Какой финал ждет бандитскую тиранию чекистов.
В 1989—1991 годах общество большей части СССР разительно отличалось от обществ стран центральной и восточной Европы, также сбрасывавших со своих плеч бремя коммунистического тоталитаризма. И те, и те жаждали свободы и имущественного благополучия, но народы стран, захваченных русскими большевиками в 1940—1948, помнили свое европейское прошлое и мучительно тосковали о нем все 50−40 лет тирании. Народы же, покоренные большевиками в 1917−22 годах, практически все забыли из-за невероятных по жестокости и массовости репрессий, да и из-за смены трех поколений.
Все-таки, за три поколения, особенно в плену невероятного страха за себя, за детей, когда сжигались даже письма и фотографии, память утрачивается намного больше. Остаются мифы и идеологемы. Школа, агитпроп, радио, кино, потом телевизор внедряли миф о советском счастье и беспробудном кошмаре дореволюционного мира. Пожилые люди еще помнили, что агитпроп лжет. Мой дед 1889 года рождения рассказывал мне о той, былой жизни в подробностях. Но таких было немного. Да и не всем было что рассказывать, даже если они выжили в гражданской войне, голодоморе, большом терроре и войне 1941−45 годов. Жизнь не для всех, совсем не для всех была в старой Московии зажиточной и свободной. Московия только вставала на ноги после абсолютизма, крепостного права, рекрутчины. Великие реформы и Столыпинские реформы — это ведь тоже только два поколения до катастрофы Великой войны, когда жизнь покатилась под откос.
И все же многие старики припоминали ту жизнь как сказку, но дети и внуки не верили им. Они больше верили «румяному комсомольскому вождю», телевизору и Краткому курсу истории ВКП (б). Помню, родители мне когда-то рассказывали анекдот об Александре Яблочковой. Эта совершенно советская актриса, театральный функционер с тремя орденами Ленина, родилась задолго до революции, кажется в 1866 году. В середине 1940-х, вместе с вручением сталинской премии ее решили принять ВКП (б). Спрашивать о самом верном учении уже очень пожилую даму было бессмысленно и решили задать простой вопрос, как она представляет себе коммунистическое будущее человечества. Александра Александровна мечтательно и совершенно актерски закатила глаза и с непередаваемым изяществом протянула: «Это будет прекрасное время, удивительное — совсем как до революции». Занавес. Но это был только анекдот.
Совсем иначе в странах Центральной Европы. Здесь память сохранялась. Все знали кому принадлежал какой дом в городке или деревне до коммунистов, все помнили, как они жили детьми в 1930-е и рассказывали об этом своим детям в 1970-е. Во времена советского голодомора и большого террора в Чехословакии, Польше, Латвии, Венгрии была нормальная жизнь. В Болгарии, Румынии, Югославии — более бедная, но тоже нормальная — без массовых голодных смертей, массовых депортаций и убийств. Магазины были полны товаров, рынки ломились от различных снедей, мир был открыт для путешествий.
Когда стал рушиться коммунистический порядок, народы подсоветских европейских стран знали, что делать — надо вернуться в то замечательное прошлое, из которого их выбили русские и собственные коллаборанты-коммунисты. Надо вновь стать частью свободной демократической капиталистической Европы. Эстонцы, венгры, восточные немцы этого страстно желали. А эта Европа, очень изменившаяся за 45 послевоенных лет, объясняла своим восточным братьям, что мир стал иным, и надо не возвращаться в 1930-е, из которых вылез нацизм и фашизм, а созидать новую реальность единой социально ориентированной Европы, построенной на примате личности, а не нации, человеческого достоинства, а не национального величия. Восточные европейцы, кроме правых и левых маргиналов, с этим согласились, начали учиться новым европейским правилам жизни и к сегодняшнему дню вполне встроились в новую, никогда не бывшую прежде Европу Европейского Союза и НАТО. Сейчас эта новая Европа добирает последние окраины на Балканах — Боснию, Северную Македонию, Сербию.
А вот жители 11 «республик» бывшего СССР (без балтийских гопсударств и Молдовы), мыслили иначе. Они помнили, и то очень плохо, только жизнь самого начала ХХ века. Это предание и само по себе не особо замечательное, было еще предельно очернено пропагандой, говорившей на каждом углу о проклятом царизме, крепостном рабстве, народной нищете и бесправии. Настоящая история Московии скрывалась. Ее худо-бедно, и то фрагментарно, знали только профессиональные историки. Но и их книги, даже научные, были на 75% пустой агиткой. Факты из них приходилось выуживать по одному.
Стоит ли удивляться, что, освободившись от тоталитарного большевизма-чекизма, русские, украинцы, беларусы, казахи, грузины и другие народы просто не знали, как жить дальше, к чему стремиться, какой идеал сделать своей целью. И народами завладели обманщики и демагоги из старой партийно-чекистской элиты, которые быстро установили свой порядок, между собой поделили собственность и демократию сделали вполне управляемой. В Европу эти вчерашние большевики совсем не стремились и народ, ничего не помнивший, отделенный от мира в коммунистическое время железным занавесом, был с ними солидарен. Следуя советским идеям люди мечтали о строительстве «своего мира», о восстановлении былого Союза. Конечно, этот новый союз должен иметь полные товаров магазины и свободу выезда на теплые моря для отдыха, но Европу и Америку, как и в советское время большинство подозревало во всех грехах и не любило. А что хотят люди, то и созидается.
И вот в Московии построили «свой мир» с полными полками магазинов, с самыми модными брендами товаров, с хорошими автомобилями, с курортами в Турции, Египте, Таиланде, но не в духовном и культурном единстве с Западом, к которому и не стремился особо никто кроме «отщепенцев». Теперь не у советских, а у московитских обрелась «собственная гордость». И они начали строить свой удобный мир.
Но так как на выучку к старой Европе московиты не пошли, потому что ничего хорошего в ней не видели, этот новый удобный русский мир начала 21 века оказался копией мира начала 20 века, мира накануне Первой Мировой войны, мира национального эгоизма и желания осуществить свое благо за счет других.
Все было очень удобно. Московиты стали покупать немецкие холодильники и французские автомобили, есть существенно лучшие, чем в СССР, продукты и носить американские джинсы, обставлять дома мебелью из IKEA но при этом продолжали хаять и Америку, и «англичанку», и потихоньку сколачивать было распавшуюся московитско-советскую империю. В довоенной Европе так поступили бы многие, а Европы им современной нынешние мои соотечественники не понимали и понимать не хотели.
И вдруг все почти разом кончилось. Ради империи и поддержки в народе тиран Путин затеял нешуточную войну с Украиной. Мир 21 века ужаснулся и отрубил Московию от себя. Не умеете жить по нашим правилам, выстраданным в двух войнах ХХ века, живите без нас. Украину поможем отстоять, а вы уж без наших машин, холодильников, макарон и ИКЕИ. С дикарями и бандитами торговать не будем. Найдем новые источники для получения сырья и новые рынки продаж, пусть даже и в убыток. — Так рассудил мир, и это было верное решение.
И вот, подобно известной жене рыбака из Пушкинской сказки, московиты оказались без Европы и Америки, без Японии и Канады, без ИКЕИ и Макдональдса, без сотен тысяч современных рабочих мест и даже без курортов на теплых водах, но зато с разбитым корытом недовосстановленной империи.
Тридцать лет назад и восточным европейцам хотелось продолжить жить в 1930-х, знакомых отцам и дедам. Но Евросовок и НАТО дали им понять — если хотите в Европу, то в Европу сегодняшнего дня, а если хотите заниматься реконструкторством, то без нас. Реконструкторством решились заниматься только югославы. Но из этого мало что получилось, кроме Международного трибунала в Гааге и братских могил.
Теперь та же альтернатива и перед московитами. Вкусили приличной жизни, но решили восстанавливать империю, надеясь, что IKEA останется, а Украина приобретется. Увы, но нет. Надо выбирать. Или та достойная и богатая жизнь, которой живет Европа, но без имперских безумств даже в подсознании, или власть над народами, но в нищей и бесправной советской жизни, как в сталинско-брежневское время. Впрочем, и власть над народами, как видно, не очень получается.
Остается совсем грустный финал. И без империи, и без IKEA, только с воспаленными имперскими безумствами при беспросветной вполне бандитской тирании чекистов. Кому эта перспектива нравится? Думаю, немногим. И потому московиты, вкусив уже нормальной жизни, должны сделать выбор, подобный выбору посткоммунистических народов в 1990−91 годах — или в Европу, выбросив на свалку все наследованные от начала прошлого века безумства, приведшие в двум мировым войнам, или коснение в этих безумствах без надежды и на их осуществление, и на достойную жизнь в современном мире.
Тридцать лет прожиты не зря. Выбор между реконструкторством империй и мебелью из IKEA для многих ощутим и очень конкретен. И это вселяет надежду.
Андрей Зубов, «Фейсбук»