Боец полка Калиновского: Последние события приближают конец Лукашенко

Гомельчанин рассказал, как пережил Бучу и вступил в беларусский полк.

Гомельчанин Игорь Кравченко, который из-за политического преследования вынужден был выехать из Беларуси в Украину, встретил войну в Буче под Киевом. Он своими глазами наблюдал бесчинства московитских военных и их агрессию по отношению к мирному населению. Ощутив на себе ужасы московитской оккупации, беларус смог выбраться из захваченной территории и вскоре присоединился к полку Кастуся Калиновского. Своими впечатлениями и мыслями гомельчанин поделился с «Флагштоком».

Игорь Кравченко

«Были бои в самом городе, просто ад творился. Час прожил — и хорошо»

Беларус уверен, что остался жив чудом. Вот что вспоминает Игорь о тех страшных днях:

«Под оккупацией я пробыл всего несколько дней. 5 марта заняли город, а 8 марта мы оттуда вышли. Через линию фронта — Ирпень, Романовку и на Киев. Фактически, я был три дня под оккупацией, но то, что там творилось, — это был просто ад. Начиная с 25 февраля, когда в самой Буче начались бои, не было связи, газа, сразу пропало тепло, стало очень холодно в квартире, а за питьевой водой приходилось ходить под обстрелами. Когда войска прорывались из Гостомеля, военные прямо возле дома бегали, потом танки из-за угла, были бои просто в самом городе, при этом еще и обстрелы, и авиация. Просто ад творился. Час прожил — и хорошо. Стрельба могла прекратиться в 2-3 ночи и возобновиться в 5 утра — как по расписанию. Жутко было, когда авиация на Ирпень низко заходила: Су-24 и Ка-52. Такое впечатление, что он сейчас в форточку влетит…»

«Я понимаю людей, которые жили в серой зоне 8 лет»

Но на 3-4 день привыкаешь к обстрелам, отмечает гомельчанин — знаешь, откуда прилетает:

«Страшно, когда выходишь из дома. Я понимаю людей, которые жили в серой зоне 8 лет. Привыкаешь до такой степени: попадет так попадет, нет так нет. У нас не было ни бомбоубежища, ни даже подвала. Жили в трехкомнатной "хрущевке" с семьей беженцев из Минска с четырьмя детьми — они спали в коридоре перед дверью туалета. Задвинули шкафами окна — от осколков. Но к нам ничего не попало. При нас, по-моему это было 26 или 27 февраля, расстреляли троих волонтеров на машине с надписями. Они развозили лекарства и продукты из Рады. Люди затащили их в подвал, и там тела пролежали около 10 дней — в подвале дома, где жили люди».

Вокзал в Буче во время оккупации в феврале
фото: Игоря Кравченко

Машину с 5 детьми развернули, а потом расстреляли

Гомельчанин рассказывает, как сосед Николай на своем «Рено» вывозил людей из Гостомеля и Ворзеля:

«Повез мать и пятеро детей. По всей машине были на листах А4 по букве на каждый лист надпись "ДЕТИ" — не заметить было не возможно. Они доехали до блокпоста московитской армии, те приказали развернуться. Когда он это сделал, начали стрелять. В 6:30 машина влетела во двор — у матери было сквозное ранение ноги, аж кусок мяса вылетел, ребенку чиркнуло по голове. Просто кошмарная картина. Нет связи, нет лекарств, начался обстрел, ее удалось вывезти только на следующий день, когда опухла нога».

«Думал, сейчас полоснет в спину и все»

5 марта, когда увидели, что московитские войска стоят везде, решили, что надо выходить, продолжает гомельчанин:

«Когда выходили, нарвались на московитский патруль, нас чудом не расстреляли. Выходили оврагами, и если бы нас там хлопнули, так бы там и валялись неизвестно сколько. Я услышал в последний момент: "Стреляю!" Солдат стоял на насыпи, автомат в боевом положении. Знакомая говорит: "Пройдем", а я говорю, что сейчас полоснет в спину и все. Мы вернулись — там были два совсем молодых парня, стоял БМП или БРД, наверное они из него нас увидели и вышли. Слава Богу, документы не спрашивали. У меня вещей практически не было, у знакомой были вещи, она показала. Спросили у нас, почему выходите. Рассказывать тогда им, почему они оккупанты, желания совсем не было. Сказали, что света нет, воды нет, газа нет, вообще ничего нет, поэтому выходим. Тогда они сказали: ладно идите, только белые тряпки в руки. У нас ничего белого не было, пришлось порезать белое платье знакомой. Она привязала на руку, а я не захотел, потому что московитские военные так носили, поэтому просто накинул, держал вместе с сумкой. Когда вышли на Ирпень, у народа глаза были по семь копеек — что мы умудрились выйти из Бучи. В то время где-то 30% Ирпеня было оккупировано, но бои шли где-то в другой части города. Какие-то волонтеры нас подвезли, и мы вышли на Романовку, наполовину разбитую — там дымилось все, лес на протяжении нескольких километров весь выгоревший…»

Романовский мост в Ирпене. Фото: Reuters

«Это был апокалипсис»

Игорь Кравченко эвакуировался через Ирпень возле того самого Романовского моста, фото которого облетели мир.

«Жуткая картина была: на несколько километров все полосы просто заставлены пустыми машинами, где-то даже с ключами. Мост взорвали, и люди просто уходили. Из-за прилетов несколько машин стояли сгоревшие. Как апокалипсис. Под мостом ВСУ стояли, волонтеры помогали людей переправлять. Под этим мостом инвалидные коляски брошенные, коляски детские, через речку деревья лежат. Под мостом были человек пятьсот или тысяча, очереди. Общая атмосфера — просто кошмар. Когда до Киева добрался, тут просто курорт был, хотя тогда считалось, что это еще достаточно горячая точка».

В интервью Игорь просил не уточнять свои боевые задачи и перемещения, а изначально в Киеве он занимался помощью беженцам:

«Я не верил, что такая полномасштабная война будет, думал, что обострение на востоке только. Но когда мы обсуждали с волонтерами, я говорил, что буду или защищать, или помогать. Тогда уже батальон организовался, все кто в Киеве к тому времени остался, все были там: и председатель «Молодого фронта» Денис Урбанович, и беларусы, которые приехали из Варшавы — в первые дни войны они выехали из Украины, но потом вернулись. Списался с ними и на следующий день уже был в батальоне».

Сейчас гомельчанин выполняет задачи на месте дислокации полка — отвечает за пищевое снабжение как на базе, так и на боевых позициях.

«После Бучи я уже знал, что никуда не уеду»

Игорь был знаком с недавно погибшим в бою Иваном «Брестом». Вот как он описывает бойца:

«Это человек войны, он жил войной. Постоянно воевал: после боевых мало отдыхал, нервное напряжение сказывалось. Сейчас время такое, что не позволяет отдыхать. Было такое, что он приезжал с боевых и ему нужно было вновь уезжать на боевые, и уже на следующий день выезжал, вообще не отдыхая».

О себе гомельчанин такого сказать не может:

«Я — точно не человек войны, и не искал ее. Война меня самого нашла, к сожалению. В таких обстоятельствах ожесточаешься, черствеешь, привыкаешь к страху. После Бучи я уже знал, что никуда не уеду».

Игорь полагает, что рано или поздно Путин может прогнуть Лукашенко, чтобы он отдал приказ своей армии идти в наступление:

«Хотя все понимают, что Беларусь сегодня не готова. У меня есть знакомые, которые имеют отношение к беларусской армии. Они сообщали еще в марте месяце, что офицеры говорят, что мы вас не поведем. А если нас снимут, то вы знаете как выводить из строя технику и сдаваться в плен. Такое настроение в армии — категорически против, вплоть до офицерского состава, даже если поступит приказ. Но угроза есть, потому что Лукашенко продал страну ради возможности держаться у власти».

«Оккупанты национальности не имеют»

Беларус считает, что ситуацию вокруг Киева создал именно Лукашенко, поэтому он такой же военный преступник как и Путин. И его преступление станет еще большим, если он бросит беларусских контрактников на Донбасс:

«Они станут такими же оккупантами как и московитская армия — оккупанты национальности не имеют. Мне будет жаль, наверное, что они — беларусские парни, но они оккупанты».

Также Игорь высказал предположение, что ждет Беларусь на фоне войны Московии против Украины — ближе ли беларусы стали к победе над режимом, чем в 2020 году?

«То, что Путин развязал войну в Украине, наверное, приближает конец Лукашенко. Поражение Московии в войне — а я уверен, что Украина победит в этой войне — станет концом режима Лукашенко. Но какими жертвами, какой ценой… Я не думаю, что война быстро закончится. Они будут долго цепляться за Херсон, потому что это их единственное серьезное завоевание. Они за Херсон крепко цепляться будут, но сносить его, как Мариуполь, мы не можем — это вообще вне рамок. Думаю, война продлится еще где-то полтора — два года, и что осенью наступит такой перелом, после которого мы постепенно начнем забирать свое», — надеется беларус.