«Русский подстрелил украинца, а беларус делал перевязки»

Бывшие студенты Полоцкого университета провели две недели в подвале Гостомеля и рассказали свою необычную историю.

Анна Богданова и Александр Сущевский — экс-студенты Полоцкого гопсударственного университета, которые могли бы спокойно закончить универ и получить дипломы, но после выборов 2020-го не смогли остаться равнодушными к репрессиям, которые развернулись в стране и их родных Полоцке и Новополоцке. Они — участники нашумевшего видеообращения и флешмоба в поддержку студентов-политзаключенных с бритьем головы и многих других акций.

Лукашисты заинтересовались молодыми людьми после первого же публичного высказывания. Потом были с десяток разговоров в РОВД и прокуратуре, выговоры в университете, обыски дома, штрафы, сутки и уголовные дела по статьям 369 (Оскорбление представителя власти) и 391 (Оскорбление судьи или народного заседателя), развития которых оба решили не ждать и уехали в Украину.

Кто бы мог знать, что не успеют они обжиться в Гостомеле, как их ждет очередное ужасное испытание: война, две недели жизни в подвале и эвакуация под обстрелами.

«Наша Ніва» поговорила с Анной и Сашей о пережитом.

«Если я чувствую несправедливость, то озвучиваю это и стараюсь отстаивать свои права»

Саша учился в Полоцком гопсударственном университете на финансово-экономическом факультете. Завсегдатай научных конференций, номинант на студента года Беларуси в 2019 году. Аня должна была стать дизайнером интерьеров. От одних из лучших студентов руководство вуза не ожидало «повода».

Саша: «Я понимал, куда я «лезу» и что мне за это будет. Но, когда ты видишь, что происходит, когда ты сам был участником событий 10 августа (а у нас именно 10-го началась самая жесть), после этого молчать было бы странно. Поэтому я и включился в независимый совет Новополоцка, который решал первые три-четыре месяца разные вопросы: встречи с депутатами, акции, отчеты с них, стикеры, печать листовок».

Аня: «У меня по жизни такая позиция: если я чувствую несправедливость, то это озвучиваю и стараюсь отстаивать свои права. Поэтому мне была не понятна позиция однокурсников, которые могли продолжать жить, закрывая глаза на насилие и репрессии, концентрироваться на себе и своих делах.

Проблема в том, что, если ты сначала идешь простейшим путем и ничего не делаешь, это не значит, что тебя не зацепит в будущем. И вот мой поток сейчас выпускается, и они в ужасе от ситуации с работой. А это все взаимосвязанные вещи».

Аня в во флешмобе, в котором студенты ПГУ побрились в знак солидарности с репрессированными

Саша считает, что им удалось сделать ПГУ одним из самых протестных региональных вузов и приводит в доказательство цифры. Но и сам объем давления на активистов показывает, насколько они стали дискомфортными для сторонников режима: только Сашу таскали в прокуратуру и РОВД около 15 раз. Демонстрирует «проблемность» ПГУ и то, сколько увольнений прокатилось там после: был заменен даже ректор — прогрессивного Дмитрия Лозовского, который никого не увольнял по «политическим» мотивам, заменил Олег Романов, член Совета Республики и сторонник «правильного идеологического воспитания молодежи». А теперь еще и председатель «Белой Руси».

На следующий день после публикации этого видеообращения почти ко всем ораторам постучались из милиции. Еще одно громкое высказывание, которое спровоцировало мгновенную реакцию, — акция «ноль промилле» в поддержку журналистки TUT.BY Екатерины Борисевич и доктора Артема Сорокина. Всех, кого опознали, осудили по статье 23.34 КоАП (сегодня — 24.23).

«У нас за плечами был травматический опыт эмиграции куда-то и не хотелось бежать снова»

После обыска и уголовных дел, которые замаячили на горизонте, молодые люди уехали в Украину: Саша — в январе 2021-го, Аня — летом того же года.

Саша: «Первое время я жил в студенческой коммуне в Киеве — два месяца проживания в одной из трех квартир для студентов, которые были вынуждены покинуть Беларусь, оплачивала сутдентский совет ЗБС. Еще до всех событий я работал фотографом и ретушером и, как только нарастил объемы заказов, понял, что могу снимать квартиру сам. В Гостомеле квартиры были лучше за меньшую стоимость, и это близко от Киева, поэтому я переселился туда. Позже ко мне приехала и Аня».

Wyświetl ten post na Instagramie

Post udostępniony przez Александр Сущевский (@_suschevsky_)

Аня: «Со временем я устроилась в Киеве в небольшой магазин — ездила туда, занималась дизайном и печатанием различной продукции. Как-то освоилась, было понимание будущего и планы, а потом случилось 24 февраля…»

Саша: «Я обычно не просыпаюсь рано, а тут меня начали будить телефонные звонки: «Война, война».

Ну, и потом ты смотришь в окно, а уже начали летать вертолеты, когда были попытки высадки десанта. Издали виден гостомельский аэропорт, который бомбят, жилой сектор, который также бомбят неподалеку. Что делать?

Мы не понимали, куда бежать: ты в Гостомеле, но цель же, кажется у русских, Киев. А куда тогда ехать? Не было понимания, где конкретно ты сможешь быть в относительной безопасности. Плюс у нас за плечами был травматический опыт эмиграции куда-то и не хотелось бежать снова, до последнего. Поэтому мы решили остаться в первый день и в итоге потеряли самый ценный и удобный момент для эвакуации».

Аня: «Я, кстати, узнала о самолете «Мрія», когда он уже горел, к сожалению. И 24-го еще вышла на работу: собиралась ехать в Киев, но начальство написало, что не надо. Видела вокруг таких же растерянных: кто-то покупал продукты, но очень мало, будто не верил в то, что это надолго».

В ночь с 24-го на 25-е февраля молодые люди решили остаться дома.

Аня: «Когда мы ложились спать в эту ночь, помню ощущение: ты настолько измотана после стрессов за целый день, что была одна мысль: ну, не проснусь больше, так и ладно. Что я сейчас сделаю? Я просто очень хочу спать».

Саша: «Теперь, когда я вспоминаю жизнь довоенную, за неделю-две до событий, то понимаю, что воздух вокруг был наэлектризован возможностью войны, но никто не хотел в ее вероятность верить».

«Русский подстрелил украинца, а беларус делал перевязки»

На второй день эвакуация из Гостомеля стала уже опасной — Аня и Саша начали искать подвал, где могли бы устроиться и спрятаться на время обстрелов и прилетов ракет. Они жили в новом квартале «Покровский», в 10-этажной высотке, но ее подвал оказался подтопленным и с очень низким потолком. В результате они двинулись к соседнему дому — более старой пятиэтажке, находившейся в 200 метрах. Там в подвале нашли уже других людей.

Саша: «Всего в жилом квартале обустроили три или четыре подвала. В нашем было около 50 человек, около семи детей и один совсем грудничок. С одной стороны мы были спрятаны нашим 10-этажным домом, с другой была стройка — это как-то успокаивало, что вот ты чуточку чем-то обнесен, и авиаудар вряд ли на дом с нашим подвалом сразу пришелся бы».

Аня: «Мы взяли с собой такой походный набор — рюкзаки с вещами первой необходимости. В первый же день закупились едой, но с большего то были разные крупы, а через пару дней у нас уже не было возможности готовить. Наш дом завязан на свет: если он исчезает, то не работает бойлер и, соответственно, нет воды, плюс не работает плита. Отопление же в нашем доме отключили вообще в первый день войны».

Саша: «Но в пятиэтажках были газовые плиты, мы познакомились с соседями оттуда и первое время готовили в их квартирах: там были организованы так называемые «полевые кухни».

Сначала люди просто приносили то, что накопили в холодильниках. Когда эти продукты закончились, то мы ходили в магазин в одном из домов. Потом — в магазин в 5-7 минутах: жильцы ее вскрыли и по очереди набирали там еду.

Все, мне думается, в детстве мечтали зайти в магазин и брать все, что хочется. Но в такой ситуации ты попадаешь внутрь и не знаешь, что взять. Особенно если ты в магазине без света, под ногами у тебя стекло, а вокруг слышатся взрывы».

Под туалет в подвале была выделена одна из комнат, которая в мирное время предназначалась для хранения вещей и заготовок жильцов: туда просто поставили ведра. Но главным физическим дискомфортом стало не это, а февральско-мартовские морозы. В подвале замерзала даже вода, и люди на матрасах, в куртках, под несколькими одеялами все равно не могли согреться ночами.

Аня: «Уже когда мы эвакуировались, я очень боялась, что с замерзшими пальцами могут быть какие-то проблемы. Но, к счастью, все нормально».

Аня: «Рядом с нами, как мы уже говорили, была стройка, и там имелся уличный туалет, но после того, как один из наших отошел в ту сторону и ему прострелили ногу, туда больше никто не ходил».

Саша: «Русский подстрелил украинца, а беларус, то есть, я, делал перевязки. Это случилось в период основной жести — с 1-го по 3-го марта. Тогда мы почти не выходили из подвала, потому что велись бои, над нами ездили танки».

«Детская площадка в мясо после танков — все, можно снимать сериал для Netflix»

После того, как город заняла русская армия, жильцы, с разрешения военных, разводили костер на детской площадке во дворе и готовили там.

Саша: «Мы сделали большую ошибку, оставив часть продуктов, натасканных из магазинов, в квартирах. И когда нас оккупировали, все, что было дома, уже стало не нашим. Чтобы вы понимали: на момент нашей эвакуации у нас оставалось еды на пару дней, а гуманитарку в город уже не пускали, расстреливая машины с помощью».

Бывшие студенты рассказывают, как конкретно узнали, что оккупированы: соседка, которая решалась еще находиться в своей квартире, спустилась к ним и сообщила, что ее и всех, кто оставался дома, отправили в подвалы.

Аня: «Они же приехали ночью, и для меня это одна из самых ярких ночей там в воспоминаниях. Ты слушаешь очень громкий звук гусениц танков над собой, какие-то взрывы. Мы сначала пару дней вообще не выходили из подвала, но потом несколько людей решились пойти в разведку».

Саша: «Ты приоткрываешь дверь подвала и видишь, что возле каждого подзьезда стоят БТР-ы, а русские солдаты бегают по лестничным пролетам. Детская площадка при этом в мясо после танков. Все, можно снимать сериал для Netflix».

Военных очень раздражало, когда они видели, что кто-то пользуется телефонами. Да, у людей из соседнего подвала их вообще забрали и раздавили танком, поэтому соседи Ани и Саши уже специально прятали технику.

Саша: «Свет совсем исчез где-то на третий-четвертый день войны, но нам предварительно удалось сделать генератор, и на нем где-то до 3-4 марта мы могли подзаряжать телефоны, пока русские не забрали и генератор».

«В оккупации люди находили в себе смелость высказать свое мнение тем, кто стоит напротив с оружием в руках»

Взаимодействие с соседями в критической ситуации напомнило Анне и Саше солидарность, которая охватила беларусов в 2020 году. Они контактировали со всем ЖК, доставали конкретные лекарства, если это было кому-то необходимо, — с разрешения русских люди выходили на поиски дополнительной еды или каких-то вещей из дома.

Аня: «Я многому научилась тогда у украинцев. Поняла их подход к правам и свободе. Помню ситуацию, когда женщин загоняли в подвал, а они попросили забрать нужные вещи дома. И вот две украинки при этом заставили молодых русских солдат нести эти пожитки в подвал. И те действительно за ними пошли.

Это показывало мощь людей: конечно, они старались не выходить на конфликт, чтобы не навлечь беду на всех, но все равно давали понять агрессорам: «вам здесь не рады». В оккупации люди находили смелость высказать свое мнение тем, кто стоит напротив с оружием в руках: один из мужчин, в квартире которого содержался раненый русский солдат, напрямую жаловался, что у него забрали дом, что его дети не чувствуют себя в безопасности».

Саша: «Некоторые из военных в диалогах с украинцами доказывали нам, что «ваш Зеленский во всем виноват», и, конечно, о мести за Донбасс. Часть говорила, что пришла освобождать украинцев».

Аня: «Мне показалось, что военные сами выглядели немного запуганными. Такими, кто боялся сделать лишний шаг самостоятельно. Видимо, каких-то приказов касательно нас там не было, поэтому они и вели себя не так ужасно, как в других местах».

Саша: «Но с 3-4 марта они начали выломывать двери в квартиры и выносить оттуда вещи. У нас украли фотоаппарат, часы, ноутбук. Мне повезло, можно сказать: накануне я попросился у солдата посетить квартиру, еще до всех погромов, и забрал оттуда в чемодан системный блок с жестким диском (там было девять лет моей работы в разных направлениях — научные работы, фотографии) и всю символику, замотав в плед.

Аня:

«Что меня поразило в нашей квартире, когда мы пришли туда после ухода военных с их импровизированной базы в нашем ЖК, — следы от фисташек. Они ходили по квартире и лузгали их. Я просто представила, как они непринужденно прогуливались, жевали фисташки и выбирали: «Эту технику хочу, эти вещи не хочу». Это просто сюрреализм какой-то».

«Было больно проезжать и видеть красивый, прекрасный зеленый город, с кучей кофеен, где мы жили, разрушенным»

Одним из самых страшных моментов герои называют прилет мины в пяти метрах от Саши — его отбросило звуковой волной и засыпало осколками. А также успешную в конце, но полную ужасов и испытаний эвакуацию.

Накануне 9 марта Саше на телефон пришло смс-сообщение от гопсударственной службы по чрезвычайным ситуациям со списком городов Киевской области, откуда будет разрешена эвакуация, в том числе там был Гостомель.

Саша: «Эвакуация началась для нас утром 9 марта и закончилась 10-го в семь вечера. Мы подружились с одной соседкой — у нее у одной из немногих из ЖК уцелела машина, и она взяла нас с собой. В самом начале мы попали в большую пробку на выезде из города. При этом у нас над головами работала артиллерия, минометы: из нашего ЖК стреляли по позициям ВСУ, шла битва за Бучу. Летали вертолеты. Немного продвинувшись, мы узнали, что впереди подорвался русский БТР и забаррикадировал движение. Что делать? На тот момент мы и еще три машины доехали до бучанской колонии. У одной женщины семья жила в доме в трех минутах от того места — они разрешили, если он целый, там переночевать. Мы разбили в том доме окно и вошли.

Но ночь была страшной: буквально в 500 метрах от нас прилетало раз за разом. Вместо неба мы видели красное зарево с дымом, вокруг все горело. Кроме того, в самом доме было очень холодно, холоднее, чем в подвале. Правда, выбора не было: не возвращаться же в оккупированный ЖК».

На следующий день молодые люди получили новые смс-ки о повторной эвакуации. Им пришлось снова возвращаться в Гостомель и ехать через него в сторону Киева.

Саша: «Было больно проезжать и видеть красивый, прекрасный зеленый город, с кучей кофеен, где мы жили, разрушенным. Видеть наш разрушенный ЖК и руины…»

«Стоит концентрироваться на том, что у нас с украинцами одни и те же враги»

В Киеве Аня и Саша пробыли пару дней и после, при поддержке Free Belarus Center, смогли приехать в Варшаву, где находятся и сегодня в процессе получения международной защиты для легализации.

Аня: «Эмигрировав во вторую страну, трудно снова находить почву под ногами. Плюс еще есть это ощущение, что ты якобы не так сильно пострадал от войны, как другие, ты недостаточно имеешь право, чтобы находиться здесь, потому что ты не поляк. И это чувство, что ты недостаточно какой-то, преследует меня. Как ни крути, мы из страны-агрессора еще…»

Саша: «Лично я сейчас не хочу стесняться того, что я беларус. Я не считаю, что я виноват перед украинцами. Как и все беларусы, которые боролись против режима. Если и обвинять в чем-то, то Лукашенко, Путина, ябатек…. Я же в свои 23 года сделал, кажется, все, что мог. Точно больше, чем многие. И потерял немало».

Аня: «Всем, конечно, стоит сейчас концентрироваться на том, что у нас одни и те же враги. И свобода Украины — это один из главных интересов в том числе для свободной Беларуси. И поэтому важно по мере возможностей помогать Украине».

Александр — автор фотопроекта «MADE IN BELARUS/MADE OF PAIN», оригиналы снимков которого он и спасал из своей квартиры в Гостомеле. Сейчас он планирует организовать выставку в офлайновых пространствах. Также в планах Ани и Саши — продолжение обучения по программе Калиновского и новые фотопроекты.

Wyświetl ten post na Instagramie

Post udostępniony przez Александр Сущевский (@_suschevsky_)