Как боец Полка Калиновского создает беспилотники

История калиновца с позывным Чили.

«Эта штука призвана убивать, и это не очень вдохновляюще». Поговорили с калиновцем, который создает беспилотники

Алексей Рубанов — калиновец с позывным Чили. Вот уже час он увлеченно рассказывает, как они с командой изучали особенности детского внимания, создавали космический лифт и общались с китами. Но только мы начинаем говорить о беспилотнике, который они с коллегами спроектировали и собрали в полку, боец напрягается. На вопросы отвечает неохотно и в какой-то момент срывается: «Эта штука призвана убивать людей, и это не очень вдохновляюще». «Зеркало» записало историю военнослужащего, который, кажется, всем сердцем ненавидит войну, но воюет, потому что «иногда выбор делаешь не ты, а за тебя».

Алексею 44, он родился и вырос в Бресте, но почти 15 лет живет в Украине. К полку Кастуся Калиновского присоединился в июне. В формирование пришел с четким пониманием, что тут он будет заниматься инновациями: опыт у него был, вскоре появилась и идея. Беларус предложил спроектировать и собрать беспилотник. У конструкции предполагалась минимум одна фишка, которую он держит в секрете, и три, о которых легко говорит.

— Дрон должен быть дешевым, собираться быстро и легко, — перечисляет Алексей и честно признается, что до войны БПЛА никогда не интересовался. Читать о них стал с первого дня в полку. По первому образованию Алексей математик, по второму — бухгалтер, а по жизни — изобретатель.

— Моя мама работала в Бресте в институте. Там был большой компьютер, на целый этаж. В 1984-м мне разрешили за него сесть, и я влюбился в компьютеры, — вспоминает собеседник. — Вся моя профессиональная деятельность связана с IT, хотя назвать себя программистом я не могу. Я никогда не работал на «галерах» (так называют компании, которые занимаются заказной разработкой. — Прим. ред.).

В Украине Алексей был в команде, делающей девайсы, которыми можно управлять силой мысли. Например, кресла для парализованных людей. А также сотрудничал с группой врачей и инженеров, занимавшихся нейронаукой. За загадочным термином стоит комплекс дисциплин, изучающих нервную систему на различных уровнях.

— В 2014-м с проектом по нейронауке нас пригласили в стартап-акселератор в Чили. Им показался интересен опыт европейцев, нам же было любопытно поработать с детьми в Латинской Америке, посмотреть на местные телескопы и океан, — объясняет Алексей. — У всех детей есть продолжительность концентрации внимания — это время, в течение которого ребенок может на чем-либо сконцентрироваться. С возрастом эта величина меняется. В начальной школе, например, учителям не рекомендуют употреблять фразы длиннее девяти секунд. Иначе, не дождавшись конца мысли педагога, ребенок отвлекается и, предположим, поворачивается в окно. У него падает успеваемость. От тревожности продолжительность концентрации внимания сокращается. Когда мы работали с малышами с Донбасса, которые пережили бомбежки, видели, что у них данный показатель составлял всего две-три секунды. Наша задача была вернуть его на начальный уровень. В Чили мы исследовали продолжительность концентрации внимания у местных детей и читали лекции в университетах.

В этом проекте Алексей входил в подразделение, которое отвечало за техническую часть, и писал код. Командировка длилась плюс-минус два года, потом Алексей снова вернулся в Украину.

Домом эта страна стала для него в 2008 году. Дорога беларуса в Киев началась с «Плошчы-2006». Он был среди активистов палаточного лагеря. После разгона случилось разочарование, и мужчина покинул родину. Жил в Польше, много путешествовал и, наконец, заземлился в Украине. Почему? Потому что уверен: это очень свободная страна.

— На порядок свободнее других европейский стран. Тут в жизни человека меньше гопсударства и нет пиетета к власти, — рассуждает Алексей. — Как-то первого мая, когда я был в Берлине, увидел акцию анархистов. В какой-то момент к ним приехала полиция, и они стали разбегаться. С места не сдвинулась только одна девушка, она кричала своим: «Вы куда?» А они ей: «Так полиция же!» Девушка, как выяснилось, была украинка. В Украине гопсударство не такое навязчивое и противное, как в других странах. И при этом веселое. Оно не лезет в мою жизнь, а для меня это ключевая вещь, чтобы развиваться.

«Я увидел в этой войне просвет, и стало проще»

Война застала Алексея во Львове. На западе Украины они с женой поселились в 2019-м. Собирались остановиться ненадолго, но случился COVID-19, и планы изменились:

— Еще в 2008-м, когда я только переехал в Украину, думал, что стоит ждать войны. Спрашивал у украинцев: «Почему вы не готовитесь?» А они пели, запускали фейерверки и наслаждались жизнью. Причем, все это делали настолько искренне, что я им поверил, и забыл про войну. Когда 24 февраля в мессенджеры посыпались тревожные сообщения, я подумал: все, отпуск закончен.

С начала войны львовская квартира Рубанова превратилась в «пункт приема» беженцев. При этом сам Алексей с женой решили отправиться в Киев. И он, и она работали удаленно, поэтому профессия позволяла. Тем более в столице живут родители супруги.

— Нужно было определиться, ехать куда-то на пляж (читай, за границу) или в центр страны. Мы выбрали второе. Ведь, чтобы покинуть Украину, нужно было принять решение, а чтобы остаться — нет.

— При этом вы отправлялись в менее безопасное место.

— На «нуле», где идут боевые действия, там опасно, но в Киеве нет.

Ответа на вопрос, чем заниматься в Киеве, у Алексея на тот момент не было. Вокруг царил хаос, и важным казалось что-то делать и не сидеть на месте. Еще в дороге в связке с другими айтишниками беларус начал работать над созданием дистанционной организации, которая бы помогала эвакуирующимся.

— Мы собирали информацию, чтобы плавно и без заторов расселять беженцев, — рассказывает Алексей. — Когда-то я участвовал в проектах, которые помогали людям во время катаклизмов, например, при извержении вулкана. Там, как и здесь, был поток жителей, которые срочно срывались с места. Их нужно было не только обеспечивать едой, но и коммуникацией, а также координировать. Тут сложилась такая же ситуация.

Параллельно с «айтишной помощью» Алексей подал заявку на то, чтобы вступить в полк Калиновского. Посчитал, что на данном этапе войны тут он будет более эффективен. К июню, когда получил добро, понял, что в формировании займется инновациями. На тот момент в полку уже существовало подразделение, которое занимается дронами, но, так как у новобранца была оригинальная идея, ему разрешили собрать небольшую команду и запускать свой проект. Чтобы создать беспилотник, им понадобился месяц. «Птицу» назвали Балалайка. Начинку своего дрона изобретатель не раскрывает. О том, что почувствовал, когда она взлетела, говорит очень сдержано:

— Наверное, то, что все старые задачи можно было стереть с доски. Стало важным понять, как этих дронов делать много и быстро.

— Этот БПЛА вы полностью придумали сами?

— А что его придумывать? Нужен был дешевый вариант, который можно быстро и просто сделать. Я открыл GitHub и Google, нашел различные проекты беспилотников. Из того, что мы можем себе позволить, выбрал то, что нам подходит, сделал Cntr+C, Cntr+V — и готово. Потом нашел людей, которые занимаются вторичной переработкой пластика. Они тоже ни бельмеса ни понимали в беспилотниках, но у них был 3D-принтер. Мы стали пробовать что-то сделать. Конечно, сразу получалась ерунда, но мы не ныли и экспериментировали. Сейчас в мире начинает доминировать паттерное проектирование. Это то, как делает Илон Маск. В отличие от инженеров NASA, которые перед запуском проверят и перепроверят ракету десять раз, чтобы все было окей, Маск говорит: «Запускаем, обвешиваем датчиками, смотрим, где взорвалось и поломалось, и в следующем варианте переделываем». Мы с ребятами поступили так же.

— Чем ваш дрон отличается от сотен или тысяч других?

— Вопрос, о котором вы говорите, подходит для сравнения Apple и Android, а у нас другая логика. Для меня главное, что за месяц мы продвинулись от нуля до первых полетов. А рассказывать про этот дрон с восхищением я не могу. Эта штука призвана убивать людей, это не очень вдохновляющая вещь, поэтому я не воспылал любовью к решениям, которые нашел.

— Вам тяжело думать о том, для будет использоваться ваш БПЛА?

— С одной стороны, у меня нет радости, что я создал машину для убийств. С другой — мне приятно, что я буду спасать жизни своих побратимов. Это контроверсийная ситуация. В инженерии так часто бывает.

— Насколько вам самому тяжело находиться на войне?

— На базе, где я работаю, спокойно. Здесь люди осознанные и понимают, что делают. После того как Украина потопила крейсер «Москва», я увидел в этой войне просвет, и стало проще. Ведь если украинцы могут уничтожить флагман, значит, они могут потопить все. Сейчас в войне инициатива на стороне Киева, он по щелчку может начать третью мировую. Русские же, как мне кажется, наоборот, думают, как все закончить, вот только собранные и мотивированные украинцы не хотят. Для Украины эта война станет трамплином в будущее, ведь, когда все завершится, это будет страна экспериментов — и социальных, и политических. Тут можно будет строить классные вещи, которых нет нигде. Да и то, что сейчас мы делаем, пойдет не только на войну. Тот же беспилотник можно использовать в сельском хозяйстве.

— Раз вы сами переводите тему в сторону мира, спрошу. Хоть вы и не так давно в полку, но не было мыслей уйти из формирования и помогать через мирные проекты?

— Уйти — это очень сильный поступок. Представьте, насколько нужно быть мужественным, чтобы принять, что тебе тут страшно. И понять: я здесь неэффективен и занимаю чужое место. Возможно, если я завершу проект с беспилотником высокоэффективным мелкосерийным производством, и полк сможет обеспечивать себя БПЛА и раздавать их дружественным подразделениям, такая мыслишка проскочит.

— А когда это производство запустят?

— Оно началось, ведь как в стартапах все происходит? Ты разбегаешься, прыгаешь со скалы и пока летишь, в дороге собираешь параплан. Мы сразу искали помещение для сборки, экспериментировали над какими-то кусками, которые не получалось сделать, но было понятно, что они понадобятся. Сейчас у нас в производстве несколько экземпляров БПЛА.

— Задача, которую вы ставили перед собой, когда шли в полк, частично выполнена?

— Да, я приложился к победе.

— Каким вы представляете день победы?

— Вокруг украинцы радуются, и атомная бомба не бахнула.

— Уже начали думать над идеями для мирной жизни?

— Сейчас мы с ребятами думаем над проектом по гуманитарному разминированию. Некоторые парни уже что-то почитывают по вечерам, ведь в будущем нам придется вырыть невероятное количество мин. Очистить от них страну — это хорошая, добрая задача.