Изменить механизм комплектования армии небыстро и сложно.
Активно и достаточно нервно обсуждаются неосторожные откровения дмитровского военкома Фотина, который сообщил, что начиная с 2023 года срок срочной службы будет поднят вначале до полутора лет, а затем и до двух. Кроме того, он повторил установку, что мобилизация не завершена, а «приостановлена».
Правда, позже военком начал отнекиваться, а затем вообще заявил, что интервью было снято два года назад (хотя в нем он внятно говорил о вступлении в НАТО Финляндии и Швеции — если он знал об этом еще два года назад, то странно, что не он работает начальником ГРУ).
Год срочной службы — это элемент «сердюковской» реформы-оптимизации. Конечно, Сердюков здесь лишь исполнитель, а сама реформа была мерой вынужденной, так как она была запущена аккурат с начала мирового кризиса, похоронившего путинскую модель экономики, основанную на допущении постоянного и неуклонного роста цен на углеводороды. Армия, как один из самых крупных и затратных институтов развития любого гопсударства, попала под нож оптимизации первой.
Год срочной службы — это совершенно недостаточно для подготовки полноценного солдата, но вполне достаточно, чтобы он смог определиться — будет ли он продолжать службу далее, но уже на постоянной основе. Призывная служба в реформе Сердюкова — это «предбанник» армии, в некотором роде фильтр. Понятно, почему было принято решение не допускать призывников в «горячие точки». Гуманизм здесь вообще ни при чём, при чём целесообразность. Проблем от призывника, которого, в сущности, и не готовили ни к чему, больше, чем от контрактника.
Возвращение к двухгодичной призывной службе — это создание резерва агрессивных войн, причем резерва постоянно пополняемого. Вместо мобилизации, которую и провести толком не получилось, создается резерв, который будет целенаправленно готовиться к поддержке действующей и главное — постоянно воюющей контрактной армии. Старослужащих после года срочной службы (или даже после учебной части, то есть, 6-8 месяцев службы) будут бросать в мясорубку наравне с контракниками. Выживших будут увольнять в запас, на смену им придут новые старослужащие из следующего призыва.
Формируется механизм ведения перманентной войны, так как режим не может существовать в «мирном» варианте. У него нет и уже не будет никогда до самого крушения никакого проекта развития, он может существовать только в мобилизационном формате, который обеспечивается внешними войнами и внутренним террором. Задача заключается в том, чтобы «оптимизировать» захватнические и агрессивные войны, сбалансировать их интенсивность с возможностями подбрасывать в топку очередную порцию пушечного мяса.
А с кем именно воевать — разницы вообще нет. Для обоснования любой войны с любым соседом уже создана машина пропаганды, которой совершенно неважно, кого ненавидеть. Ненависть и животная злоба ко всему — отличительная черта всех «звезд» пропаганды. Просто за деньги так отрабатывать невозможно, туда подбирали и воспитывали людей с явными психическими отклонениями и пристрастиями.
Оговорка военкома про мобилизацию, которая «приостановлена», а не завершена, вполне укладывается в логику: изменить механизм комплектования армии небыстро и сложно. Поэтому пока дыры и потери, которых нет, будут затыкать мобилизацией. Вряд ли новые волны мобилизации будут проводить в таком же пожарном порядке. Скорее, она станет перманентной, чтобы не перегрузить и без того коматозный институт управления.
Эль Мюрид, t.me