История задержания после Марша на «Дзяды».
1 ноября 2020 года прошел Марш на Куропаты, после которого власти решили завести уголовные дела на всех задержанных участников мирных собраний. Несмотря на такую дополнительную угрозу, Марш состоялся, а задержанных протестующих действительно обвинили по ст. 342 Уголовного кодекса.
«Вясна» поговорила с одним из задержанных первого ноября об условиях, в которых он содержался, подробностях первых попытках уголовного преследования за участие в Марше за 2020 год, а также причинах отъезда из Беларуси. Из соображений безопасности правозащитники не разглашают его имя и фамилию.
Задержание
— Меня задержали, когда я уходил с Марша. Ко мне подбежали сзади, надели сзади связки и положили на пол в бусе. Нанесли несколько ударов дубинкой по ногам и ягодицам, нашли телефон, разблокировали «по лицу». Содержимое при мне просматривали уже в Центральном РУВД — изучали фотопленку, чаты с друзьями и родственниками, расспрашивали про фотографии. Вопросы казались цикличными, я слышал, как их же по списку задавали и другим задержанным: спрашивали, почему ходим на Марши, были уверены, что только чтобы попросить потом политическое убежище. Передо мной поставили камеру и, видимо, хотели, чтобы я извинился, но я говорил, что шел в направлении митинга пить чай к девушке, сожалею, что задержали.
Это был не первый месяц протестов, поэтому я понимал, что меня могут арестовать. Но в РУВД, где я провел около 4-5 часов, большинство задержанных не верили, что будет уголовка. Мы сидели там в большой комнате с одной дверью и сплошной скамейкой вдоль стены — около 50 человек. В целом люди чувствовали себя нормально, но у одного парня был разбит глаз. На выходе из автозака в РУВД силовик бил всех коленом в живот, а этот парень закрыл лицо руками, чтобы избежать удара, — тогда его стукнули коленом в лицо.
Как только мы приехали в Жодино, нас встречал коридор из омоновцев, которые били всех проходящих дубинками по ногам. Больше физическое насилие ко мне не применялось. В Жодино 12 человек сидели в камере, рассчитанной на шестерых. На кроватях не было матрасов, окна были зашторены железными занавесками — как будто специально, чтобы не было понятно, какое сейчас время суток. Поэтому же в камере постоянно был включен свет. Нам не давали спать более четырех часов: я приехал около двух ночи, а когда попытался заснуть, видимо, у силовиков закончилась смена, и они стали бить дубинками по прутьям.
Суд и отъезд
— Поэтому, когда меня вызвали на «суд», я не понимал, какое время суток, хотя судом это было сложно назвать.
После суток в Жодино меня вывели в соседнюю камеру, где находилась судья почему-то Крупского района — у нее заранее практически на всех уже были подписаны готовые вынесенные приговоры по ст. 23.34 КоАП. У всех моих сокамерников был один и тот же штраф — около 10 базовых. Весь «суд» продолжался 1,5-2 минуты. Женщина просто вписывала твою фамилию в готовый приговор. Еще в РУВД мне сказали, что я подозреваемый по ст. 342 УК, как и все задержанные в тот день, но ознакомиться с документами мне не дали.
Позже меня пытались вызвать еще по ст. 23.4 КоАП в суд Крупского района, но я не пошел. Позже мне прислали письмо странного содержания, что оно приостановлено, потому что стали рассматривать уголовное. Но фактически все три дела были за одно задержание. Телефон мне так и не вернули — сказали, это улика в уголовном деле.
После суда я хотел уехать, но получилось не сразу. В декабре 2020 года меня не пропустили через московитско-украинскую границу, потому что был запрещен выезд из Беларуси. Пару месяцев я провел в Московии: думал, будет проще выехать оттуда. Но потом вернулся в Минск и восемь месяцев жил с осознанием того, что меня могут задержать каждый день. В какой-то момент это ощущение становится фоновым, и ты перестаешь относиться к этому серьезно. Но когда силовики пришли за мной по фактическому месту проживания, я решил, что нужно уезжать и нелегально перешел беларусско-литовскую границу и подался на международную защиту в Польше.
Здесь у меня получилось найти работу в смежной с моей сферой специальностью. Я не жалею о том, что случилось. Даже если бы мне ничего не угрожало в Беларуси, мне было бы некомфортно находиться там сейчас, и я бы все равно уехал. Если ситуация в стране изменится, я бы хотел вернуться домой — по крайней мере, навестить близких.