«В Германии буду зарабатывать 2800 евро на старте»

Беларусский хирург рассказал о жизни и работе в эмиграции.

«В беларусской медицине было бы, наверное, все прекрасно, если бы не пациенты», — шутит наш собеседник, беларусский хирург, уехавший из Беларуси в 2022 году. Два года назад журналист «Белсата» брал у него импровизированное интервью в колонне медиков во время одного из маршей протеста. Сегодня – разговаривает с ним на одной из тихих улочек Варшавы: о лотерейных билетах, зарплатах в Германии и Беларуси и отношении к пациентам.

43-летний хирург Александр (имя изменено) не может пока раскрыть свою личность, так как в Беларуси остается его семья. Он уволился в 2021 году и покинул Родину, когда началась «охота» на ортопедов (хотя к травматологии отношения не имел). Нашел работу в Германии, прошел стажировку, но официально пока не устроился – нужно решить вопросы с легализацией. Поэтому – в Варшаве.

– Когда сидишь, ничего не делаешь, ждешь и не знаешь, когда что будет – или через день-два, или через месяц-два, – это опустошает. Неопределенность…

Роль лотереи в беларусской медицине

– Ну, ты же хотел свободы. В ней много неопределенности.

– Да, я знал, что вначале никому не бывает легко. Изучал вопросы эмиграционные уже давно. Но… без семьи – тяжело. Хотя и знаю, что это временно.

– Говоришь, изучал вопросы эмиграционные уже давно. Еще до 2020 года?

– Да. Не то что собирался уехать, но думал об этом. А кто не думает об этом в Беларуси? Это же естественно – рассматривать несколько вариантов своего будущего. Я и смотрел, потому что всегда был «слишком» свободолюбив и имел обостренное чувство справедливости. И из-за этого ко мне всегда было много претензий. Начиная со школы.

– А что в школе?

– В школе застал пионерию. И был одним из двух учеников, кто отказался вступать в пионеры. Учительница возмущалась. А аргументы были такие же, как и сейчас: ты что, считаешь себя лучше других? Такая вот стадная аргументация. В Беларуси она нас преследует всю жизнь.

– Согласен, во взрослой жизни тоже повсюду своя «пионерия». На работе то же было?

– Ага. Все сдали деньги на лотерейные билеты или билеты на концерт, все выписали газеты – а ты не выписал. «Ты что, лучше нас?»

– А правда, неужели лучше? Купил бы лотерейку – выиграл бы машину…

– Я куплю лотерею, если сам захочу. Если вынуждают к этому – протестую. Такая натура.

– Часто ли вынуждали?

– Часто ли, спрашиваешь? Всегда! Это система. Это обязательно. И я не слышал, чтобы кто-то из наших выиграл машину.

И знаешь, в течение 10 лет эти мои отказы воспринимались по-разному. В начале заведующий отделением говорил: «Вот здесь билеты, это необязательно, как хотите». Правда, большинство почему-то все равно покупало. Позже: «Вот вам билеты, можете покупать или не покупать, но… вы же должны понимать, что если не выкупите, то придется мне самому все выкупать». Ну а потом так: «Вот вам лотерейные билеты, это обязательно: кто не купит – обижайтесь на себя, ведь мы одна команда и делаем общее дело». И так далее.

– Ого, по продаже лотерейных билетов можно изучать историю беларусской медицины.

– Медицины, может, и нет (смеется). Это не врачебный вопрос. Такие вопросы вообще не должны вставать в этом пространстве.

Работал на три ставки

– Прочитал на сайте Минздрава о надбавках от министра Пиневича. От 35 % до 200 % от ставки. А ты уехал и не можешь сейчас поучаствовать в этой щедрой раздаче.

– Какие бы они надбавки ни писали – человек будет в проигрыше. Точка.

– Сколько ты зарабатывал?

– Совершенно по-разному. Врачи зарабатывают в зависимости от выработанных часов. Ведь почти никто не работает на одну ставку. Такая загадка есть: «почему врачи работают на полторы ставки? Потому что на одну ставку нечего есть, а на две – некогда». Не слышал?

– Было когда поесть?

– Работал, как минимум, на полторы ставки, в нескольких учреждениях. А максимум было – больше трех. Согласно Трудовому кодексу так нельзя, но они из этого выкручиваются: делают отдельные графики работы. Это не слишком контролируется администрацией. Почему? Потому что человеку, который подрабатывает за счет дополнительной работы, меньше нужно платить. Например, есть три ставки и два врача. Если эту лишнюю ставку разделить на двоих, то общий их заработок будет значительно меньше, чем если взять третьего врача. Там очень хитрая математика.

– На две ставки сколько получалось?

– В лучшие времена получал, может, полторы тысячи евро. Но недолго так было. Ведь заработок – это манипуляционный рычаг в руках администрации.

Они им постоянно пользуются. Когда я окончательно пошел против них, еще до 2020 года, меня сразу подрезали на одну ставку. Тысяча евро? Нет, ты что, даже рядом не было. Те самые «попиццот» разве что, и все.

– Работал ли в «красной зоне» во время пандемии ковида?

– В самом аду не работал. Ничего нового в этом смысле не скажу. Но уже много было сказано, тем же Владимиром Мартовым. Знаешь, если бардак повсюду, то почему ему не быть в красной зоне. Ну и, конечно, манипуляции с цифрами.

Если ты утром на летучке слышишь отчет от дежурного врача, что за сутки умерли в больнице 15 больных от ковида, а потом читаешь официальную статистику Минздрава, что эти 15 – умершие по всей стране, то как это? Ложь возмущала. А потом – выборы…

Медицина и язык

– А что в Германии?

— 30-тысячный город. Трехэтажная больничка. По размерам соответствует нашей районной больнице. А по спектру и количеству операций – хорошей такой университетской областной клинике.

— Руки и головы наших хирургов и других врачей действительно востребованы в Европе?

– За всю Европу не скажу. Но в Польше и Германии – да. В самом начале будет… около 2800 евро чистыми. Таков стартовый минимум. Плюс пособие на детей ежемесячно. В Германии все прозрачно, там есть калькуляторы, и ты можешь до копейки вычислить свою зарплату. И она будет одинакова – у терапевта, хирурга и другого специалиста.

— Справедливо это? У тебя же руки ежедневно в крови, а что тот терапевт… Я бы больше хирургом платил.

— Это неправильно. Я скажу, что большее влияние на твое здоровье, на твою продолжительность жизни имеет терапевт, чем хирург. Ко мне приходят те, кому терапевт не помог. Кроме того, мне кажется более правильным, когда молодой врач выбирает специализацию по своим интересам и способностям, а не по заработку.

– Твой работодатель тебя ждет и держит место, несмотря на то, что ты еще не сдал всех экзаменов?

– Да, ждет. Хорошо знает, что не очень скоро буду. Впереди – экзамен по медицинскому немецкому языку. Учу врачебные термины. Причем можно сказать так: есть два медицинских немецких языка. Одна лексика для людей, вторая – для специалистов. Когда разговариваешь с пациентом, должен использовать простые слова и термины. Но должен пользоваться терминологией профессиональной, когда разговариваешь с коллегой или с руководителем. В Беларуси такому разделению особого внимания не уделяется. Как ты там объясняешь – это проблемы твои и пациента. Сдал уже общий немецкий. Минимальный уровень – B2.

– Начал учить в Беларуси?

– Начал с 2020 года. Причем с нуля, так как в школе учил английский. Сложно. У меня был довольно хороший уровень английского языка, свободно разговаривал и понимал.

– Но ведь в Польше можно устроиться без знания языка?

– Официальных требований нет, как в Германии. Но ведь врач не может работать без языка. Ты должен общаться с коллегами, медсестрами, пациентами, с их родственниками.

Ультразвук по-немецки

– В Германии будешь работать на таком же оборудовании, что и в Беларуси?

– Уже пробовал и работал. И что приятно, принципиальных отличий нет от беларусских инструментов. Но я и в Беларуси работал не в районной больничке или поликлинике. И моя специальность была в одной из приоритетных гопсударственных программ, поэтому выделялись какие-то деньги на закупку оборудования, которое, в принципе, соответствовало западным. Культурного шока не было. Лекарства, можно сказать, те же самые, только названия другие. Принципы врачевания такие же.

Например, в Германии нет докторов ультразвуковых исследований, потому что каждый врач обладает ультразвуком. Нет отдельного человека, сидящего на УЗИ. И это супер. Каждый врач берет своего пациента и исследует его сам на аппарате. Собственными глазами видит орган, который его интересует.

У нас же проблема, что врач получает из кабинета УЗИ бумажку, написанную другим специалистом. И на каждом этапе информация искажается, как в испорченном телефоне. Врач ультразвуковых исследований видит картинку на экране. Если рядом посадить другого врача, он увидит такую же картинку, но напишет бумажку немного по-другому. Один и тот же пациент, один и тот же аппарат – а в голове врачей будут немного разные картинки, они и опишут их по-разному. В свою очередь, врач, получающий бумажку, создает свою картинку в голове, но она будет не тождественна той, что в аппарате.

В Германии такого нет. Там нет и врача-эндоскописта. Кто занимается этим органом – и берет аппарат в руки. Это правильно.

– Допустим, что немецкая медицина – это некий эталон: 10 баллов. Сколько дашь беларусской?

– Зависит от того, что должен оценить: врачей, методы лечения, систему здравоохранения. Если брать, например, нашу систему финансирования отрасли, то от меня получила бы два-три балла, не более. Профессионализм наших врачей оценил бы на сильную восьмерку.

– А если всю систему оценивать?

– Диаметральное отличие беларусской системы от немецкой – в отношении к пациенту.

Кто такой пациент в Беларуси с точки зрения медика? Это человек, который пришел забрать твое время, принести тебе проблемы, выбрать бюджет твоего учреждения на свое лечение. Приходит с проблемами – лучше бы он не приходил, потому что проблем и без него целая гора. В беларусской медицине было бы, наверное, все прекрасно, если бы не эти пациенты (смеется).

Кто такой пациент в Германии? Это самый желательный и уважаемый человек. Его ждут, его приветствуют, ему медики хотят понравиться своим профессионализмом. Чтобы пришел еще раз, чтобы рассказал своим соседям, как у нас классно полечили и посчитали. Ведь в Германии у пациента есть выбор. Он может не вернуться к нам и обратиться в другую клинику. То есть присутствует конкуренция. И это всегда то, что продвигает вперед, включая медицину. В Германии без пациента вся врачебная система теряет смысл, просто загнется без него.

– И этот человек приносит деньги…

– Именно. Отсюда – дружелюбное отношение к нему всех, начиная с вахтера. Но поправлю: фактически он не несет туда деньги. В Германии страховая медицина. Пациенту сделают все по максимуму и максимально качественно, на нем не будут экономить. И это будет оплачивать не пациент – это будет оплачивать страховая компания. Очень совершенная система.

– Такую надо вводить в Беларуси?

– Натурально. Другой и быть не может. Наша система так называемой бесплатной медицины не функционирует, и мы с тобой об этом знаем.

«А мы не боги»

– И все же: почему уехал?

– А ты?.. Знаешь, может, 5-7 лет назад был какой-то момент, когда мы как-то развивались, шли вперед, делали какие-то новые операции ежегодно, что-то внедряли, интересовались, имели возможность делиться опытом. Движение вперед закончилось где-то в 2016-м, может, по моим представлениям. Сначала остановились, делали одно и то же день за днем. На большее не хватало то ли денег, то ли желания руководства, или еще чего-то.

Постояли на месте недолго – и начали скатываться назад. Стало не хватать инструментов, сокращаться и количество операций, которые делали, и их качество. Скажем цинично: делали только «самые необходимые» операции, и не теми методами, которые были лучше как раз для этого пациента, а тем, что под рукой. Это как об истории с кислородом во время пандемии, о которой рассказывал доктор Мартов. Медики стали выполнять функцию Бога. А мы не Боги. Стало невыносимо. Это тоже было аргументом.

Знаешь, если тяжело, но понимаешь, что вскоре будет легче, то можно потерпеть. Но эти сложности и трудности не выглядят сейчас в беларусской медицине как то, что можно перетерпеть и дождаться лучшего. Они выглядят безнадежно. Без света в туннеле. И руки опускаются. Ты хочешь найти какой-то новый подход к какой-то болезни, а тебе говорят: сиди и молчи, не высовывайся! И что тогда? Это если не касаться политики…

– А как политическая ситуация влияла? За тобой же тоже могли прийти в любой момент.

– Возле операционного стола ты абстрагируешься от этого. Но выходишь из операционной – и все валится на тебя. Кто-то из моих коллег был менее восприимчив к этим событиям. Видимо, они из-за этого более жизнеспособны, чем я. Можно сказать, толстокожие, можно сказать, равнодушны, но там только такие и выживают. Могу ли их за это судить? Нет.

– Как оцениваешь количество уехавших? Насколько ряды поредели?

– Я бы не сказал, что катастрофически. Но, насколько я чувствую, люди терпят во внутренней эмиграции и готовятся к настоящей. В 2020 году много моих коллег начали изучать иностранные языки, начали прокручивать в голове мысль, чтобы поменять профессию. Люди еще будут уходить…

Будут уходить, уходить, уходить – и тогда будет катастрофа. Это назревает длительное время, и последствия будут тоже не краткосрочные. Мое учреждение крупное, поэтому там кадрового голода пока не ощущается. Вернее, ощущается, но пока не так критично. А в учреждениях районного уровня – там катастрофа уже! Районные больницы и поликлиники – некому работать.

Задача главного врача

– Почему гопсударство, зная о ситуации, продолжает репрессии в отношении врачей? Некий иррационализм.

– Ну, иррациональность – это когда человек хочет получить определенный результат, но делает шаги, которые не ведут к нему. А какого результата хочет добиться гопсударство? Какая задача стоит перед каким-то условным Главным Врачом какой-то условной больницы? Нет, не такая, чтобы улучшить качество врачебного обслуживания населения. Не стоит этой задачи ни перед врачебной системой, ни перед Пиневичем. Задача другая – пережить сегодня, а завтра хоть трава не расти.

На самом деле они не делают ничего иррационального. Все рационально! Задача кажется такой: разрушить систему и наказать за непослушание свой народ. И вот с этой задачей они справляются.

– Скучаешь по белому халату?

– Скучаю. Только сейчас, за границей, понял: так долго занимался медициной, что это – единственное, что могу и умею делать хорошо. И если возвращаться к твоему первому вопросу, то опустошенность – это как раз из-за невозможности надеть свой белый халат уже сегодня. А без него чувствуешь себя ненужным, выброшенным и расстроенным. Но я уверен, что мы выдержим и выйдем из этих трудностей еще более сильными и опытными. И речь здесь не только обо мне и не только о медицине…