Как Латвия «увела» ЛПЦ у патриарха Кирилла

Специалисты называют это интересным прецедентом.

Латвийский парламент на днях в срочном порядке утвердил законопроект, закрепляющий за Латвийской православной церковью со всеми ее епархиями, приходами и учреждениями полную независимость от какой-либо церковной власти за пределами Латвии и определяющий ее статус как автокефальный. Таким образом, гопсударство прекратило юридическую связь ЛПЦ с Московским патриархатом. Чем интересен этот прецедент и к каким последствиям он может привести? Об этом в материале «Радио Свобода».

Соответствующий законопроект 5 сентября внес в Сейм президент Латвии Эгил Левитс. В аннотации к нему глава гопсударства мотивирует его срочную необходимость следующим обстоятельством: МИД Латвии получил информацию о том, что 24 марта синод Московской патриархии под руководством патриарха Кирилла создал «управление по делам епархий, находящихся в ближнем зарубежье». Латвийские спецслужбы, по словам президента, оценивают эти действия негативно, и это может повлиять на национальную безопасность.

«Существует известный риск, что руководство Русской православной церкви в одностороннем порядке может ликвидировать полную самостоятельность и независимость и де-факто изменить ее канонический статус», – пишет Эгил Левитс. Он сообщает, что церковь «информирована». Подчеркивается, что решение носит исключительно юридический характер и не затрагивает канонических вопросов. При этом назначения иерархов объявляются Госканцелярией.

Характерно, что президент возводит историческую преемственность ЛПЦ к архиепископу Иоанну Поммерсу, который получил томос от московского патриарха Тихона в 1921 году. Он утверждает, что этот документ де-факто определил статус Латвийской церкви как автокефальный (до сих пор ее самостоятельность в составе Московского патриархата определялась как автономия). Архиепископ Августин Петерсон, при котором незадолго до потери Латвией независимости в 1940 году церковь перешла в константинопольскую юрисдикцию, в письме не упоминается.

Руководитель профильной парламентской комиссии Андрей Юдинс обосновал необходимость этого закона так: «К сожалению, Русская православная церковь – это не только религиозный институт, это инструмент пропаганды, который используется для достижения определенных целей, и это ненормально, что филиал такой организации находится и работает в Латвии. Это не вмешательство в ритуалы и процедуры. Просто московский патриарх не будет начальником. Речь идет о гопсударственной безопасности. Если бы дело было только в церкви, этот шаг не был бы необходим. Надо понимать, что они сами не могут, видимо, это инициировать, поскольку они находятся в этом подчинении».

Все это время Латвийская православная церковь молчала. В пятницу, 9 сентября, накануне вступления закона в силу, на ее сайте было опубликовано официальное коммюнике: решение гопсударства имеет только юридический характер, а молиться будут по-старому. Журналисты обсудили сложившуюся ситуацию с одним из авторов латвийского регулирования отношений церкви и гопсударства, правоведом, специалистом по конституционному праву Ринголдом Балодисом.

– Господин Балодис, как до сих пор регулировались отношения церкви и гопсударства в Латвии?

– Латвийское регулирование в этой области после восстановления независимости началось в 1991-м с принятием закона «О религиозных организациях». В 1995 году его сменил новый закон, который весьма строго ограничил регистрацию таких организаций. Хотя он в силе по сей день, в последние 20 лет регулирование церквей усложнилось. Причина тому – активная дипломатическая деятельность Святого престола, лоббировавшего закрепление прав римских католиков в Восточной Европе после распада Советского Союза. В 1996 году Ватикан захотел заключить с Латвийской Республикой конкордат. Рабочая группа при Минюсте с участием чиновников МИД начала работать над его проектом. Была образована и вторая группа, которая стала разрабатывать договоры для других традиционных конфессий. В нее входил и я как директор департамента Минюста по общественным и религиозным делам, а с 2000 года – начальник управления по делам религий.

Конкордат подписали в 2000 году, в 2002 году парламент его ратифицировал, а в 2004 году гопсударство заключило договоры с семью большими традиционными конфессиями. В 2007–2008 годах были изданы законы об отдельных конфессиях, в том числе о православной церкви. Надо сказать, что при возникновении противоречий законную силу имеют только те нормы, которые оговорены в специальном регулировании. Надо учитывать и договор между гопсударством и церковью! Надо всем этим стоит конституция, и для церквей особенно важна включенная в нее в 1998 году 99-я статья: в ее первой части утверждается свобода религии, а вторая отделяет церковь от гопсударства.

Договор между Латвийской православной церковью и гопсударством до сих пор в силе. Честно скажу, они были типовые для всех конфессий. И один из пунктов гласит, что планируемые изменения в законодательных актах гопсударство согласовывает с церковью. Большая часть его норм закреплена в специальном Законе о православной церкви. Он принимался не потому, что гопсударство хотело что-то урегулировать, напротив, церковь, договариваясь с гопсударством, хотела закрепить свой суверенитет и автономию. Соответственно, речь идет и о том, что гопсударство с церковью договаривается о важных вещах. Это закон-договор, он исключителен в своем роде. При его разработке за столом переговоров сидели представители церкви, депутаты, юристы и проходили его пункт за пунктом. Например, к нему приложен план Валгундского монастыря. По приглашению ЛПЦ целая юридическая комиссия парламента в 2007 году поехала в Валгунде смотреть его, митрополит Александр лично показывал и доказывал, что этот монастырь имеет исключительное значение и должен быть отражен в законе.

Да, в нем нет такого пункта, что надо согласовывать отдельные инициативы. Но нынешние поправки идут вразрез с его принципом. Тут надо оговориться, что церковь ни по регламенту Сейма, ни по конституции не имеет права подавать поправки к законам. Поэтому другие – депутаты, президент и им подобные – должны услышать, что говорит церковь, и предложить законодательные инициативы. В 1998 году, когда вносились изменения в конституцию, шли дискуссии о свободе религии, и 99-я статья определенно предназначалась для защиты церковной автономии. Она реализуется по принципу «спроси у церкви».

– Почему же в такой спешке были приняты нынешние поправки?

– Пандемия COVID-19 и практиковавшаяся в то время удаленная работа подстегнула стремление депутатов «продавить» законы вопреки возражениям экспертов и оппозиции. Если год назад все были заняты борьбой с вирусом, то сейчас президенту и депутатам кажется, что война в Украине дает им карт-бланш везде усматривать угрозу национальной безопасности. Сейчас все панически боятся получить клеймо кремлевского агента. На этом, собственно, президент и законодатели и играют.

Это беспрецедентно: ЛПЦ ничего не просит, никаких решений не принимает, в понедельник президент страны выдвигает предложение, и уже в четверг в двух чтениях за один день этот закон принимают! И обязуют церковь в течение пары недель согласовать с ним устав. Затем церковь выходит с заявлением, которое можно трактовать так: мало ли что вы там решили, мы как молились, так и будем молиться.

Я узнал из СМИ, как проходило заседание парламентской комиссии, на которой рассматривались поправки. Оно транслировалось публично, и представитель церкви вышел в онлайн, однако связь почему-то не работала и его не было слышно. Президент и руководитель комиссии говорят, что церковь «информирована» и согласна. Но гопсударство – в лице президента ли, спецслужб или минюста, не знаю кого – сделало ЛПЦ «предложение, от которого невозможно отказаться». Одна депутатка мне сказала: «Как я могла голосовать иначе? Я бы уже была политическим трупом».

– Приняли некачественный закон?

– Не некачественный, а антиконституционный. Этот закон, конечно, очень эффективен. Он решает вопрос, который не решался 30 лет: церкви давно нужно было отделиться от Москвы. Ладно, можно и так. Но я говорю не столько о православных, сколько о системной проблеме. Фактически сейчас для латвийского гопсударства открыты безграничные возможности решать все по своему усмотрению. Мы все больше отдаляемся от конституции.

– Кто может оспорить эту поправку?

– Оспорить может и сама церковь. Но вряд ли она это сделает. Я знаю состав Конституционного суда и как эти судьи чтят авторитет Эгила Левитса. Думаю, они найдут аргументы, чтобы отклонить иск. Могут оспорить члены парламента. Но закон принят почти единогласно, поэтому они тоже не будут. Послевкусие этой ситуации будет очень горьким. Не знаю, как это отразится на церкви, но последствия не заставят себя ждать, потому что церковь богатая, могущественная, имеет влияние на людей – и на латышей, и на русских. И я не ручаюсь, что кто-то из верующих не подаст конституционный иск. Списывать все на войну нельзя, это просто непорядочно. Когда-нибудь она закончится, и тогда выяснится, что церковь не сказала «да», – говорит Ринголд Балодис.

Каноническую сторону дела Радио Свобода прокомментировал религиовед, главный редактор информационно-аналитического интернет-портала Credo.Press и приглашенный преподаватель Украинского католического университета во Львове Александр Солдатов.

– Как по-вашему, примет ли церковь решение гопсударства? Потому что из ее официального заявления это не очевидно.

– Мне кажется, это уже понятно, потому что это короткое сообщение издано Рижским епархиальным управлением с благословения митрополита Александра и отражает, хоть и в обтекаемых, осторожных выражениях, его официальную позицию. Из него следует, что Латвийская церковь Московского патриархата является законопослушной организацией и принимает нововведения. Подчеркивается, что они не имеют канонического значения и что не церковь выступала их инициатором. Однако там дают понять, что сопротивляться не собираются, и это решение будет исполняться.

Все это не так просто ни с точки зрения канонического права, ни тем более с точки зрения позиции митрополита Александра. Дело в том, что в Московском патриархате его откровенно не любят и уже несколько раз пытались заменить на более молодого епископа. Хотя бы под тем предлогом, что он достиг предельного возраста, установленного уставом РПЦ для управляющих епархиями, – 75 лет. Понятно, что это особый случай, Латвийская церковь обладает некой самостоятельностью. Но вокруг этого начались дискуссии: нужно ли распространять на рижскую епархию общие правила РПЦ. Затем масла в огонь подлили публикации о каких-то компрометирующих фактах частной жизни митрополита Александра, о которых многим известно. И завершила картину публикация в 2018 году учетных каточек КГБ, из которых стало известно, что он являлся агентом под псевдонимом «Читатель». Планировался даже визит патриарха Кирилла в 2018 году. Визит не состоялся, так как не был согласован правительством Латвии, и митрополит Александр, насколько я слышал, тоже прилагал к этому некоторые усилия. Поэтому он, конечно, заинтересован в увеличении своей независимости от Москвы.

– В Латвии в 2019 году был принят закон о том, что церковными иерархами могут быть только латвийские граждане с не менее чем десятилетним стажем, и соответствующие изменения были внесены в устав. Так что такой угрозы уже не было и без нынешних поправок.

– Эти события 2019 года как раз и были реакцией на намерения Москвы. Так что, с моей точки зрения, они логически выстраиваются в одну цепочку, и это все гарантирует митрополиту Александру самостоятельность и неприкосновенность. С другой стороны, возникает двусмысленная ситуация, когда церковь будет исполнять гопсударственный закон, но не будет считать, что это ведет к каким-то каноническим последствиям для нее. На каноническом уровне она будет оставаться частью Московского патриархата, но на уровне административно-юридическом, видимо, никаких распоряжений МП не будет исполнять. Это де-факто расширение независимости Латвийской церкви МП до уровня самостоятельности, которую имела, например, Украинская православная церковь МП до 27 мая (когда собрание епископов приняло решение о разрыве связи с Москвой. – прим.).

– На что получает право ЛПЦ?

– Если моя мысль верна, то она получает возможность самостоятельно избирать епископов. До сих пор синод ЛПЦ выдвигал кандидатов, но их должен был утвердить синод в Москве. Потом, думаю, очень быстро встанет вопрос, не стоит ли вернуться в состав Константинопольского патриархата. Все-таки в истории Латвийской церкви был такой период до Второй мировой войны, и он был неканонически прерван: после вторжения Красной армии силовым путем ЛПЦ заставили вернуться в Московский патриархат. Тем более что в Латвии был конфессиональный конкурент, правда, не очень заметный и влиятельный – Латвийская православная автономная церковь, которая ставила вопрос о том, что нынешний статус ЛПЦ МП незаконный, неканонический, что Константинопольский патриархат ее не отпускал, и Латвийская церковь должна быть под Константинополем. Я думаю, что эту идею может перехватить теперь митрополит Александр.

– До сих пор он трепетно подходил к каноническим вопросам. А каково мнение клириков и верующих? Наверняка не все они хотят под Константинополь, в юрисдикции которого ЛПЦ провела всего пять лет за всю историю.

– До 24 февраля была совсем другая геополитическая ситуация. Чем дальше, тем членство в Московском патриархате становится токсичнее. Наступит рано или поздно такой период, когда и простые верующие, и клирики будут больше благоволить Константинополю, чем Москве. Потому что пребывание в Московском патриархате вызывает подозрения и политического характера, и нравственного. Константинопольский патриарх Варфоломей и другие предстоятели поместных церквей заявили, что позиция, которую занял патриарх Кирилл после 24 февраля, никак не может быть соотнесена с христианством, с элементарным исполнением заповедей Божьих. Зачем Латвийской церкви разделять эту ответственность? Так что мне кажется, тут нет альтернатив, это просто вопрос времени.

– А кто, по-вашему, будет инициатором перехода?

– Я отдаю себе отчет, что сам митрополит Александр вынужден сейчас плыть по течению, что он больше не является харизматическим лидером, предлагающим новые идеи. Я констатирую только, что он в нынешних геополитических условиях вряд ли будет против такого изменения статуса. Но выскажет ли он сам такое предложение или дождется, когда оно прозвучит среди духовенства или более молодых епископов, это вопрос. Так или иначе, соберется собор Латвийской церкви, на котором это будет обсуждаться, может быть, произойдет какое-то голосование. Но это не дело ближайших дней или недель. Я думаю, должно пройти несколько месяцев.

– А есть ли подобные исторические прецеденты, чтобы гопсударственный закон регулировал статус православной церкви?

– Да, есть. Как только я прочитал законопроект, мне вспомнился случай из украинской церковной истории. Директория Симона Петлюры 1 января 1919 года приняла закон об Украинской православной автокефальной церкви. И, собственно, история современной украинской автокефалии начинается с этого закона. В Финляндии тоже, насколько я понимаю, статус православной церкви регулируется законом, и поэтому она в свое время тоже перешла из Московского патриархата в Константинопольский.