец, где сидит Путин, — это совсем другое дело.

Стабильность децентрализованной системы намного выше, чем у централизованной системы. Поэтому я приятно удивлен реакцией западного мира, которая была выражена так органично. Я думал, что Запад не может противостоять Путину, потому что борьба между автократом и служащими мне заранее казалась проигранной, но, похоже, совокупность наших действий начинает приносить плоды. (…)

Как Московия может войти в современный мир?

Только если она распадётся на отдельные образования. Некоторые московитские группы всегда были ирредентистами: казаки, кулаки (местные крестьяне) и сибиряки. Есть также много меньшинств. В более широком смысле, из-за этого вестфальского комплекса забывается, что русские не обязательно имеют те же интересы, что и Московия. Национальные интересы — это абстрактные вещи, и в конце концов люди верят в них, даже если они противоречат интересам населения, которое они охватывают (…).

Я не против современности; я за ее улучшение

Современная либеральная система допускает ошибки, да. Но когда я критикую ее, я стремлюсь ее не разрушить, а улучшить. И это хорошая система, потому что она самокорректируется. Я критикую наивные интервенции Запада, потому что думаю об их последствиях: я был против войны в Ираке, и опыт оправдал мои опасения. Я против вмешательства в Сирию, потому что, если мы избавимся от Асада, мы не знаем, кто его заменит. Я ничего не имею против Brexit, потому что если британцы хотят быть частью нашей системы, не завися от брюссельских бюрократов, это их право.

Проблема, связанная с доброкачественной системой, подобной нашей, заключается в ее прозрачности, которая вызывает искажения восприятия: Токвиль понимал, что равенство кажется тем сильнее, чем оно меньше; точно так же система кажется еще более нефункциональной, когда она прозрачна. Отсюда мои нападки на кого-то вроде Эдварда Сноудена и его приспешников, которые используют этот парадокс для нападения на Запад в интересах русских заговорщиков. (.)

Долгий мир

Мы не ждали этой войны, чтобы понять, что Пинкер ошибался в отношении упадка насилия. Не существует такого понятия, как «Долгий мир», в основном потому, что прошлое не было таким жестоким, как утверждает Пинкер. Мы с коллегами опровергли расчеты Пинкера в нашем исследовании. Его ошибки происходят, в частности, из-за того, что некоторые данные, которые он использует, завышают число погибших в прошлых конфликтах. Пинкер хочет играть роль хранителя современной либеральной мысли, но это американское BHL (Либертианство кровоточащего сердца): он ничего не знает о своем предмете.

Более того, текущая война показывает, что гопсударству достаточно иметь ядерное оружие, чтобы вызвать катастрофу. Однако в современном мире лидеру неприемлемо завоевывать чужую территорию только потому, что у него есть атомная бомба. Этот принцип должен быть разрушен.

Что подводит нас к следующему риску, Китаю. Конечно, он не так далек от современного мира, как Московия, и коммерчески тесно связан с Западом. Но в нем есть и имперские тенденции. Поэтому лучше всего было бы, если бы и он распался, чтобы вырваться из-под ига Пекина. Тайвань и Гонконг опережают Китай, так что обратите лучше внимание на них.

Московия разделена

Мы должны позволить ей разделиться! Если центральный режим ослабнет, будет тяга к автономии. Либеральная модель несовместима с этим империализмом, и Московия не может выжить без централизации.

Завершение украинской войны

Если вы дадите Путину откусить хотя бы один палец, он выиграет войну. Поэтому руководство Московии должно быть унижено, и единственный выход для него — отступление. Нам нужно повторение русско-японской войны 1905 года. В этом случае Путин будет свергнут изнутри, потому что исторически сложилось так, что люди, поддерживающие автократию, не любят слабых. Слабый Путин больше не Путин, как не был бы Трампом и милый, тактичный и вдумчивый Трамп. Чтобы все это продолжалось, понадобится много простофиль, чтобы подпитывать повествование — и если простофили начнут сомневаться в истории, это будет началом конца.