Дмитрий Финашин - о жажде жизни и удивительном спасении.
История нацгвардейца из Винницкой области Дмитра Финашина достойна того, чтобы попасть на страницы книги, или быть экранизированной после победы Украины. Выполняя боевое задание в Луганской области, военный попал в засаду московитов и был тяжело ранен, а его собратья убиты. Один, в серой зоне, без еды и оружия, с критической кровопотерей, утоляя жажду из болота, он выживал в течение двух суток и уже готовился к гибели. Однако нацгвардеец спасся чудом, хотя и потерял руку, но не потерял достоинство – указом президента Украины военный награжден высшим гопсударственным знаком «Герой Украины». О своем выживании, жажде жизни и невероятном спасении, Финашин рассказал в интервью «Апострофу».
– Дмитрий, ты был на фронте еще с 2017 года. Война тогда и война после 24 февраля, это разные войны?
– Абсолютно. Тогда ты попадаешь на фронт, а потом возвращаешься в мирные города, где войну воспринимают как непонятную ситуацию, контртеррористическую операцию. Но ведь война была серьезная: шли тяжелые бои, гибли люди. Но когда началась великая война, я понял, что все в мире относительно. До 24 февраля все события были подготовительным лагерем. Различаются средства и методы войны. Сейчас работает полный спектр вооружения, а тогда только минометы и изредка артиллерия.
– Ты занимался аэроразведкой, однако решил сменить военную профессию и стать снайпером. Почему?
- Из-за того, что от работы снайпера, как мне кажется, гораздо больший коэффициент полезного действия. К примеру, когда летаешь и выходишь на наблюдательную позицию, то видишь, как противник ведет огонь по нашим, а у меня нечем ответить, нет винтовки под рукой – я только фиксирую. Да и в целом работа снайпера – это довольно интересно.
– Это как в кино? Часами сидеть в засаде ради одного точного выстрела?
– Это не так круто, как звучит. Не так романтично. В кино это показывают пять минут, а реальности нужно сидеть в засаде часами. Зимой это вообще страшное – очень холодно. Как правило, ты можешь быть на позиции днями, а то и неделями, и ничего вообще не увидеть. Но это было еще на той войне – позиционной, ведь за эти 8 лет все так хорошо вкопались в землю, что кого-то увидеть это большая удача. Все хотят жить, никто не хочет погибнуть по глупости.
– Стать снайпером, это повысить свои шансы на гибель. Не было страшно?
– Ну я и так знал, что меня в любом случае не машина собьет. Но погибнуть на фронте это достойная смерть для мужчины.
– Сталкиваясь со «второй армией мира», что можешь о ней сказать?
- Это было огромное нашествие. Они брали исключительно количеством, но это количество не означало качество. Они равняли все с землей, затем заходили огромным количеством техники, которую сложно было чем-то перебить, ведь просто не было такого количества необходимого вооружения и противотанковых средств. Но я очень много видел, как они просто убегали. Убегали, потому что понимали, что смерть близка, а люди далеко не все к ней готовы. Они бросали технику, своих погибших, раненых и бежали с поля боя.
- Расскажи о том дне, когда получил ранения, а также о последующих событиях.
- 22 мая мы получили задачу «зачистить» «зеленку» в серой зоне вместе со 128-й бригадой. Мы подошли к лесу, который нужно было зачистить, если там будет противник, чтобы потом основные подразделения там закрепились. 23 мая с рассветом мы прошли этот лес, все было нормально, не нашли никаких следов пребывания противника. Но оставалась еще одна часть зеленки метров в 120 от места, где мы находились. Мы разделились на три группы и моя группа, 4 человека, как передовая, побежала в ту посадку, но там уже был противник, который нас ждал. Началось сражение. Мы поняли, что враг по численности нас превосходит, поэтому начали отступать, чтобы вернуться к нашим позициям. Но на тот момент нас взяли уже в полуокружение и насыпали с флангов и сзади.
Один парень из группы погиб сразу, другой получил ранения. Ну, и всего нас остается трое: один раненый и двое целых. Пшеница по колено, и нам нужно как-то выбираться. Мы оказали раненому первую помощь, и лежа через пшеницу поползли. А орки понимали что мы там, и они прошивали то поле из пулеметов. Мне прилетает в правую руку, пуля отрывает палец. Я наложил себе быстренько турникет. Выбираемся дальше, и пуля прилетает мне в шлем. Я отползаю от того места, где мне прилетело в голову, и следующая пуля прилетает в левую руку, перебивает кость, артерию, проходит под ключицей и выходит из тела. Повезло, что не задела легкие. Я чувствую, что истекаю кровью и очень сильно, ведь за считанные секунды силы покидают меня. Я говорю «Сократу» (позывной побратима Дмитрия — Прим.), единственному уцелевшему из группы, намотать мне турникет, потому что обе руки у меня уже не работали. Таким образом, у нас уже двое «трехсотых» и один целый. Мы вызвали эвакуацию и продолжили ползти, но из-за потери крови, обезвоживания время от времени я терял сознание. И в какой-то момент я открыл глаза… а уж никого рядом нет.
– А как же эвакуация?
– Я знал, что едет БТР, БМП, но они не смогли доехать, поскольку орки контролировали сектор. И ехать нет смысла. Класть людей и терять бронетехнику никто не будет. «Сократ» был единственный уцелевший. Он пополз искать выход, чтобы добраться к нашим, но орки его застрелили, сняли с него рацию и сказали, что всех «трехсотых» они добили, никого в живых не оставили. Поэтому наши уже знали, что все погибли, ведь из рации одного из наших уже говорят орки. Группа прикрытия унесла своих раненых и отступила. Так я остался один.
Понимая, что никого из наших рядом нет, я начал двигаться, выбираться, делать хотя бы что-нибудь. Попытался встать на ноги, но упал в обморок: много крови было потеряно и ее не хватало для питания мозга. Это было похоже на очень сильное алкогольное опьянение: зрение плохое, кружится голова. А в горизонтальном положении я еще мог более-менее действовать.
– Как именно действовать? Что делал?
– Во-первых, я думал, что нахожусь на позициях противника. Супер! Сейчас найдут меня и все до свидания. Я лег, закрыл глаза и подумал что все, буду умирать, ведь нет смысла уже бороться за что-то, мысли уже были чистыми… Тем более дикая усталость, страшная боль, турникет, жажда. Но потом подумал о семье: жене, родителях, что они не будут знать, где я пропал. В лучшем случае найдут меня орки, поиздеваются над телом и где-то в кустах будет только скелет лежать. Как-то не так я представлял себе свою гибель. Мне это не понравилось, и я решил, что все-таки постараюсь выжить. С трудом открыл глаза и начал двигаться прямо вперед, вглубь «зеленки». Тем временем наступила ночь, у меня начались галлюцинации. Казалось, вот ребята приехали, что я вижу их машину в конце «зеленки». Первую ночь я так ползал и грелся, было очень холодно. На вторую ночь вылез на местность в серой зоне, которая мне была знакома: мы здесь проходили. Тогда я понял, что еще можно бороться, можно как-то жить. Нашел тухлое болото с водой и наконец напился. Так в конце концов я выживал двое суток.
- Были тогда мысли, что в этой «зеленке» все и закончится?
- Конечно, я понимал, что могу там погибнуть, ведь состояние мое осложнялось, постоянно текла кровь из тела, там было выходное отверстие от пули, но остановить кровотечение я никак не мог, была постоянная кровопотеря. Кроме того, есть вообще ничего не было, держался только на воде. Честно говоря, я уже доходил и понимал, что дело идет к концу и третью ночь я уже не пережил бы.
– Как все-таки тебя нашли и спасли?
– Меня нашли львовские десантники из 80-й бригады. Это была чистая случайность. Они шли по своей задаче и я просто попался у них на пути.
– Как происходило дальнейшее лечение и реабилитация?
– Мне сразу сказали, что у меня не будет руки, но я это и так понимал, что мне ее ампутируют. Но я двое суток умирал, а тут меня нашли и я был максимально счастлив, а рука это такое дело.
– Страдал от фантомной боли? Многие потерявшие конечности военные говорят, что это настоящая большая проблема.
- Через месяц после операций все раны почти зажили, но фантомы действительно были очень жесткими. Ничего не помогало, никакое лекарство. И невозможно это побороть, оно постоянно болит. Как зубная боль, только гораздо сильнее. Морально это очень истощает. Но мне нашли специалистов, отправили в Киевский институт реабилитации и там я начал по разным протоколам работать с фантомными болями. К примеру, «холод-тепло». Тебе сначала нагревают место ранения, затем сразу охлаждают, затем снова нагревают. А еще вибротерапия, ультразвук и работа с психологом. Надо дать мозгу понять, что твоя рука на месте, почувствовать тот фантом, попытаться даже им как-то управлять. Тогда мозг поймет, что у тебя рука вроде бы на месте и не надо посылать в нее нервные импульсы.
– Ты получил звезду Героя Украины. Что значит для тебя эта награда? Что чувствуешь?
– Мне до сих пор сложно воспринимать эту информацию. Я до последнего не верил, что это возможно, ведь в моем понимании для такого звания нужно два полка орков сжечь. Это очень большая честь и моральная ответственность. Надо жить достойно.