«Нам отказали в месте на Восточном кладбище»

Ирина Шушкевич рассказала о последних днях мужа и обстоятельствах прощания.

Через две недели после смерти Станислава Шушкевича «Радыё Свабода» попросило его жену Ирину вспомнить последние дни первого руководителя независимой Беларуси и обстоятельства, связанные с его захоронением.

Последние два года, с начала коронавируса, Станислав Шушкевич провел в самоизоляции в квартире и покидал ее только по медицинским нуждам.

В одном из последних интервью он говорил, что проходит ежедневно три тысячи шагов по квартире, а раньше ходил по десять тысяч. Расспросили Ирину Шушкевич, не было ли здесь ошибки — возможно, имелась в виду улица, а не квартира.

«Да, он нахаживал по квартире, — подтвердила Ирина. — Он вычислил, сколько шагов было от одного балкона, в большой комнате, до второго, в кабинете. И вот он выхаживал от балкона до балкона. Он любил, чтобы был результат. Ему сказали медики, что нужно три километра проходить, для сердца. И вот он ходил. Потом проблемы появились с ногами… К сожалению, получалось так, что когда он ложился — голова меньше болела, и с ногами было лучше, он не чувствовал боли. А для сердца, наоборот, нужно было ходить. И он ходил. В этом плане у него была железная воля. Я просила жить, не оставлять меня одну. Для этого нужно было двигаться, и он двигался. Он молодец был».

Несмотря на состояние здоровья, Шушкевич следил за политическими новостями, много читал.

«После того, как ему сделали операцию по удалению катаракты, он видел вообще чудесно, ну так, как молодой. Поэтому он стал больше читать на компьютере, там можно было сделать шрифт любой величины».

По словам жены, в последнее время Шушкевич вспоминал стихи — Блока, Лермонтова, Некрасова. «Быкова читал, но вот не могу вспомнить, что конкретно, так как читал на компьютере, а не в бумажном варианте» (Ирина уточнила, что имеется в виду Василь Быков, хотя, по ее словам, Шушкевич любил и московитского писателя Дмитрия Быкова).

«Он еще пытался свою книжку «Моя жизнь: крушение и воскрешение СССР» немного редактировать. Сначала говорил, что может стоит что-то поменять, но потом — «нет, все нормально», и бросил это дело».

Как говорит Ирина Шушкевич, в последние дни муж пытался писать: «Он переживал, что стал хуже писать, он даже просил меня помочь, я подкладывала дощечку, но у него уже получалось только печатными буквами, ему это не понравилось».

«Я воспряла духом, думала, все будет хорошо»

Несмотря на самоизоляцию, Станислав Шушкевич переболел коронавирусом, что и повлияло на ухудшение здоровья.

«Это были последствия ковида, — говорит Ирина Шушкевич. — У него было много хронических болезней, они все обострились. Он дважды был в реанимации. Потом, после второй реанимации, мне показалось, что ему стало лучше. Перед второй реанимацией я его поила какао детским, потом есть такая для спортсменов белковая экспонента. Я понимала, что он уходит, тогда его забрали в реанимацию. После реанимации он стал есть и твердую пищу. Я договорилась с реаниматологом, он приходил, сказал, что у него мышцы неплохие, они помнят движения и его можно поставить на ноги».

Ирина Шушкевич приобрела специальную медицинскую кровать и поставила ее в большой комнате:

«Он эту кровать почему-то называл «технической». — Я говорила, что это не техническая, это медицинская. А он хотел на обычной. Но на обычной невозможно было бы ухаживать. Раньше он лежал на обычной, и было очень трудно ухаживать. Поэтому приобрели такую кровать, в центре большой комнаты поставили. Ему показалось, что он еще не дома, и что ему нужно домой. Но потом он увидел, что дома. Думаю, просто ему было плохо, а дома же всегда получше. Ему хотелось, чтобы было лучше. Я ему говорю: «Посмотри, Ты же дома!» — «А, ну да, дома!».

Из хосписа пообещали приходить три раза в неделю, чтобы делать необходимые для лежачих больных процедуры, однако Ирина Шушкевич, по ее словам, и сама могла их делать, так как раньше ухаживала за лежачей матерью.

«Я воспряла духом и думала, что все будет хорошо, — говорит Ирина. — Но 3-го мая он позавтракал и отказался от еды. Потом у него болел живот, я вызвала «скорую», они приехали и сделали укол но-шпы. Мне что-то не понравилось, я позвонила, мне объяснили, как поднимать давление. Я пробовала, но видела, что давление все больше падает, он задыхается. Я снова вызвала »скорую». Эта «скорая» приехала уже с кислородом, с какими-то еще чемоданами. Они сказали, что вряд ли будет хороший результат».

На мой вопрос, был ли Станислав Шушкевич в последние часы жизни в сознании, Ирина ответила, что пока она была в комнате — да. «Но потом меня попросили выйти для этих реанимационных мероприятий».

Процедуры длились около часа, в 23.35 врачи констатировали смерть.

Почему долго не объявляли о месте захоронения

Ирина Шушкевич говорит, что тема последнего прощания и захоронения в семье обсуждалась.

«Мы с ним говорили об этом. Когда просил, если будут хоронить на восточном, там есть аллея ученых (он был членом-корреспондентом Академии наук)».

Можно предположить, что Шушкевич рассчитывал на вечный покой там, где и должен был лежать по его заслугам перед Беларусью. Место на Восточном кладбище, где хоронят академиков — это так называемая «почетная аллея», а реально — тот участок по левую сторону от центрального входа, где покоятся не только выдающиеся ученые, но и деятели литературы, искусства — Владимир Короткевич, Василь Быков, Стефания Станюта, Владимир Мулявин. Раньше здесь хоронили также высокопоставленных коммунистических руководителей, сейчас — приближенных к Лукашенко чиновников или даже их жен. Здесь похоронены Николай Дементей и Вячеслав Кебич.

Безусловно, именно здесь должно было быть и место вечного упокоения первого руководителя независимой Беларуси. Во всяком случае, власть, если она хотя бы в минимальной степени уважает страну, которой руководит, обязана была предложить семье Шушкевича это место.

Администрация Восточного кладбища ответила, что выполнит любое решение, которое примет высшее начальство. Формально, разрешение на захоронение на Восточном кладбище дает глава Мингорисполкома, но было понятно, что в этом случае решать будет Лукашенко.

«Связывались и с администрацией президента, и с Мингорисполкомом. — вспоминает Ирина Шушкевич. — Все ждали решения (этим и объяснялось, что несколько дней места захоронения не объявлялось) но места на Восточном кладбище нам не дали. Так получилось, что в конце прошлого года умерла моя родная сестра, там было место рядом, там его и похоронили. Но оказалось, что это не очень далеко от его сестры, близко к его матери, неподалеку от моих родителей».

«Любил он больше всех беларусов»

Ирина Шушкевич говорит, что сразу после смерти Станислава Шушкевича врачи из «лечкомиссии» сами вызвали милицию, были сделаны необходимые формальные процедуры. Утром Ирина Шушкевич поехала в лечкомиссию за справкой о смерти. Чуть позже ей позвонили из лечкомиссии и сказали, что могут предоставить поминальный зал. Но без транспорта: «Вы должны сами привести тело и отвезти».

«Поскольку мы обсуждали это, он говорил, что в Академии не следует выставлять, так как АН лишила его «член-коревских» выплат, — говорит Ирина. — Все получали, а он — нет.

От гопсударства ждать ничего не приходилось, мы с ним решили, что будет поминальный зал на Ольшевского, их там два, один меньше, другой больше. Мы решили, что больший. И я сказала тому, кто позвонил с лечкомиссии, что мы будем на Ольшевского. «А, ну пожалуйста».

Однако потом Ирина Шушкевич вспомнила, что жену Александра Козулина отпевали в Красном костеле: «И мы туда заехали. Нам ответили — да, конечно. Но потом сообщили, что поскольку в свое время он передал Кафедральный собор верующим (и между прочим, когда нам случалось проходить возле собора, верующие часто благодарили его), решили, что будут в соборе отпевать. Мы даже не только не думали, даже представить себе такого не могли».

Ирина Шушкевич видит символизм в том, что отпевание произошло в соборе на площади Свободы. Она выражает благодарность и католическим священникам, и всем, кто пришел проститься со Станиславом Шушкевичем, взволнованно вспоминает выступление Тадеуша Кондрусевича:

«Я не думаю, что какое-либо гопсударственное захоронение прошло бы лучше, чем то, которое произошло в Кафедральном соборе. Я очень благодарна католической церкви, всем людям, которых я знаю и которых не знаю, которые с таким уважением отнеслись к памяти моего мужа. Он уважал все нации — русских, украинцев, молдаван, всех, но любил он больше всех беларусов. Это не национализм, а это был патриотизм».

По словам Ирины Шушкевич, она остается в Беларуси.

«Я никуда не хочу отсюда уезжать. И он никуда не хотел отсюда. Он считал, что должен быть у себя на Родине, что бы не случилось с Родиной. Хочу сказать, что он действительно сделал все: он построил дом, он посадил дерево, у него дочь и сын. И что самое главное: он был очень надежным. Мы с ним полностью доверяли друг другу. Поэтому мне очень тяжело сейчас. Очень он торопился повсюду, все успевал сделать. К сожалению, он и ушел слишком быстро. Лучше бы медленнее».

На вопрос, выразил ли ей кто-то из представителей гопсударственных органов соболезнование по поаоду смерти мужа, Ирина Шушкевич ответила одним словом: »Нет».

***

21 мая в 19 часов в »Красном костеле» состоится поминальная месса по Станиславу Шушкевичу.