«Всего было три пистолета»

Одно из последних интервью Олега Алкаева.

За неделю до смерти бывший начальник СИЗО №1 на Володарского Олег Алкаев дал интервью «Белсату». В нем он рассказал об удачных попытках побегов приговоренных к смертной казни заключенных, о том, чем поведение политзаключенных в СИЗО отличается от поведения преступников, и как Алкаеву, по его словам, удалось собрать косвенные доказательства убийства оппонентов Лукашенко.

Олег Алкаев был начальником СИЗО №1 на Володарского с 1996 по 2001 год.

В 2001 году он заявил, что власти могут быть причастны к исчезновению и предполагаемому убийству беларусских политиков — оппонентов Лукашенко: председателя Центризбиркома Виктора Гончара, министра внутренних дел Юрия Захаренко и бизнесмена Анатолия Красовского.

Алкаев утверждал, что смог вывезти книгу учета выдачи оружия, в которой зафиксировано, что в дни, когда пропали эти люди, он передавал расстрельный пистолет по распоряжению министра внутренних дел. При этом расстрелы по приговорам в это время не проводились.

В 2001 году Алкаев был вынужден эмигрировать в Германию, чтобы спастись от преследования со стороны беларусских властей.

О нашумевшем интервью экс-бойца беларуского СОБРа Юрия Гаравского о его участии в похищениях тех самых оппозиционных политиков Алкаев сказал, что слова Гаравского стоит воспринимать как, «по крайней мере, правдоподобные».

Алкаев умер сегодня утром, 20 сентября, ему было 69 лет. Причину смерти установит судмедэкспертиза.

Пищаловский, или Минский тюремный замок — известное историческое здание в центре столицы. Сейчас это учреждение — Следственный изолятор № 1, или Володарка. Каменный острог на месте старого здания создали в 1825 году. И именно здесь отбывали наказание такие политзаключенные, как Винцент Дунин-Марцинкевич, поэты-возрожденцы Карусь Каганец, Алесь Гарун и Якуб Колас. В ночь на 30 октября 1937 года в подвале сотрудники НКВД расстреляли 36 беларусских деятелей культуры, науки и искусства. С 1953–го СИЗО № 1 — единственное учреждение в БССР, где приводили в исполнение смертные приговоры.

Сейчас в СИЗО на Володарского держат и тех, кто ждет суда, и приговоренных к смертной казни.

Бывший начальник СИЗО № 1 Олег Алкаев рассказал, что начал службу в этом учреждении 25 августа 1991 года:

«В первый же день я обошел весь СИЗО. Мне показали все посты, которых там было 21, все камеры. Тогда содержалось 4,5 тысячи человек при лимите наполнения 2018 мест. Осужденных к смертной казни было в тот момент 30-40 лиц. И эта цифра сохранялась примерно до 1997 года. В 1996-м я пришел туда начальником, и уже было около 50 лиц, приговоренных к расстрелу. А количество арестованных в СИЗО стало меньше. Правда, стоит отметить, что уже работал СИЗО в Жодино. Число арестованных особо не зависело от политики. Ведь на самом деле более 90 % задержанных — реальные преступники, уголовники».

Как приговоренный к смертной казни совершил удачный побег

«Приговоренные к смертной казни раньше, да и сейчас, содержатся отдельно. Было 17 камер в наполовину подвальном помещении. Существует отдельный спецкоридор, куда никто не имел права входить. Там даже у прапорщика-контролера не было ключей. Он мог открыть только так называемые кормушки — небольшие окошки, через которые раздавали еду. Там действительно строгая изоляция. Даже если бы мне нужно было туда попасть, мог это сделать только с дежурным.

Вообще коридор закрыт на три замка. Один из них — электрический, второй — огромный железный замок, еще один — внутренний. Убежать оттуда просто нереально. Электрозамок можно открыть только с пульта, по рации подается сигнал, чтобы отпереть камеру, и только после этого можно открыть дверь. Действительно комбинированная система.

Там содержатся лица, которым терять просто нечего. Секунда промедления — и ею сразу же воспользуются. Были такие случаи, еще до меня, когда фиксировались попытки напасть на охранников со стороны осужденных на смертную казнь. Каждый день проводится так называемый технический осмотр. В течение часа проверяют заключенных, выводят их, просматривают камеру, простукивают стены. Даже если за ночь кто-то сделал подкоп, то они не успеют оттуда убежать», — отмечает бывший начальник СИЗО № 1.

«Попытки побега, конечно, были. И даже успешные. В 1992 году заключенный я даже фамилию помню, Ковзун, совершил побег. Причем сделал все акробатически, продумал все до мелочей. Никому ничего не рассказал. Ни с кем не поделился, а в камере же всегда есть лица, которые могут рассказать оперативникам.

Так вот, он молчал. Обрезал в шахматах донышко, из него выточил пробку. А в тюрьме замки с широким входом, ключ туда вставляют, и он там цепляется внутри. И вот заключенный сделал даже два пробки — одну из хлеба. И когда с прогулки их вели, он специально шел последним. И когда прапорщик хотел закрыть дверь, тот оттолкнул его, запихнул в замок пробку, а дверь закрыл. В итоге прапорщик с другими заключенными остался с одной стороны, а он — с другой, снаружи.

Прапорщик пытался открыть дверь ключом, но там была заглушка заключенного. Ее убрать уже нельзя. Потом он заглушил таким же образом еще одну дверь. А во дворе оперативники в то время держали такие длиннющие шесты деревянные, которыми они обрывали нити, которые заключенные прокладывали из одной камеры в другую, чтобы переписываться. И этими четырехметровыми палками контролеры разрывали нитки. А заключенный с помощью этого шеста, как спортсмен, запрыгнул на крышу корпуса. Новый корпус имел два этажа, а старый — четыре. А в одном месте был и один этаж.

И вот заключенный побежал по крыше и выскочил на крышу административного здания. Эта территория с башни простреливалась. Но в то же время, если стрелять с одной башни, то можно было попасть в отель «Минск», а с другой башни можно было попасть в драмтеатр или в здание МВД. Поэтому все боялись стрелять. А заключенный за секунду перешагнул эту крышу, спрыгнул с высоты около 4,5 метра и оказался на улице. Это был успешный побег. Ловили его два месяца примерно, но в итоге поймали», — вспоминает Алкаев.

«При мне тоже была попытка побега, но там уже прапорщик применял оружие. Одного заключенного ранили, пуля прошла навылет, а два других сдались. Это было, наверное, в 1999 году, в конце октября. Прапорщик попал в беглеца с первого выстрела с расстояния 150 метров. В результате заключенного через четыре дня выписали из больницы. Его прозвище было боксер. Вместе со заговорщиками они напали на прапорщика, забрали у него ключи, выскочили на крышу.

После того как я переехал в Германию, также два человека пытались сбежать из СИЗО. Они залезли на ограждение. Охранник увидел их и применил оружие. Причем стрелял с расстояния около 15 метров. В результате один погиб, а другой сумел спрыгнуть на улицу. Но тоже неудачно, ведь именно в этот момент в том месте проезжала патрульная машина с милиционерами. Они увидели, что человек спрыгнул с ограждения. Конечно, его мгновенно задержали и вернули отбывать наказание», — вспоминает бывший начальник Володарки.

Чем поведение настоящих преступников в СИЗО отличается от поведения политзаключенных

Что касается бытовых условий, то раньше этот вопрос наименее беспокоил узников в СИЗО на Володарского. Олег Алкаев говорит, что осужденные больше заботились о том, чтобы получить как можно меньший срок:

«Заключенные в большей степени понимают, что они виноваты. Другое дело — политические заключенные. Для них, ни в чем не повинных, сам факт ареста довольно болезненный. А уголовники же думают о том, чтобы как более мягко с судьей договориться. Простой пример: уголовники никогда не пользовались услугами правозащитников. Никогда.

У меня были хорошие отношения с Гарри Погоняйло (правозащитник Беларусского Хельсинского Комитета — ред.). Он чуть ли не ежедневно приходил, мы вместе заходили в камеры. Правозащитник предлагал узникам свою помощь в юридическом плане. Но заключенные никогда не откликались на это. Они считали, что получат дополнительный срок».

Про оружие для смертной казни

Это оружие Олег Алкаев хранил в личном сейфе. Поскольку время исполнения приговора никто не должен был знать, то хранить расстрельный пистолет в общей комнате для оружия было нельзя. О времени исполнения приговора знал дежурный. Поэтому пистолет постоянно был у начальника СИЗО. Этого не запрещал закон.

«Был пистолет Макарова, потом наган тоже был. Всего было три пистолета, — говорит Алкаев. — А выдавал я оружие первый раз по письменному приказу министра. А вот второй раз — по устному приказу, хотя прибыл адъютант. Но все равно я зафиксировал в журнале предоставления оружия. Возможно, министр не думал о письменном фиксировании, надеялся на простое исполнение приказа. Я за оружие отвечал, поэтому не было разницы, или президент, или министр отдает приказ: фиксировал все».

Журнал сохранен, он сейчас в безопасном месте. Благодаря журналу Алкаеву удалось доказать, что в момент исчезновения политиков (оппонентов Лукашенко Юрия Захаренко, Виктора Гончара и Анатолия Красовского — ред.) у него не было пистолета.