«Я уверен, что буду реабилитирован»

Сильное последнее слово лидера ОГП Николая Козлова.

В Минске 3 ноября осудили лидеров Объединенной гражданской партии. Председателя Николая Козлова приговорили к 2,5 годам колонии, Оксане Алексеевой дали полтора года, Антонине Ковалевой — год лишения свободы. Обвиняли их в участии в протестном марше 23 августа 2020 года. Правозащитный центр «Весна» публикует последнее слово политзаключенного Николая Козлова в суде.

«Для начала скажу, что, в принципе, это ожидаемо. Желание лишить людей свободы — это ожидаемо, это как раз в тренде, сейчас это модно. Выступило гопсударственное обвинение. Из его выступления я понял, что права граждан, которые гарантированы Конституцией, международным правом, обязательствами в области прав человека — у нас это не работает.

Я вчера говорил о том, что мне было интересно, мне было приятно в центре города посмотреть на людей, которые собрались неожиданно для меня так массово. И я там был, но сейчас не об этом.

С каким же интересом я наблюдал, как расследуется это дело. Вы наверняка знаете, и я упоминал об этом, что я 17 лет проработал в уголовном розыске и немножко представляю, как это все делается: розыск преступников, сбор доказательств и всего остального. Но это уголовное дело меня удивило.

То есть у нас исходное — это фотография, на которой я зафиксирован, это акт троллейбусного парка и расстановки транспорта. Далее идет какая-то странная логика, я бы сказал — нездоровая логика и бесконечный полет фантазии. Я не знаю, как объяснить довод, что «вы дошли в центр города», «а как вы шли назад?» Ну если я живу рядом с центром города, то я вынужден как-то идти, я не могу перелететь или переплыть. А раз я туда шел, то я в этом участвовал вполне осознанно. Ну примерно такая логика.

Вот остановлен транспорт. Кем остановлен — здесь адвокат обоснованно задавался вопросом. И обвинение на него не ответило: кто останавливал? с какой целью останавливал? Если люди пришли уже после остановки, может быть это дало повод, чтобы избавиться от толкучки и выйти на свободное место, которым являлась в том месте проезжая часть. Ведь это так просто. Но если задача стоит обязательно посадить в тюрьму, потому что нахождение людей противоречит какой-то революционной целесообразности, ведь это, по мнению кого-то там, какая-то там безопасность гопсударства — тогда появляются подобные дела, за которые стыдно.

Я уверен, что я буду реабилитирован. Я отсижу, ничего страшного. Все сидят, и я отсижу. И я знаю точно, что я буду реабилитирован, и я знаю точно, что вот такие дела будут поводом судебного разбирательства, я в этом уверен. Потому что в любом другом случае это будет несправедливо, будет незаконно ни по человеческим, ни по Божьим законам.

Я говорил много с кем, в том числе и с юристами, имеющими научные знания, мы обсуждали эту проблему. Она у всех вызывает скуку, никто не может объяснить с юридической точки зрения вот эту неполноценную логику и этот какой-то странный сбор доказательств, которые таковыми не являются. Вы мне говорите: «У вас был умысел». А я утверждаю, что у меня умысла не было.

Потому что, если бы у меня был умысел остановить транспорт, я бы нашел улицу, на которой ходит транспорт, и остановил бы. Но Минск большой, там не одна улица. Но нет. Мне говорят, что у меня было намерение идти вот ровно туда и там было остановлено. Вот я шел с таким намерением. Но почему вам не представить, что в это время на улице Орловской шли троллейбусы и, если бы я хотел остановить троллейбусы, то я бы вышел и остановил. Ну наверное, если бы мне пришла такая чудесная мысль безумная. Но нет, вот почему-то мы апеллируем такими фактами. Может быть есть хоть 10 процентов, которые касаются как-то, остальное, по-моему, набор макулатуры, простите меня, но я так воспринимаю.

Поэтому я не могу согласиться. Я хочу сказать, и теперь я говорю совершенно честно, я считаю, что дело возбуждено незаконно, я считаю, что я лишен свободы незаконно. В отношении меня совершается преступление.

Потому что если человека лишают свободы незаконно, значит в отношении него совершают преступление.

И мне это не нравится, и я надеюсь, что в конце концов профессиональные качества, человеческие качества возьмут верх и этому будет положен конец, потому что с этим невозможно мириться. При этом обращаю внимание, в этом суде прозвучало несколько ситуаций, которые, скажем, говорят о том, что в то время, когда мы эти вещи, я даже не знаю как это назвать, даже административно с большой натяжкой можно говорить об этом, сообщили о преступлении, которое происходит в ИВС, о пыточных условиях, об избиениях… Слушайте, ну никакой реакции у гопсударственного обвинителя. Вот вообще никакой. Вот мы возмущаемся, почему люди вышли на проезжую часть — и вовсе не обращаем внимания на то, что вокруг творится…

Очень сложно говорить о вещах, которые вызывают возмущение. Вот моя позиция. Я не знаю, о чем просить суд, потому что я знаю — с момента начала суда и с момента возбуждения уголовного дела, я знал, что это закончится лишением свободы, поэтому на этом я заканчиваю».