Матери-героини

Истории трех беларусок – многодетных матерей, севших в тюрьмы «за политику».

Когда огласили приговор — шесть лет лишения свободы, — Елена Мовшук прямо в клетке написала на тетрадном листе «я повешусь!» и показала лист присутствовавшим в зале. У Елены пятеро детей. Муж Сергей был взят под стражу в зале суда в день вынесения приговора. Ему дали на полгода больше, чем жене. По той же статье — участие в массовых беспорядках. 

«Склонна к захвату администрации»

Елена Мовшук работала в пищеблоке городской больницы города Пинска. Ее арестовали в день президентских выборов. 9 августа 2020 года жители Пинска, как и других городов Беларуси, собирались по окончании голосования возле своих избирательных участков. Руководители комиссий дружно отправляли их к зданию горисполкома: мол, все бюллетени вместе с цифрами уже отправили «в город», идите и дожидайтесь результатов там. Когда люди собрались на городской площади, к ним даже вышел начальник местной милиции и предложил выбрать пять делегатов, которые смогут войти в исполком и пообщаться с руководством города, а остальные пусть подождут снаружи. Пинчане по-детски радовались: вот, наконец ситуация меняется на наших глазах, мы творим историю, наши голоса наконец услышаны, чиновники готовы общаться с народом, сегодня рождается новая свободная страна. А в это время в город ехало подкрепление из внутренних войск. Собравшихся на площади просто окружили и «зачистили». В том числе и Мовшуков. Они вместе пришли на площадь, вместе оказались в автозаке. А потом их разделили.

В пинском ГОВД мужчин увели в тир. Там их держали всю ночь, время от времени били для развлечения, заодно составляя протоколы задержания. Через 17 часов Сергей Мовшук вышел на свободу — избитый, но с административным штрафом. Он ждал жену дома в полной уверенности, что вот сейчас она придет, с минуты на минуту, ведь женщин с несовершеннолетними детьми по «административкам» не сажают, только штрафуют. Елена домой не вернулась. Несколько дней он не знал, где она, — в пинском ИВС говорили, что среди задержанных не значится. Как выяснилось, не врали: Елену увезли в СИЗО в Барановичи. Сергей узнал об этом 14 августа после звонка незнакомой женщины. Она и сказала, что сидела в барановичском СИЗО и видела Елену в камере — «избитую, голую, босую».

Тогда Сергей и выяснил, что Елену обвиняют по уголовной статье. Дальше — поиск адвоката, передачи, бандероли, подготовка младших детей к школе.

А 17 сентября 11-летняя Ангелина из школы не вернулась. Ее увезли в приют прямо с урока.

Органы опеки спустя почти полтора месяца после ареста Елены вдруг спохватились, что Сергей — ее второй муж, а четверо старших детей — от первого, в том числе пятиклассница Ангелина. Так что лучше девочке будет в приюте, чем дома с отчимом, сестрами и братом — так решили беларусские госслужащие. Сестры Ангелины Юлия и Ольга, и брат Денис к моменту ареста матери были совершеннолетними. И логичнее всего органам опеки было бы позвонить им домой и спросить: ребята, кто из вас будет опекуном — брат, сестра, отчим? Но они даже не сообщили, что увозят ребенка. Просто приехали в школу в сопровождении милиции — на всякий случай, вдруг девочка будет сопротивляться при такой-то мамаше-хулиганке — и увезли в приют. Только самую маленькую, шестилетнюю Карину, не тронули — и то до поры до времени.

В октябре от Елены пришло письмо: «Здесь в СИЗО меня на какой-то учет поставили, что я склонна к захвату администрации с захватом заложников и проявлению агрессии, и должна говорить это каждый день. Ужас! Я плачу каждый день. Это бред какой-то. Я больше не могу, я даже и говорить этого не могу…

Я сижу, а следователь меня никуда не дергает, и дела нет, и я не знаю, что происходит. Я уже 2 месяца здесь, и следователь не вызывает. Может это связано с этим, что я не понимаю, что это за люди. Ты знаешь, что я хочу справедливости, и я буду отвечать за то, что я сделала, а не за каких-то людей, которых мне приписывают 12 человек. Я знать их не знаю, и сговора у меня нет с ними. Я знать не знаю никаких людей».

А в декабре 2020 года Сергею предъявили обвинение по той же статье и поместили под домашний арест. В апреле прошлого года в Пинске прошел суд. Кроме Мовшуков, на скамье подсудимых оказались еще 12 пинчан. Оказывается, они собрались на городской площади не на мирный митинг, а с целью захвата здания горисполкома. А когда во время зачистки разбегались от спецназа, повредили туи и петуньи на газоне возле исполкома. В итоге всем дали от 5,5 до 6,5 лет лишения свободы. Сергей Мовшук — единственный, кто находился до суда под домашним арестом. Все остальные — в СИЗО. На Сергея надели наручники в зале суда. И, кажется, я понимаю, почему в этот момент Елена написала на тетрадном листе «Я повешусь». В этот момент она поняла, что теперь в приют заберут еще и Карину, потому что теперь оба ее родителя в тюрьме. А еще между зонами запрещена переписка, не говоря уже о том, что свиданий у мужа и жены, отбывающих срок, быть не может.

Карину тоже забрали — прямо из детского сада сразу после приговора. Но Елена не повесилась. Опеку над Кариной оформила старшая дочь Ольга. Опекунами Ангелины стали ее крестные, друзья Мовшуков. В последнем звонке домой из колонии Елена жаловалась дочери, что ее лишили передач и свиданий. Но она выдержит. Она вырезает сердечки из бумаги и посылает в письмах домой — это, говорит Елена, бабушкино сердце. Для внучки Софии, которая родилась через неделю после ее ареста.

Организатор несанкционированных чаепитий

У Ольги Золотарь — пятеро детей. Старшей — 17, младшему — 4. Семья живет в поселке Ждановичи под Минском. 18 марта прошлого года Ольгу задержали, когда она везла 10-летнюю дочь в музыкальную школу. Вечером того же дня пришли и за мужем Ольги Сергеем Ганкевичем.

На следующий день Ганкевичу присудили 10 суток ареста за бело-красно-белый флаг в окне. А Ольгу перевели в СИЗО и предъявили обвинение по двум статьям уголовного кодекса Беларуси — «создание экстремистского формирования» (статья 361-1) и «организация действий, грубо нарушающих общественный порядок» (статья 342). В тот же день в официальном телеграм-канале УВД Миноблисполкома появилось сообщение об аресте Ольги Золотарь, которая «являлась администратором местного дворового чата и организатором несанкционированных массовых мероприятий, так называемых «чаепитий», «прогулок», «концертов». Данные мероприятия женщина организовывала с лета прошлого года и являлась их активным участником».

Ольга действительно администрировала дворовый чат «Клуб любителей песен Цоя». В августе 2020 года, когда после президентских выборов беларусы сотнями тысяч выходили на улицы протестовать против фальсификаций и насилия, они будто и сами себе удивлялись: как же нас много, оказывается! В то лето не только «Мы ждем перемен» Цоя оказалась самой популярной в Беларуси песней. Еще — сплиновская «Мы не знали друг друга до этого лета». И правда — не знали. И по всей стране начали появляться локальные чаты — двора, квартала, микрорайона. Люди знакомились, собирались вечерами с термосами на чаепития, организовывали помощь арестованным соседям, собирали деньги на штрафы для тех, кого осудили административно. Беларусские музыканты по вечерам ездили по этим чаепитиям и давали концерты. Оттуда, из этих дворовых чатиков, и поднялась волна беларусской солидарности, которой потом аплодировал весь мир. И поговорка «беларус беларусу беларус» — тоже оттуда. К середине осени власти решили, что горизонтальные связи и дворовые чаепития чертовски опасны. И началась охота на администраторов местных чатов.

После ареста Ольгу Золотарь били — «выбивали» пароль от телефона. На первом же допросе она заявила о пытках и потребовала проведения судмедэкспертизы. Экспертизу назначили лишь через семь недель — после того, как гематомы и ссадины уже точно исчезли. А адвоката Ольги Андрея Мочалова, который говорил об избиении Ольги публично, сначала лишили лицензии, а потом и вовсе осудили и отправили на «химию».

Ждановичский чат любителей песен Цоя был признан экстремистским формированием.

На суде прокурор Жанна Баранова зачитывала обвинение: «Золотарь приняла меры по сплочению участников сообщества, а именно: морально их поддерживала, организовывала проведение совместного досуга».

Обвинение предъявляло доказательства вины: Золотарь организовывала встречи в местной библиотеке, где подписывали рождественские открытки для политзаключенных; приглашала участников чата на курсы беларусского языка; обучала людей «защите и уклонению от преследования и задержания»; организовывала проведение совместного досуга; участвовала в несанкционированном шествии, несла плакат «Мир, любовь, свобода». А при обыске в ее доме нашли красные и белые воздушные шарики и бело-красный зонтик. Эти предметы прокурор предложила уничтожить как экстремистскую символику.

В последнем слове Ольга Золотарь процитировала южноафриканского архиепископа и лауреата Нобелевской премии мира Десмонда Туту: «Господь Бог создал нас и сказал: «Идите, дети мои». Теперь вы свободны. И он так уважает нашу свободу, что готов позволить нам отправиться в ад по нашей собственной воле, вместо того, чтобы под принуждением вести нас на небеса». Ее приговорили к четырем годам лишения свободы. Поскольку муж остался на свободе, на ее пятерых детей гопсударство больше пока не покушалось.

Из письма Ольги Золотарь родным: «Во мне горит любовь. Любовь к моей семье, а также всем людям, включая моих обидчиков».

«Какую цель преследовали?» — «Правду»

У Ольги Томиной 560 тысяч подписчиков в Инстаграм, студия визажа и трое детей — 13-летние близняшки-дочери и 11-летний сын. В профессиональных кругах ее называли «богиней цветных макияжей». Ее арестовали 9 марта, как раз накануне дня рождения сына. Потом провластные телеграм-каналы с большим удовольствием это обсуждали: вот, вместо того чтобы с ребенком провести его день рождения, она в СИЗО отправилась, а ведь был же выбор.

В том-то и дело, что многие беларусы — да что там многие, абсолютное большинство — в августе 2020 года поверили, что есть выбор. Что наконец можно изменить ситуацию в стране. Что сотни тысяч людей на мирных акциях будут услышаны. Что «кивалы» в избирательных комиссиях наконец устыдятся своего многолетнего вранья и впервые за десятилетия подсчитают наконец голоса. И беларусский режим до сих пор преследует тех, кто выходил в августе 2020 года на улицы. Ольгу Томину арестовали за участие в маршах спустя полтора года — по фотографиям с акций. Силовики до сих пор их изучают, устанавливают личности и арестовывают.

Ольгу арестовало самое одиозное подразделение беларусского МВД — ГУБОПиК. Вообще-то изначально его задача — борьба с организованной преступностью и коррупцией. Но сами «губоповцы» в последнее время называют себя центром борьбы с экстремизмом. Сидят в интернете, изучая старые посты и фотографии августа 2020 года, выбирают, за кем прийти завтра, и сочиняют подводки к будущим видео, которые они любят записывать на фоне двери. Подводки, скажем прямо, без фантазии. В случае с Ольгой Томиной это звучало так: «Про эту дамочку рассказ можно начинать со слов «жила-была Оля». И дальше — про успешный бизнес, троих детей, большие заработки, хорошую квартиру в центре. В общем, «все это она променяла на тюремные нары, будет теперь мейк-ап сокамерницам делать». (Кстати, в этом они не ошиблись — в СИЗО Ольга Томина действительно «наводила красоту» всем сокамерницам и давала мастер-классы.)

Ольгу отвезли в тюрьму не сразу — сначала в ГУБОПиК, в тот самый кабинет с дверью. Измененный голос на видео спрашивает, участвовала ли она в протестных акциях. Ольга не возражает: да, участвовала. Голос спрашивает: с какой целью участвовали? Ольга отвечает: за правду. Потом это видео силовики опубликовали на ее странице с полумиллионом подписчиков в Инстаграм, взломав аккаунт.

В камере СИЗО Ольга Томина всем рисовала стрелки и губы, а еще каждый день делала по 200 приседаний и 200 «скручиваний». В одном из писем домой она написала: «Все, что со мной происходит, я воспринимаю как своего рода квест, ну никак иначе не получается. Первый день в ИВС, конечно, трясло, сложно было собраться с мыслями, все казалось, что это странный сон. Но потом, когда оказалось, что я такая не одна, — стала быстренько приходить в себя, насколько это было возможно в тех сверхспартанских условиях. Потом мы уже с девочками освоились: ели хлеб, играли в мафию, крокодила. Да и просто разговаривали на всякие интересные темы. В СИЗО все намного проще, как бы странно это ни звучало. У меня есть своя «постель» на втором этаже, книги, расчески и даже крем».

26 мая Ольгу приговорили к двум годам лишения свободы по «народной» статье 342 — организация действий, грубо нарушающих общественный порядок. Обвинение строилось на нескольких фотографиях с августовских маршей 2020 года, на которых красивая женщина с идеальным макияжем просто улыбается.

Вышла на площадь, прошла по городу, организовала чаепитие для соседей — вот за что сидят эти женщины. И другие — тоже. Не хочу писать о кровавом режиме, с режимом и так все понятно. Я о другом. Об арифметике. Три женщины сидят в тюрьме, и 13 детей страдают. В Беларуси несколько тысяч политзаключенных (точную цифру не могут назвать даже правозащитники). И у большинства — дети. Пусть не пятеро и даже не трое. И все равно, даже по самым грубым подсчетам, тысячи детей сейчас без мам или пап, или без обоих — и не понимают, почему.

Впрочем, скорее всего, уже понимают. Дети политзеков взрослеют быстро — как на войне.

Ирина Халип, «Новая газета. Европа»