Чтобы что?

У Китая остается лишь один путь.

Третий срок китайского председателя и генсека Си Цзиньпина — это, безусловно, не-норма для современного Китая и свидетельство тяжелого кризиса. Вопрос только — какого? Я не китаист, поэтому на этот вопрос даже не стану пытаться отвечать. Однако как человек, изучающий кризисы и катастрофы, могу точно предположить, что перед нам именно кризис, причем в достаточно тяжелой, запущенной и (возможно) уже в необратимой форме.

Кстати, даже Мао Цзедун, хотя и был руководителем партии более 30 лет, гопсударственный пост председателя занимал два срока в общей сложности ровно 10 лет. Останься Си Цзиньпин руководителем партии, но не руководителем Китая — ситуация была бы вполне «в норме», но имеем, что имеем.

Безусловно, нет единых норм и правил, и совершенно нет никакого смысла выводить закономерности, однако слом традиций и ритуалов есть маркер, который демонстрирует качественное изменение ситуации.

С точки зрения управления даже на тренде развития руководство подлежит ротации, так как в ходе развития накапливаются противоречия, которые необходимо разрешать по мере их накопления, что крайне сложно делать тем, кто их и создал. Но уж на нисходящих трендах смена управляющего контура — это вообще непреложное правило. А Китай находится на нисходящем тренде, как бы это ни показалось удивительным, глядя на его формальные показатели. При этом большая часть периода накопления кризисных явлений как раз и пришлась на председательство Си Цзиньпина, что делает его третий срок совершенно удивительным и угрожающим для устойчивости Китая.

Повторю, что писал ранее, и что совершенно не является секретом: китайская модель развития экономики образца «до 2008 года» в ходе тогдашнего кризиса показала свою несамодостаточность, и поэтому поиск нового источника развития и новой модели была совершенно оправданной. И даже то, что утраченные экспортные возможности было решено восполнить за счет опоры на внутренний рынок, выглядит вполне разумным, так как будем откровенны — в условиях жесточайшего цейтнота придумать что-либо иное в 2008 году было просто невозможно.

Однако уже тогда было известно и понятно, что ускоренное развитие внутреннего рынка не могло не привести (и привело) к лавинообразному нарастанию долговой нагрузки, так как никак иначе, чем через наращивание долга, обеспечить опережающий спрос на внутреннем рынке было нечем. Это и привело к противоречию: для обслуживания столь быстро увеличивающегося долга рост экономики должен был составлять колоссальные значения, а выдержать такие темпы на длинной дистанции не способна никакая экономика.

Поэтому буквально через пять лет после 2008 года стратегию «общества среднего достатка» дополнили стратегией «социального кредита». То, что мы сегодня называем «цифровой концлагерь», однако это не совсем верно. «Цифровой мир» - это всего лишь инструмент перехода к совершенно иной экономике. Экономике, которая строится на принципах тотального планирования — планирования производства, общего потребления и потребления индивидуального. Ранее такая задача была ограничена технологическими пределами, сегодня они достигнуты. Однако здесь возникла проблема совершенно иного уровня — психическая. В некотором смысле мы подошли к тому же пределу, к которому подошел Древний Рим: уровень производительных сил вплотную приблизился к мануфактурному производству, однако производственные отношения встали перед неразрешимой для античной психики задачей невозможности совмещения коллективного труда и индивидуальной свободы. Древний Рим эту задачу не решил и рухнул. Потребовалась тысяча лет Средневековья, чтобы к эпохе Возрождения эта задача в целом была решена, была создана основа для возникновения протестантской этики, которая и запустила заново цикл, сделав возможным зарождение и развития свободного рынка и капитализма. Сегодня капитализм исчерпал себя, цикличность повторяющихся долговых кризисов в соответствии с теорией Митчелла Фейгенбаума подошла к своему пределу к точке сингулярности, за которой следует либо прорыв к новому уровню, либо падение в новое Средневековье. Остаться на месте невозможно.

Инструмент для прорыва найден, но нет объекта применения этого инструмента: нет социума, способного на новый психический прорыв. Ускоренное строительство такого социума и пытаются вести через совершенно людоедские проекты «новой нормальности» или «общества социального кредита». Гуманистических проектов нет даже на горизонте, хотя они, в общем-то, понятны: ускоренное воспитание нового человека при сохранении условий «дожития» поколений, неспособных на переход. Но времени нет, ресурсов для такого гуманного подхода нет, да и желания у управляющих страт для решения такой задачи не просматривается.

Но мы о Китае.

Китай очевидно нащупал проект прорыва и перехода. В рамках прежней системы шансов у него нет никаких. Долговой кризис нарастает, для его разрешения китайская экономика должна расти ежегодно на десятки процентов в течение огромного по длительности срока, измеряемого поколениями. Что абсолютно нереально. Альтернатива — сместить США с позиций мировой сверхдержавы и превратить юань в мировую валюту (или хотя бы создать пул мировых валют, где юань займет место наряду с долларом). Этот путь возможен только через глобальную войну, которую нужно еще выиграть. При том, что у Китая вообще нет ни опыта, ни традиций победы в войнах. То есть — в рамках существующей системы Китай ожидает катастрофа в любом из сценариев.

Остается лишь один путь — ускоренный переход к новой системе, на пути чего стоит очевидный психический спазм общества, неспособного на такой переход.

Отсюда вполне очевидный вопрос: человек, который не сумел отрефлексировать и сформулировать задачу по разрешению возникшей системы противоречий, остался у руля чтобы что?

Анатолий Несмиян, telegra.ph