И индикатор репрессий.
Если вдруг тебе показалось, что Лукашенко готов измениться, а стены – рухнуть, сразу вспоминай Полину. Она – индикатор.
Я и сама, если честно, едва не клюнула на эту несвежую наживку. Каждому хочется услышать одно и то же. Это и услышали: что будет амнистия, что «экстремистов» могут освободить, что они не враги народа, а просто по-другому видят развитие общества. Надоели морозы, кровь в жилах стынет от холода, и должна же, в конце концов, наступить оттепель. Вот тут и звучат все эти туманные намеки на амнистию. И люди вокруг начинают массово глотать этих гнилых червей и всерьез обсуждать выход политзаключенных прямо в ближайшие дни. Одни говорят: нужно настаивать на том, чтобы все вышли сразу, в один момент, без всяких компромиссов. Другие возражают: их слишком много, так все равно не будет, давайте согласимся на постепенное освобождение, пусть для начала хотя бы женщины и дети выйдут на свободу. Еще инвалиды, конечно, а потом уже все остальные, они мужественные люди и наверняка готовы немного подождать ради равновесия и диалога, который несомненно начнется, ведь заморозки заканчиваются.
И в это самое время, когда многие приняли направленную в лицо лампу в кабинете энкавэдэшника за солнечный свет, Полину Шарендо-Панасюк снова бросают в карцер. За два с половиной месяца – больше 50 суток в ШИЗО. Надо заметить, та женская колония для «рецидивисток» в Речицком районе – сама по себе карцер. Там торфобрикетное производство с соответствующей экологической обстановкой, а летом жрут комары, как в тайге (репелленты заключенным, разумеется, не положены). Камера, в которой держат Полину почти два месяца, - это сырой каменный мешок размером полтора на три метра. С шести утра до десяти вечера – или стой, или сиди на узенькой металлической табуретке. Прогулки, письма и даже чтение книг – все запрещено. Впору сойти с ума, но Полина держится. Ее и в гомельской колонии за четыре месяца отправляли в ШИЗО пять раз. А потом до этапирования в СИЗО для повторного суда поместили в ПКТ. И надо понимать, что в ее случае поводом для ШИЗО и ПКТ становилась вовсе не незастегнутая пуговица, а сопротивление. Отчаянное сопротивление безоружного, который идет на танк.
«Полина Шарендо-Панасюк – это реинкарнация Валерии Ильиничны», - написал однажды близкий друг Новодворской Константин Боровой. «Беларусская Жанна д’Арк», - часто называют ее журналисты. И то, и другое – чудесные, красивые, достойные сравнения. Но, наверное, пора от них отходить. Потому что Полина Шарендо-Панасюк – уже сама по себе символ. Символ не мужества даже, а чистого героизма. Впору спрашивать: а есть ли, к примеру, в Московии своя Полина Шарендо-Панасюк? Боюсь, что нет. Возможно, в Иране, Мьянме, Зимбабве есть свои Полины. А в Московии – нет. Надеюсь, еще появятся. Потому что без таких, как Полина, не может быть перемен.
Я долго не могла понять, почему правозащитники не признают ее политзаключенной. Ее, Полину, многолетнюю участницу сопротивления. Ее, собравшую за пару дней в 2019 году в Бресте нужное количество подписей для регистрации кандидатом в «депутаты» - это прямое свидетельство уважения со стороны земляков и авторитета в родном городе. Ее, пантерой бросившуюся защищать своих детей, когда дверь взломали силовики в балаклавах. Удивительное дело: всех, кого обвиняли по тем же статьям, что и Полину, признавали политзаключенными немедленно. А ее – признали только после приговора. Логического объяснения этому нет. Разве что метафизическое: уровень героизма Полины таков, что даже страшно связываться. Счетчик Гейгера ломается рядом с ней. Вот и предпочитали держаться на расстоянии. Иначе это не объяснить никак.
Полина Шарендо-Панасюк сейчас в ШИЗО. И вряд ли выйдет оттуда через 10 суток. Сейчас, когда мы с вами пьем кофе перед экраном компьютера, она, считайте, второй год сидит на железной табуретке в камере ШИЗО – без писем и передач, без прогулок и книг, без свиданий с родными. И если кто-то считает, что Лукашенко анонсировал либерализацию, вспомните, что сейчас происходит с Полиной. И не верьте ему.
Ирина Халип, специально для Charter97