Зачем беларусской шляхте понадобился сарматский миф?

Идеалы воинской доблести, семьи и свободы лучше всего сохранились в «сарматских портретах» наших предков.

Между историческими сарматами и одноименным портретом, возникшем в Речи Посполитой, – почти две тысячи лет. Как же они связались?

Зачем шляхте понадобился миф о сарматах? Можно ли, всмотревшись в сарматский портрет, уловить некоторые черты эпохи, его создавшей?

Для ответа на эти вопросы Елена Верещагина в статье на planetabelarus.by предлагает посмотреть на картины:

Человек – условный знак

Итак, что на поверхности? Люди (слева – подканцлер ВКЛ Станислав Антоний Щука, справа – предположительно, князь Михаил Борисович) изображены в полный рост. На них дорогая одежда, аксессуары репрезентативны, на картине слева в углу виден сопроводительный текст. Иногда на сарматских портретах встречается и герб. На фоне – тканевая драпировка и схематичный интерьер.

Присмотримся. И в том, и в другом случае художник искусно прописал одежду: она объемная, реалистичная, детали и цвет работают на то, чтобы «рассказать» о платье как можно больше. При этом тела людей, и особенно лица, как бы застыли. Позы неестественные: разве можно так стоять, так держать голову? Лица плоскостные. В своем торжественном оцепенении они напоминают иконы. И не зря – техника во многом та же. Кажется, будто одежды рисовал один художник, а тела и головы – другой. Фон и там, и там не дает пространственной глубины. Мы не можем «проникнуть в картины», в них нет психологизма, но есть антураж. Часто на сарматских портретах шляхтичи изображались с атрибутами власти: гетман – с булавой, маршалок – с жезлом.

Известный исследователь сарматизма Лариса Тананаева в книге «Сарматский портрет» пишет: «Человек не столько изображается, сколько обозначается, он лишь условный знак». Портреты подобны, видно, что их писали по одной схеме. О каком же знаке идет речь?

Инстаграм XVI века

На этих полотнах изображены шляхтичи Речи Посполитой – привилегированное сословие. Энциклопедия «История Беларусского искусства» пишет, что если в смысле богатства шляхта XV-XVI веков не была однородной, то в поведении стремилась к единству. Это и понятно. Особая общность охраняет свою «особость», создавая системы знаков, норм, правил быта. Схожие парадные портреты – тоже часть общего стиля.

Как мы уже заметили, они нарисованы по одной схеме. Неважно, о чем думают эти люди, важно, во что они одеты, что держат в руках, что сообщает об их титуле сопроводительный текст. Сословно-общее превалирует над индивидуальным. Многие портреты сливаются в один – должный образ шляхтича, который живет и выглядит, как полагается. Все это слегка напоминает инстаграм, призванный демонстрировать определенный «стиль жизни», вам не кажется?

Моды и привычек достаточно, чтобы склеить сословие, но мало, чтобы объяснить его особость самому себе и другим. Для этого нужна легенда.

Как шляхта объясняла, что она на вершине социальной иерархии? Уникальным генетическим кодом. Мол, когда-то, в незапамятные времена территорию современных Польши, Беларуси и Литвы заселили ираноязычные воинственные племена – сарматы. Они покорили местное население, потому что были отважными, умными и, как пишут сегодня в резюме, имели выдающиеся лидерские способности. А что местное население? Подчинилось вестимо.

Так, польский историк Мартин Бельский пишет в своей «Хронике»: «…Явно и ясно, что именно мы и есть сарматы, и поэтому что о сарматах писалось, то правильно считать написанным о предках наших». Тананаева, в свою очередь, утверждает, что в XV-XVI веках поисками генеалогии занималась не только Речь Посполитая, но вся Европа. Вот тогда-то и появился сарматский портрет.

Семья, война и свобода, свобода, свобода

И Тананаева, и составители энциклопедии «История беларусского искусства» пишут о том, что в XVI веке зародилась сарматская идеология, а период со второй половины XVII века до середины века XVIII в Речи Посполитой в научном сообществе называют даже эпохой сарматизма.

Какие ее черты, хотя бы основные, можно выявить? Мы уже сказали о понятном желании шляхты обособиться, но чем жил «сарматский народ»? Каковы его идеалы и ценности? Что за люди были наши шляхтичи?

Важнейшая дата – 1573 год. Именно тогда шляхта начинает выбирать короля прямым голосованием. Королевская власть неминуемо слабеет, гопсударственное и общественное устройство меняется.

В своей книге Тананаева пишет, что правление Речи Посполитой – это смесь монархии, аристократии и демократии. Шляхта становится господствующим классом. Что важно, ее очень много, больше, чем дворян во многих других странах. С каждым годом шляхтичи завоевывают все больше гражданских прав. И ожесточенно их охраняют. По словам Тананаевой, многие из них – убежденные республиканцы. Главной целью и ценностью в жизни шляхтича становится свобода.

Причем свобода «наша и ваша». Другой идеал всего сословия – равенство. При наличии герба можно было с одним конем да мечом чувствовать себя равным магнату. Вспомним длинные надписи и гербы на сарматских портретах. С их помощью картина превращалась в документ, призванный рассказать о происхождении, статусе и, соответственно, об исключительных правах.

В слабеющем гопсударстве закономерно крепнут клановые, семейные связи. Как писал польский историк Владислав Лозиньский, Польша (читай – Речь Посполитая, прим.авт.) держалась не на личности, как считалось. Она держалась на семье.

Клановое сознание плюс желание «отрастить корни» и связать себя аж с легендарными сарматами в сумме дали культ галереи предков. Представим множество сарматских портретов в одном зале. За счет схожей стилистики все вместе они образовывали портрет рода – сильного и легендарного. Рода же складывались в особое сословие. Получалось могучее генеалогическое древо господ с мощным корнем и множеством устремлённых в небо ветвей.

Не забудем и о «политической конъюнктуре». Как пишет Тананаева, в XVII веке Речь Посполитая пожила мирно 32 года. То есть две трети столетия шляхта воевала – с русскими, шведами, турками, а внутри страны – с казаками Богдана Хмельницкого. На многих сарматских портретах шляхтичи изображены в рыцарском одеянии. «Homo militans», или «человек сражающийся» – так называл шляхту польский филолог и фольклорист Чеслав Хэрнас. Непрекращающаяся война становилась психологией. Сражение за сражением формировали в людях определенный набор качеств: удаль и бесстрашие, готовность сражаться и умирать, но также лихачество, нетерпимость, стойкое чувство безнаказанности.

Так вышло, что в XVII веке католическая Речь Посполитая воевала исключительно с иноверцами. Отсюда – логичный мессианизм. Его развитию поспособствовала и география – Речь Посполитая, как мы знаем, располагалась на цивилизационном перекрестке. Шляхтичи видели себя рыцарями, которые защищают не только отечество, но и весь католический Запад. И это еще одна черта сарматизма.

Постараюсь упредить очевидный вопрос: почему «католические воины» часто одеты как турецкие вельможи? Парадоксы (впереди еще не один), возможно, помогут нам приблизиться к пониманию сарматизма – многослойного и противоречивого направления в искусстве, культуре и мировоззрении Речи Посполитой. Да, шляхта берегла Запад от мусульманского Востока и обожала восточный колорит.

Одновременно.

Некоторые исследователи считают, что дело здесь в претензии на уникальность. Шляхта охраняла свои «золотые вольности» и общественно-политический строй, при котором они стали возможны. Любо чужое влияние, чреватое сменой порядка, встречало отпор. Отсюда стремление быть не как все и сочетание, казалось бы, несочетаемого.

Шляхта с народом, Польша с народами

Еще один парадокс сарматизма, и в то же время ключ к его пониманию – фольклорные мотивы в сарматских портретах. Откуда бы им взяться, если шляхта так старательно обносила себя забором, декларируя даже не культурную, а генеалогическую разницу между собой и простым людом?

фото 6.jpgПовторюсь: шляхта не была однородной. Кто-то ради парадного портрета мог «импортировать» западноевропейского художника. Другие были беднее, но разве это повод отставать? Они заказывали картины тем, кого могли финансово потянуть: то есть местным мастерам, из народа. Эти художники не были неумехами, просто в их кругах выработалась другая традиция. Многие из них жили на исконно православных территориях. Иконопись была их художественным навыком, и вдруг перестройка на парадный портрет. Так и возник этот удивительный синтез.

Как пишет «История беларусского искусства», можно выделить несколько ярких черт местной традиции. Первая: сарматский портрет строится на контрасте холодных и теплых тонов, потому он получается столь торжественным. Цвета даже не играют, они горят. Но не диссонируют. Вторая черта: иконописное понимание перспективы. Художник «распластывает» фигуру по плоскости – и вот человек застыл, нет никакого движения. Мы узнаем в нём ту строгость и значительность, которую уже видели в религиозной живописи. Третью черту формулирует исследователь Василий Воронов: поливариантность. В своей книге «Крестьянское искусство» он пишет: «При малой подвижности иконографических мотивов и стойкости традиционных форм, крестьянское искусство обладает исключительным значительным обилием вариантов». Две другие черты добавляет Тананаева: каноничность и анонимность.

Но шляхтичи обращались к местной традиции не только вынужденно. Многие из них жили довольно скромно и бок о бок с крестьянами. Дистанция была, но не огромная. И, конечно, без культурного взаимообмена не обходилось.

Еще одна важнейшая черта сарматизма – полиэтничность. Расхожий тезис о том, что шляхта Речи Посполитой была «польской-препольской» не выдерживает критики. Говоря о взаимоотношениях поляков, литвинов и украинцев, литовский литературовед Томас Венцлова утверждает, что они включали «игру притяжений и отталкиваний, взаимного интереса и недооценки, культурных влияний и полемики». Сарматизм – «искусство на кресах», добавляет Тананаева. «Ведь Европа была далеко, – пишет исследователь, – а турки, татары, православный мир близко. Близка со своим великолепным народным искусством Украина».

И речь не только о мелкой шляхте. Многие магнаты, хоть и были полонизированные, происходили из древних православных княжеских родов с территории современных Беларуси и Украины. Вспомним хотя бы Острожских. Так о какой монолитной «только польской» культуре шляхты может идти речь?

И мы сарматы?

Статью пора заканчивать, хотя разговор про сарматизм только начался. Это явление настолько сложное, что «взять его с наскока» – одним артикулом, конечно, нельзя.

Пусть этот материал станет отправной точкой вашего путешествия в мир сарматов Речи Посполитой. У нас с ними не так уж мало общего. Мультикультурное своеволие мы точно унаследовали.