Разговор варвара

За несколько часов на сцене появились четыре разных человека, внешне похожих на главу Кремля.

Выступление Путина на Валдае было системным. Не сказав ничего нового, Президент максимально подробно изложил набор своих мировоззренческих и практических установок, которые формируют его поведенческую модель. С этих позиций речь действительно интересна, так как является хорошим прикладным пособием для исследования генезиса и анатомии современной войны. Миру был презентован своего рода «глобус Путина».

Поскольку мой эфир с Алексеем Венедиктовым начинался сразу после речи Путина, я прослушал ее целиком, а не ограничился кратким пересказом. Конечно, это был легкий наркотик, рассчитанный на зарубежную аудиторию, в основном на потенциальных «полезных идиотов» из числа антиглобалистов. Для внутренней аудитории обращения в подобном стиле уже малоэффективны, здесь нужен героин, которым публику потчует Медведев и компания. Но даже мое первое восприятие речи было тоже скорее эмоциональным, чем рациональным, и потребовались сутки детокса, чтобы я смог сформулировать для себя содержательные выводы касательно услышанного.

За эти несколько часов я увидел на сцене четырех разных людей, внешне очень похожих на президента Московии. Первый – почти религиозный фанатик, сектант, подпавший под влияние некоего мессианского учения, уверовавший в неизбежную гибель Запада и особую историческую роль Московии. Второй – прожженный циник, мизантроп и «инженер человеческий душ», профессиональный манипулятор сознанием и врожденный Тартюф. Третий – хитрый властитель скорее азиатского, чем европейского типа, «смышленный варвар» с крепким, но не цивилизованным умом, презирающий ценности цивилизованного мира, который может позволить себе вести разговор с позиций «дозированной искренности». И, наконец, четвертый, самый для меня интересный, – оскорбленный и обиженный живой человек, глубоко уязвленный высокомерием Запада и нежеланием последнего разговаривать с ним как с равным. Этот реальный, живой Путин изредка проступал сквозь маску болезненной гримасой с трудом сдерживаемых эмоций. Только этот Путин, с моей точки зрения, имеет реальное значение для понимания происходящего.

Наблюдая по ходу выступления за редкими, но яркими проявлениями этого «настоящего Путина», я напряженно думал о том, что же пошло не так в русской новейшей истории, что она вырулила в самую большую за последние 80 лет войну? Вывод неутешителен: война была встроена в алгоритм истории в тот самый момент, когда Путин и его питерская команда установили контроль над Московией. Двадцать лет назад события нынешнего кровавого года были предрешены. И Мюнхенская речь, и Грузия, и Крым, и полномасштабная война в Украине, – это всего лишь разные стадии развертывания предустановленного «питерского кода».

Путин образно и убедительно нарисовал картину кризиса западных либеральных и демократических ценностей, которая отчасти выглядит правдоподобной. Но ровно до тех пор, пока речь не заходит о предлагаемой альтернативе. Здесь лидер русского народа становится менее конкретным и менее впечатляющим. Он формулирует некую эклектическую, не то большевистскую, не то черносотенную утопию, на которую пришит лейбл традиционных христианских консервативных добродетелей. Но стоит повнимательней присмотреться к качеству швов, как становится очевидно, что весь этот шик-блеск относится к разряду «турецкий рынок, базарный день». Все, что Путин говорил на эту тему, – не более чем словесная шелуха, смысла которой он не понимает сам.

Это не значит, что у Путина на уме нет реальной альтернативы западным ценностям. Она есть, и завеса над путинским идеалом общественного устройства приоткрывается лишь в упомянутые кульминационные моменты выступления, когда настоящее лицо Путина случайно проступает сквозь маску. В такие редкие минуты, ради которых только и стоит просматривать несколько часов видеоматериала, мы явственно видим предлагаемую альтернативу европейским либеральным ценностям, и эта альтернатива – ценности «бандитского Петербурга». Путин предлагает Западу совсем другую модель, чем та, которую он так профессионально рекламировал на Валдае.

По сути, Путин меняет западные ценности не на традиционные, а на криминальные. Меняет право на понятия по очень завышенному в свою пользу курсу. Это дает нам некоторое представление о генезисе той «великой обиды» Путина (точнее – «коллективного Путина») на Запад, которая проглядывает как глубинный мотив всех его действий в течение последнего десятилетия. Он не Сталин и не Мао. Изначально он не хотел быть другим. Наоборот, он хотел быть своим. Хотел быть принятым и обласканным, хотел быть на равных и играть рок-н-ролл. Но при этом сохранить все свои питерские привычки и инстинкты – мол, полюбите меня таким, каков я есть. Если не искренне, то за деньги.

Все ключевые представители путинской элиты, ныне борющиеся с тлетворным влиянием либеральных идей, равно как и сам Путин, латентные «западники», изгнанные из Рая. Запад отверг их на рубеже «нулевых» и «десятых» не за то, что они были русскими националистами, а за их криминальные повадки, за их мафиозную ментальность, которую они хотели навязать Западу в качестве нагрузки к своей дружбе и к своему газу. Они не хотели, как китайцы, оставаться снаружи, они хотели стать частью Запада, в котором они понимали и ценили на деле лишь одно – комфорт.

Не то чтобы Западу не были знакомы понятия или он не понимал языка криминала. Между нравами «двора Путина» и нравами «двора Медичи» или «двора Борджиа» не так много различий. Но со времен Медичи и Борджиа Запад проделал значительную эволюцию, которую новорусские элиты, выросшие из питерской шинели, не желают замечать и, тем более, признавать. Нет, Запад не искоренил криминальное мышление и коррупцию, они и сейчас присутствуют в жизни в значительных объемах. Но он смог изменить соотношение сил между гражданскими институтами и голым насилием в пользу институтов и права. Путин же поставил голое насилие и над институтами, и над правом, но хотел при этом оставаться своим.

Поворот, видимым воплощением которого стал «Акт Магнитского» и выросшие из него политические практики, до сих пор в полной мере не осмысленные, стали триггером разворота путинских элит в сторону войны. Изгнанные из Рая, униженные и оскорбленные нежеланием Запада принять их в свою «семью», решили уничтожить этот ставший недоступным Рай. Крестовый поход «падших ангелов» русского западничества против своего символа веры есть, на мой взгляд, наиболее адекватное описание идеологического смысла текущей войны.

Изложенное Путиным обоснование войны – это апология не войны Московии против Запада, а войны питерских элит, подмявших под себя Московию, против оскорбившего их Запада. А это, как говорили в ныне чуждой Москве Одессе, две большие разницы. И валдайское выступление Путина (именно все выступление с ответами на вопросы, а не только речь) является очень хорошей иллюстрацией этой гипотезы.

Владимир Пастухов, t.me