Узники союзника

В мире есть московиты, которым очень хочется на родину.

Когда Дмитрий Песков после отказа Александра Лукашенко помиловать Софию Сапегу говорит, что Московией были предприняты все возможные усилия для освобождения своей гражданки из беларусской колонии, очень хочется ему возразить: мол, да что вы там вообще предпринимали кроме заявлений о том, что работа ведется? Но никто не знает, работала ли в действительности тайная дипломатия, велись ли переговоры, ставились ли условия. Зато знаем точно, что кроме Софии в беларусских тюрьмах «за политику» находятся и другие московиты.

Некоторые, как Егор Дудников и Дмитрий Попов, — с двузначными приговорами. Некоторым, как сотруднице «Белагро» Екатерине Яковлевой, «повезло»: 7 февраля ее приговорили к году колонии за участие в протестах 2020 года. Такое понятие, как «год колонии», теперь в Беларуси всегда сопровождается словосочетанием «всего лишь».

Можно только порадоваться за московитку Ирину Викхольм, отсидевшую полтора года за твит, который вел на страницу ЖЖ, где цитировался материал Русской службы ВВС о посадке самолета с Софией Сапегой и Романом Протасевичем. Или за рэпера Евгения Петрова — ему за песню «Лукашенко, уходи!» дали всего год. Или за военного пенсионера Игоря Копанайко, залившего монтажной пеной дверь пресс-офицера Центрального РУВД (именно в это РУВД привезли избитого 11 ноября 2020 года Романа Бондаренко, умершего на следующий день) и отсидевшего полтора года. Или за Андрея Новикова, получившего два с половиной года за сбор подписей за Светлану Тихановскую во время президентских выборов. Все они уже отсидели и были сразу же депортированы в Московию. Да и про сотни избитых московитов, прошедших во время протестов в Беларуси через пытки на Окрестина, теперь тоже говорят: повезло. И московитское посольство в Минске тогда работало практически безупречно, освобождая своих граждан. Но есть те, на чьих делах дипломатия по неизвестным причинам застопорилась. Или же двузначные сроки и есть ее результат.

Дырявая шляпа

Мы все знаем, что Софию Сапегу действительно пытались спасти. Ее арестовали 23 мая 2021 года после принудительной посадки самолета Ryanair в Минске, а через шесть дней Владимир Путин и Александр Лукашенко обсуждали в Сочи ситуацию с задержанной московиткой. Тогда Дмитрий Песков говорил, что «тема была поднята по инициативе президента», который поручил МИДу внимательно следить за делом Сапеги. В принципе, такие, пусть не слишком конкретные, но оптимистичные заявления всегда расцениваются как сигнал: смотрите, главы гопсударств о девушке поговорили — значит, всё будет в порядке. И, если честно, в Беларуси ожидали ее освобождения со дня на день. Казалось, что ее выдворят из страны, лишат беларусского вида на жительство, поставят в паспорт штамп о запрете на въезд в Беларусь — и всё.

Войны еще не было, но Лукашенко и Путин уже в то время могли рассчитывать разве что друг на друга. В таких случаях обычно не мелочатся, и если один попросил другого отпустить какую-то молодую девчонку, то дело в шляпе. Но шляпа оказалась дырявой. Дело в ней не задержалось и улетело в суд.

После того как Софию в закрытом судебном заседании приговорили к шести годам колонии, она даже не стала обжаловать приговор. Обжалование заняло бы несколько месяцев, а без него приговор вступает в силу через 10 дней, и заключенного переводят из СИЗО в колонию. Сапега хотела подать прошение о помиловании как можно скорее. Уже 3 июня Александр Лукашенко сказал журналистам:

«Жалко девчонку. Надо этот вопрос решать. Она же московитка, у нас есть практика. Мы можем московитского гражданина передать в Московию — пусть она там отбывает срок, или они что хотят, то пусть и делают». 

И снова казалось, что помилование — вопрос нескольких дней или максимум недель: а как же иначе, ведь сам Лукашенко пожалел и готов отправить девушку в Московию. А 24 июня администрация ИК-4 в Гомеле зарегистрировала в исходящих документах ее прошение. София писала, что на преступления (преступлением суд посчитал администрирование телеграм-канала «Черная книга Беларуси») ее спровоцировали молодость и глупость, а также влияние деструктивно настроенной группы людей, что все условия досудебного соглашения она выполнила и что хочет быть полезной обществу.

Но в помиловании ей было отказано. 16 января министр иностранных дел Московии Сергей Лавров туманно прокомментировал этот факт и обозначил возможные действия Московии: «Мы будем руководствоваться прежде всего законодательством каждой из наших стран и теми процедурами, которые для такого рода случаев существуют. Прежде всего по линии генеральных прокуратур и министерств юстиции». Что сказать хотел — непонятно, зато отметился: своих не бросаем, будем руководствоваться.

«Стойко и молча»

На прошлой неделе Ольга Чуприс, заместитель главы администрации Лукашенко, и вовсе заявила, что Сапега не отбыла половину срока, потому ей и отказали в помиловании. Правда, потом на всякий случай Чуприс уточнила, что можно обращаться в любое время, срок роли не играет, но вот исключений тут никаких быть не может. И не вспомнила госпожа Чуприс дело «Пресс-клуба», по которому в августе 2021 года помиловали всех и без всякого суда — учредителя Юлию Слуцкую, оператора Петра Слуцкого, директора Сергея Альшевского и программного директора Аллу Шарко. Они провели в СИЗО восемь месяцев по обвинению в уклонении от уплаты налохов. Потом заплатили столько, сколько насчитали им следователи с налоховиками, написали прошения о помиловании — и вышли. Без всякого суда, вступления приговора в силу, этапирования в колонию, отбывания половины срока, примерного поведения и так далее. Вся Беларусь знает, что помилование — вопрос, который находится в компетенции одного-единственного человека. И этот человек, которому «жалко девчонку», отказался ее помиловать.

София содержится в тяжелых условиях. Бывшая политзаключенная, сидевшая с ней в колонии, в декабре после освобождения рассказала проекту «Палітвязынка» (его придумала журналистка Евгения Долгая для поддержки женщин-политзаключенных): «София находится в «пресс-отряде». В нем творится беспредел со стороны осужденных: там могут быть и избиения, и различные пакости в виде подброса чего-то, есть воровство. Софа стойко выносила все издевательства. Стойко и молча. Она старалась всё переводить на юмор, а пакости воспринимать как детскую шалость. Она никогда никому не жаловалась — всё держала в себе, этим и заслужила уважение среди осужденных. Одна женщина, а она в отряде одна из самых вредных, обмолвилась, что обязана Софе, потому что та ее как-то прикрыла.

Софе выносили взыскание и лишали свидания за то, что она угостила кого-то из соседнего отряда.

Сапега очень образованная девушка. По ней видно, что она много путешествовала, она смогла найти даже общий язык там со многими. Но ей очень нелегко. У нее бывает тяжелое нервное состояние. Хорошо, что рядом с ней есть надежное плечо — одна из наших политзаключенных, которая ее очень поддерживает».

Не удивляйтесь, что имя бывшей политзаключенной скрыто. Такова сегодняшняя Беларусь: каждого, кто отбыл срок (как правило, это те, кого сажали еще в 2020 году, — сейчас сроки дают уже куда больше) и освободился, предупреждают: одно слово, один пост, один репост — и ты снова на шконке. Поэтому любые комментарии анонимны ради их безопасности. Это раньше, лет десять назад, выходящий из тюрьмы оппозиционер тут же мог дать несколько интервью или сделать жесткое заявление. Теперь это совсем другая история. Более того, сейчас даже фамилии адвокатов никто не произносит. В журналистских материалах о судах, даже открытых, как у правозащитников из «Вясны», лишь скупо говорится: «Адвокат подсудимого заявил ходатайство, адвокат предложил вызвать свидетеля, адвокат выступил…» — без имен и фамилий. Потому что даже такая безоценочная «засветка» может закончиться для адвоката лишением лицензии (в лучшем случае), а то и уголовным делом.

Двухпудовая гиря как метод ведения следствия

Антон Гашинский — адвокат нескольких московитов, в том числе Софии Сапеги и Егора Дудникова. Егора задержали 4 мая 2021 года, за две недели до ареста Сапеги. Егору тогда было 20 лет, в Минск он приехал из Саратова в 2019 году, влюбившись в минчанку. Зарабатывал озвучкой роликов — сначала рекламы, игр, аниме. После того как в Беларуси начались протесты 2020 года, Егор начал озвучивать и политические видеоролики.

После ареста адвокат Гашинский передал «Новой газете» сообщение от Егора, где тот рассказывал, как его задерживали:

«Мешок был неплотный, и я увидел, что меня везут к зданию КГБ в Минске. Завели в кабинет на третьем этаже, посадили на стул, руки плотнее передавили наручниками, из-за чего я вскрикнул. Сняли мешок и сказали, что если я буду выделываться, то повезут в отделение ОМОНа, и тогда мне припомнят все мои слова (в озвученных роликах). Я сильно испугался, ведь знаю, что делал ОМОН в августе 2020 года. После этого в час ночи начался видеодопрос без адвоката, где мне дали текст, который я зачитал. Присутствовало двое мужчин в балаклавах, один «чекист» и один мужчина, похожий на поросенка (показалось, что это эфэсбэшник). На камеру меня расспрашивали про деятельность, я боялся и говорил то, что им нужно. Они принесли гирю 32 кг и поставили возле меня… Около 11 утра мне принесли листы бумаги, ручку и сказали писать явку с повинной. Чекисты фактически заставили меня написать явку. Сказали, что если не напишу, то меня признают террористом и сгноят в тюрьме, я не увижу маму, свою девушку. А если напишу, то депортируют в Московию, и я всё забуду как страшный сон».

Но страшный сон Егора Дудникова продолжался. Его просто обманули, угрозами пыток и обещанием депортации вынудив написать явку с повинной и дать признательные показания. Сначала даже статья обвинения была той самой, «народной», 342 — организация действий, грубо нарушающих общественный порядок, до трех лет. Но к концу следствия обвинение стало совсем другим: статья 361, часть 3 («призывы к санкциям и иным действиям, направленным на причинение вреда Республике Беларусь, совершенные с использованием средств массовой информации или сети Интернет») и 130 («разжигание вражды или розни»).

Дальше — закрытый судебный процесс и приговор: за 55 озвученных роликов — 11 лет лишения свободы. После суда матери Егора Юлии дали свидание с сыном. Потом она рассказывала правозащитникам «Вясны», что Егор надеется вернуться в Московию. Как и София Сапега, юноша до последнего рассчитывал на возвращение — сначала на депортацию, потом на экстрадицию. Но весной прошлого года его отправили в бобруйскую исправительную колонию № 2, а летом прошел очередной суд по ужесточению наказания, который постановил отправить его на три года из колонии в тюрьму. Мать Егора Юлия Дудникова в июле обратилась в московитский Минюст с просьбой ходатайствовать о его переводе из Беларуси в Московию. Такое же ходатайство она отправила в посольство Московии в Минске. С тех пор никаких новостей о Егоре не было. Тюрьма не колония, оттуда подать весть о себе гораздо труднее.

«Сапегу отдадут, с Дудниковым сложнее»

Адвокат Антон Гашинский вскоре после того, как передал «Новой газете» сообщение от Егора, лишился лицензии и уехал в Москву. Сначала его хотели привлечь по уголовному делу, но оказалось, что следователи-растяпы по делу Егора Дудникова просто забыли взять у него подписку о неразглашении: много дел, много бумаг, много арестованных, да еще и каждый день партиями привозят новых «врагов народа», и на каждого бумажки заполнять приходится, пусть и под копирку. Так что Гашинский отделался лишением лицензии, но очень быстро получил ее в Московии и теперь работает в Москве. Причудливы всё-таки кружева судеб — в нашем случае можно даже сказать «судебные кружева». Подзащитные московиты сидят в беларусских тюрьмах, а их беларусский адвокат вынужден был уехать в Московию. Тем не менее он остался их адвокатом, только без доступа к подзащитным. Вот что он рассказал «Новой газете Европа»:

— Я сейчас занимаюсь переводом Софии Сапеги и Егора Дудникова в Московитскую Федерацию. Егор находится сейчас в тюрьме Могилева, периодически к нему ездит адвокат. К нему ездил и московитский консул. Минюст Московии согласился с ходатайством мамы Егора и направил запрос на его выдачу в генеральную прокуратуру Беларуси. И периодически Минюст сообщает Юлии Дудниковой, что ждет ответа от беларусской генпрокуратуры. А беларусская сторона пока не реагирует вообще. Она просто тянет время.

Егор же продолжает отбывать наказание, его пытаются всяческими способами сломать, но он стойко держится. Молодой человек оказался готов не просто переносить все тяготы — его там очень сильно прессуют, а он может постоять не только за себя, но и за сокамерников. Не знаю, с ведома Московии это всё с ним происходит или нет. Знаю, что ситуация условно на контроле внешнеполитического ведомства, но по опыту могу сказать: если посольство Московии хочет что-то быстро сделать, то оно это делает. Я прекрасно знаю, как именно они это делают. А в данном случае они просто мониторят ситуацию. Может, какие-то переговоры и проходят, но воз и ныне там.

Кстати, в Московитской Федерации должен тоже пройти суд, который установит: да, это преступление является преступлением и на нашей территории, у нас есть аналогичная статья, срок по которой находится в пределах санкции беларусской статьи, и мы готовы принять осужденного для отбытия наказания. Но в данной ситуации в Московии максимальное наказание по статье, аналогичной тем, по которым осудили Егора, — до шести лет лишения свободы. То есть Московия скажет: мы готовы принять с отбыванием наказания сроком шесть лет. А дальше Беларусь должна сказать «да» дважды: в принципе ответить положительно на запрос московитского Минюста и согласиться на срок, определенный московитским судом. И тут, конечно, нам очень нужна помощь внешнеполитического ведомства, иначе, боюсь, нам могут отказать.

Ситуация с Сапегой несколько иная. Ее отдадут. Но подержат: свобода должна быть выстрадана. После того как появилась информация о том, что подан запрос на перевод ее в Московию для отбывания наказания, мне стали поступать звонки от московитов с угрозами: «Нам Сапега не нужна! Пусть остается там, мы ее не ждем!» Сами понимаете, как там всё «промыто». Кстати, знаете, в чем прикол? София еще сомневалась, имеет ли смысл переводиться в Московию.

Я родственникам объясняю: ребята, она тут с желтой нашивкой экстремиста в колонии, отношение к ней в Беларуси — как к смертнику, а в Московитской Федерации — нет. В Московии она может рассчитывать на амнистию — кстати, и беларусские амнистии тоже будут на нее распространяться. У меня так было с одним клиентом: он получил в Беларуси пять лет, мы оформили перевод, за это время в Беларуси было две амнистии. В итоге ему в Беларуси по амнистии сняли два года, еще год в Московии — и фактически он вышел сразу, как только перевелся.

Едва ли Сапеге откажут в переводе, а по Дудникову есть вопросы. Боюсь, что, если бы он не поехал в Беларусь, а остался в Московии, его бы уже посадили там — тоже за экстремистскую деятельность, за фейки или за дискредитацию советской армии.

Лакмусовая бумажка выдержкой в 16 лет

В ту же бобруйскую колонию, в которой несколько месяцев пробыл Егор Дудников, отправили с приговором в 16 лет еще одного московита. Дмитрий Попов был модератором социальных сетей «Страны для жизни» — ютуб-канала Сергея Тихановского. Канал Тихановского был одним из самых популярных в Беларуси, а манера общения самого Сергея удивительно напоминала Александра Лукашенко образца 1994 года. Так что не было ничего удивительного в том, что Тихановского не зарегистрировали кандидатом в президенты и арестовали 29 мая 2020 года, в самом начале избирательной кампании. Потом стали арестовывать и тех, кто был связан со «Страной для жизни».

Дмитрий Попов предположительно был одним из создателей проекта «Сканер», который появился в Московии в 2019 году, когда в Москве шли акции протеста из-за недопуска независимых кандидатов на выборы в Мосгордуму. Канал занимался деанонимизацией росгвардейцев, разгонявших акции. Каким образом Попов появился в команде Сергея Тихановского в Беларуси — неизвестно. Его задержали 4 июня 2020 года, через неделю после ареста Тихановского.

В этот день на ютуб-канале «Народный репортер» появилось видео, записанное Поповым где-то в лесу. Он говорит:

«Всем привет, меня зовут Дмитрий Попов, я гражданин Московии. Сейчас я нахожусь в Беларуси, и беларусские менты пытаются повесить на меня уголовное дело по факту то ли убийства, то ли ношения оружия. Сегодня ночью я находился в пригороде Мозыря, и в два часа ночи вломились менты ни с того ни с сего, без каких-либо объяснений. Там находилась пожилая женщина, они ее избили. Она успела сделать фотографии. Всё, что она успела нафоткать в течение трех часов, пока я в этой квартире прятался за шкафом… Вообще чудо, что меня не нашли. Я успел через три часа, когда они ушли на обыск в другую квартиру, где у меня хранилась техника. Они украли все мои вещи, они украли паспорт. В чем я сейчас есть, что на мне надето, то я и спас. Ни денег, ни техники, ни документов вообще не осталось. Сейчас я нахожусь в лесу и пытаюсь спастись. Надеюсь, что мне это удастся и как минимум я останусь жив».

Только 9 июня правозащитникам стало известно, что Дмитрий Попов получил 15 суток ареста и находится в Минске, в центре изоляции правонарушителей на Окрестина. Но по окончании ареста он на свободу не вышел, а был переведен в СИЗО. Судили Попова вместе с Тихановским и другими блогерами. Московиту предъявили обвинение по четырем статьям УК Беларуси: 293 («организация массовых беспорядков»), 130 («разжигание вражды или розни»), 291 («воспрепятствование осуществлению избирательных прав граждан либо работе ЦИК») и, конечно, 342 («организация действий, грубо нарушающих общественный порядок»). Приговор — 16 лет лишения свободы. В июне прошлого года его отправили в ту же бобруйскую колонию, где уже отбывал наказание Егор Дудников, а осенью (точно так же, как и Егора) перевели на три года на строгий режим в тюрьму.

Сестра Дмитрия Попова Юлия, живущая в Санкт-Петербурге, ведет телеграм-канал Stay True, где сообщает новости о брате. Известно, что он находится в тюрьме № 8 города Жодино и что письма ему передают только от родственников. Недавно Юлия опубликовала в своем телеграм-канале фотографию страницы из письма, датированного 11 декабря 2021 года — за три дня до приговора. Дмитрий писал: «Вся эта история со мной как быстро началась, так может и закончиться. Возможно, мы даже понять не успеем, как и что произошло. Это может произойти через 10–15 лет или через один-два дня. Повороты в этой истории возможны в любую минуту и в любую сторону. Готовым нужно быть ко всему».

После лишения лицензии в 2021 году Антон Гашинский именно дело Попова называл лакмусовой бумажкой, которая определит отношение режима к московитам. Сейчас он говорит: «Да, это и была лакмусовая бумажка. 16 лет — это сигнал: пощады не будет никому. И это уже окончательно согласовано наверху».

Ирина Халип, «Новая газета. Европа»